Один из рабочих только-только выбрался из скафандра и с наслаждением пыхтел трубкой, пока техники осматривали костюм и в спешке латали течи.

А судя по мокрой насквозь тельняшке, тек стальной доспех, как решето. И третий шланг — вовсе не запасная подача воздуха, а насос для откачки воды из этого ходячего батискафа.

— Мне нужно на дно, — подошел к бригадиру и вручил разрешение.

Мужик с испещренными оспинами щеками равнодушно пожал плечами. Мол, благородный дон решил утопиться? Кто я такой, чтобы с этим спорить? И все же на всякий случай уточнил:

— Раньше погружались, ваше сиятельство?

Только с аквалангом, а это несколько иные епархии. Пришлось об этом умолчать, ведь до изобретения акваланга еще лет пятьдесят.

— Было дело.

— Хм… Так-то ничего сложного — в воде эта громадина управляется легче, — он с любовью похлопал доспех по плечу. — Глубина залегания — сорок метров. Рельеф — ровный. Если не соваться к обломкам, все пройдет гладко. Но если вдруг что — просто дерните за трос, и мы сразу вас вытащим.

— А что не так с обломками?

— Фюзеляж у цеппелина тонкий, — точно маленькому ребенку объяснил рабочий. — Края обшивки — острые. Шланги срежет — и не заметите.

— Понял. А что по карте?

— Взрыв разломил оболочку примерно посередине. Надвое она не распалась — брюхо вырвало с мясом, но верхние ребра уцелели. Теперь все это добро лежит под небольшим углом в полукилометре от берега. Нос смотрит прямо на порт, корма чуть смещена вправо. Но вам такие подробности ни к чему — ходите себе под баржей, там и так барахла — на год вперед.

— Ладно, разберемся, — вдохнул поглубже, будто собрался нырнуть без костюма. — Начинаем.

Техники завертели лебедку, поднимая верхнюю часть выше, чтобы я беспрепятственно надел «штаны». Ну как сказать «надел» — влез в низ, как в две трубы.

У скафандра полностью жесткий корпус, разделенный в районе пояса на две части. Когда втиснулся в тубусы и поднял руки, надо мной завели верхнюю часть и медленно опустили.

Шлема у конструкции как такового не было. Голова намертво приклепывалась к нагруднику, образуя единую цилиндрическую башню, похожую на рубку подлодки в миниатюре.

Из-за россыпи крохотных иллюминаторов спереди и по бокам «шлем» напоминал паучью башку, а сам костюм — ходячий батискаф. Да и рукава больше напоминали манипуляторы робота — пришлось изрядно постараться, чтобы взять излучатель и не выронить после первого же движения.

Проверив все стыки и сочленения, бригадир махнул рукой. Кран поднял меня и занес над темными водами. Волны шли, но в пределах допустимого, и все же спуск дался с легкой тревогой.

Костюм, словно кабина лифта, неспешно спускался сквозь толщу океана, и когда стало совсем темно, я включил закрепленный сбоку головы прожектор.

И желтый конус вырвал из мрака последствия катастрофы — площадь в два футбольных поля, накрытую пестрым ковром из чемоданов, саквояжей, сумочек и детских рюкзачков.

Ни тел, ни фрагментов, только стелящиеся над песком и колышущиеся как водоросли платья, пиджаки, гимнастерки и прочая одежда.

И в тишине, разбавляемой лишь гулким стуком сердца, открывшаяся картина выглядела куда страшнее, чем россыпь мертвых изуродованных тел.

И где-то здесь лежали вещи виновника всего этого ужаса. И я молил всех богов, чтобы мои предположения оправдались.

— Как слышно? — раздался над ухом голос Николь — глухой и шуршащий, точно из полной бочки термитов. — Прием. Эта штука вообще работает?

— Я тебя слышу! — ответил как можно четче, приятно удивленный наличием связи.

— О, здорово. Нитка с двумя стаканчиками — и то лучше, чем этот, прости Попов, передатчик! Но раз уж связь есть, то приступай к испытаниям.

Я нажал на залитую каучуком кнопку на рукоятке, и взмывшие из-под ног крупицы ила и песка засияли слабым, как у гнилушек, зеленоватым светом.

Благодаря этому определил длину луча и радиус пятна, которым и предстояло прощупывать багаж. Как оказалось, эффективная дальность не превышала пяти метров — дальше излучение гасилось и рассеивалось средой, а для реакции манороду нужен достаточно мощный и устойчивый поток.

Значит, придется обойти по спирали всю площадь и надеяться, что тяжелый чемоданчик не утонул в грязи, где его уже сам черт не отыщет.

Я пошел вдоль края, водя лучом по колышущимся горкам багажа. Большая часть вещей осыпалась дождем и осела на дно под точкой взрыва, и в некоторых местах из них получились насыпи высотой до полутора метров.

Рабочие в такие дебри не лезли, предпочитая собирать то, что ударная волна разнесла подальше. Но толку от таких улик мало, ведь почти все эти чемоданы и сумки разбиты и разорваны, а содержимое уничтожено огнем и соленой водой.

Меня же интересовал именно эпицентр, но пробраться туда непросто из-за громоздкого костюма с ограниченной подвижностью. Поэтому уповал на прибор, сканируя ближайшие курганы, чтобы зря не лезть в самую гущу.

В таком темпе прошел метров двести, прежде чем из вороха сумок и белья взмыл крупный — с кулак — воздушный пузырь. Может, просто совпадение. Может, виной всему наведенный на то место излучатель.

Решил проверить, и под ториевыми лучами куча зашевелилась, точно под ней запуталась в сетях крупная рыба. Пузырей стало больше, и я выключил прибор, прежде чем обследовать точку вручную.

— Гектор, что у тебя? — сквозь треск и шипение пробился голос Теслы. — Сопишь, как паровоз.

— Кажется, нашел…

Главное — не сглазить. Я забрался по пояс в груду тряпья и принялся осторожно разгребать. Пожалуй, стоило немного ускориться — чай не археологические раскопки, но чертов скафандр сжирал до половины всех усилий.

Поэтому приходилось снимать платье за платьем, сумку за сумкой, лоскут за лоскутом. И одновременно следить, чтобы из-за сильного наклона верхняя часть не перевесила, и я не уткнулся в дно головой. А это отбирало еще больше энергии, и я почувствовал, как промок насквозь без всяких течей.

Внезапно из вороха вылетел маленький пузырик и разбился об иллюминатор. Следом тут же показался еще один, потом сразу три, а миг спустя шлем облепила целая горсть серебристых шариков.

Одновременно с этим шевеление под завалом многократно усилилось. Вода кипела от раскаляющегося манорода и, судя по бурной реакции, вещество могло сдетонировать с секунды на секунду.

Я замахал руками как в последний раз, все глубже зарываясь в насыпь. И когда отдернул последнюю тряпицу, сердце пропустило удар, несмотря на опыт и закаленные нервы.

Вместо чемодана отрыл чью-то голову — скорее всего, женщины. На это намекала корона рыжеватых волос, чье плавное шевеление придавало сходства со щупальцами осьминога и нагоняло еще больше жути.

Иначе бедолагу не опознать — все, что не доели крабы и прочая морская живность, раздулось и посинело. Нижнюю челюсть и вовсе вырвало, а щеку разворотило, будто от выстрела в упор.

Вот только в черепе застряла не пуля, а проклятый кристаллик, что шрапнелью разметало после взрыва живой бомбы. На это намекало алое сияние в пустых глазницах, которое я, пожалуй, не забуду до конца жизни.

Из отъеденного носа вихрем летели пузыри, а сияние становилось все ярче. И кости вновь начали просвечивать, как у того парня под рентгеном.

Я попытался встать, но в такой громадине это не так-то просто, да еще и правое коленное сочленение заклинило из-за попавшего в стык песка.

Пока дергался и барахтался, частица взорвалась. И, несмотря на малый размер, силы хватило, чтобы оттолкнуть меня на пару метров и опрокинуть на спину.

В костюм тут же хлынула вода и сковала ступни лютым холодом — на такой глубине температура в лучшем случае пара градусов.

Часть иллюминаторов потрескалась, но пока держалась. И все же стоит отдать конструкции должное, ведь в ранних и более подвижных скафандрах шлем не стыковался с корпусом, и опрокидывание приводило к неминуемой смерти. Я же мог позволить себе полежать спокойно и оценить обстановку.