Знаете, как сесть в самолет, если вы — инвалид-колясочник?

Я вот тоже раньше не знал. Вплоть до того момента, как попал в плен к сирийским террористам.

Где со мной делали такое, что теперь отличаюсь от Хокинга лишь тем, что могу двигать руками.

Пять лет в СВР по направлению политической разведки. Десять — в военной, в составе тактической группы.

И все зря.

О службе пришлось забыть и в неполные тридцать восемь выйти на пенсию.

Погоревав о загубленной карьере, нашел себя на новом поприще — детской литературе.

Довольно странный выбор — бывший вояка, мастер рукопашного боя, отличник стрелковой подготовки и опытный шпион, а тут — сказки.

Но у меня получалось, и получалось неплохо.

И всего три года спустя меня пригласили в Нью-Йорк — подписать контракт на перевод и публикацию в США.

Но я даже представить не мог, какими приключениями обернется рутинная деловая поездка.

А если бы и знал… все равно бы полетел.

Что ж, теперь вернемся к первому вопросу.

Чтобы попасть на борт, пришлось заранее предупредить компанию, где покупал билет.

Семьи у меня нет — какая семья с такой работой, а друзья на боевых заданиях.

Да и не общались мы почти после освобождения.

У них прежняя жизнь, у меня — новая, и лишний раз с ней лучше не пересекаться.

Что поделать — секретность.

Поэтому в аэропорту встретил специальный служащий и после регистрации проводил в амбулифт.

Это такой кузов с подъемником и мостком для перевозки лежачих больных… ну, или трупов.

Я первым вкатился в салон, чтобы никому не мешать, и у самого входа меня узнала стюардесса.

— Захар Титов? — женщина — примерно моя ровесница — прижала ладони к груди. — Это правда вы?

— Это я, — радушно улыбнулся, хотя все еще не мог привыкнуть к тому, что часто узнают на улицах.

Ведь на службе это было недопустимо, а теперь приходилось заново осваиваться в совершенно новом и чуждом гражданском мире.

— Вот это да! Мой сын без ума от ваших книг. Можно с вами сфотографироваться?

— Извините… лучше автограф.

— Ах да… — поклонница с пониманием подмигнула. — Вот же забавно — такие милые и душевные истории получаются. Никакой жестокости, убийств, драк. Я все думала, почему человек ваших занятий пишет детские сказки?

— Потому, что писать о моих занятиях — это предательство родины. А я занимался именно тем, что избавлялся от ее врагов.

Стюардесса изменилась в лице. Я же подмигнул в ответ и шепнул:

— Шутка.

Полет занял восемь часов, и когда лайнер лег на эшелон, я не удержался и заснул под мерный гул турбин.

Снова снились цепи и подземелья.

Клетки размером с собачью будку, куда заталкивали ногами, иначе не поместишься.

Голод, холод, сырость и бесконечные побои, которые заканчивались лишь тогда, когда я терял сознание.

И не ради секретных данных, а просто ради удовольствия и публикации видео в даркнете.

Очнувшись, протер глаза.

Если не ошибся (а в расчетах ошибаюсь редко), с минуты на минуты объявят посадку.

Но пока еще салон напоминал ночной автобус — приглушенный свет, все спят, легонько покачивает.

И только один человек с длинными курчавыми волосами поднялся и зашагал в сторону туалета.

Чтобы не тревожить лишний раз стюардессу, обратился к нему по-английски:

— Извините. Не могли бы принести воды?

Пассажир обернулся — ухоженная борода, смуглое лицо и скошенный набок нос.

До встречи с моим кулаком парень мог им гордиться — изысканный греческий профиль, хоть статую ваяй.

Я узнал его — один из тех, кто больше года терзал мои тело и душу.

Он тоже узнал меня, и со всех ног бросился к туалету, придерживая вздувшийся живот.

— Тревога! — заорал не своим голосом. — На борту бомба!

Люди зашевелились, кто-то в испуге вскочил и завертел головой.

Я попытался броситься в погоню, но задел соседнее кресло и рухнул на пол. На миг словно забыл, во что превратился теперь.

И все равно пополз, сдирая ногти, под крики и вой, прекрасно понимая, что все уже предрешено.

Ну, хотя бы умру не во сне, и загляну в глаза смерти, что так давно гонялась за мной по всему миру.

От грохота я мгновенно оглох. Ослепительная вспышка ударила по глазам, все вокруг окутало адское пламя.

Все, кроме меня.

Меня же окутал полупрозрачный мерцающий кокон, и в нем, точно в спасательной капсуле, я устремился вниз — к мрачным водам Атлантического океана.

Рядом со мной падали тела — изуродованные, обожженные, растерзанные.

Были среди них и те, кто почти не пострадал от огня, и тут я заметил первую странность.

Пассажиры выглядели так, словно летели со съемок исторического фильма, причем прямо в костюмах.

Мужчины — в деловых тройках, женщины — в роскошных старомодных платьях.

Да и сам город выглядел иначе — особенно с высоты.

И когда воздушный поток перевернул мой пузырь, я увидел над собой пылающий корпус дирижабля, медленно оседающего к воде.

Однако самым удивительным было не это. А то, что я свободно двигал ногами, а в иссохшие мышцы вновь вернулась уже забытая сила.

Я снова мог ходить…

Снова мог ходить!

При ударе об воду кокон лопнул, и меня окутал холод, от которого чуть не стало сердце.

Я ухнул метров на пять в ледяную глубину, хотя от падения с такой высоты меня должно было расплющить, точно о бетон.

Но я не только выжил, но и спокойно всплыл, работая руками и ногами. Невероятное ощущение — ради него можно вытерпеть любые лишения.

До берега оставалось метров сто. Я бы справился и сам, как вдруг позади раздался лязг, грохот и невообразимое шипение, словно великан-кузнец опустил в бадью исполинский раскаленный добела меч.

На самом деле то упал дирижабль, и поднятая им волна подхватила и донесла до самой пристани, где столпились зеваки все в тех же старомодных костюмах и платьях.

— Он жив! — закричал кто-то. — Смотрите, он жив!

Меня обступили люди. Едва почувствовав твердую землю, я отключился от перенапряжения — и телесного, и душевного, и какого-то еще — неведомого, странного, ранее не ощущаемого.

Не знаю точно, что это за мистическое волнение, но уверен в одном — оно неразрывно связано с тем самым пузырем, что уберег от неминуемой гибели. Главное — я в безопасности. А теперь можно отдохнуть.

— Братишка! Братик! — разбудил меня встревоженный женский голосок. — Ты живой?

Разлепив веки, обнаружил себя на кровати в богато обставленной просторной комнате.

У изголовья на коленях стояла прелестная рыжеволосая девушка лет восемнадцати в красивом красном платье.

Наверное, такие одежды носила Айседора Дункан на свиданиях с Есениным. Интересно, какой сейчас год?

Как профессиональный писатель я, конечно же, знал о попаданцах.

И даже почитывал кое-что из-под пера коллег по опасному ремеслу — отставных и действующих силовиков.

Поэтому не стал включать дурачка и удивляться происходящему с раззявленным ртом.

В конце концов, мне почти сорок, в прошломразведчик, и моя первоочередная задача — собрать побольше информации и не раскрыться раньше времени.

Ведь по большому счету, это очередная операция по внедрению, только вместо маскировки я буквально переоделся в чужое тело.

А если вдруг начну тупить и путаться в показаниях — всегда можно сослаться на амнезию.

Все же странно требовать ясного рассудка от человека, выжившего после взрыва дирижабля.

— Конечно же он жив, Афина, — сказала горничная в строгом черном платье, белом переднике и чепце на скрученной в бублик русой косе.

Несмотря на средний возраст, выглядела эта мадам весьма горячо, а в голубых глазах таилась исконно женская мудрость. В общем, женился бы без раздумий.

— Братик, скажи что-нибудь! — рыжая красотка размазала слезы по щекам.

— Я в порядке, Афина, — голос звучал высоко и чисто — полная противоположность старому.