Наладилась связь с минскими подпольщиками. Орел то и дело радует самыми ценными сведениями, которые так нужны Москве. Он сообщил, что Галюша проникла в среду власовцев и подготовила к переходу на сторону партизан целый батальон во главе с командиром. Переданный Орлом чертеж штаба авиации и местонахождения вражеских аэродромов сыграл свою роль — наша авиация точно пробомбила и уничтожила десятки самолетов, не успевших подняться в воздух. Орел переслал точную схему связи между штабами и нанес на карту узловые подземные станции связи. А на днях обещал передать особо важное сообщение. Поступали важные сведения и от других подпольщиков, которые активизировали свою работу.

В Минске оккупанты готовились к встрече Нового года. Некоторое оживление чувствовалось и среди местного населения. На контрольно-пропускных пунктах при входе и выходе из города чаще обычного появлялись желающие навестить родственников в близлежащих селах, передать им гостинцы или новогодние подарки. На этот случай гитлеровцы заготовили специальные пропуска. Однако, не считаясь с какими-либо документами, офицеры и солдаты на контрольных пунктах отбирали у людей все, что приглянется оккупантам.

Когда на один из таких пунктов пришел на костылях мальчик лет пятнадцати-шестнадцати, легко и плохо одетый, у него дежурный офицер потребовал пропуск.

— Леонид Пучковский, — прочитал офицер в справке, которую дал ему мальчик. — Куда и зачем идешь?

— Иду в деревню Паперни, к дедушке, — ответил Пучковский по-немецки. — У него буду Новый год встречать.

— Ты несешь дедушке подарок? — спросил офицер.

— Немного соли несу, может, продуктов себе выменяю.

— Где у тебя соль? — спросил офицер.

— В сумке, — ответил Леня, хлопнув рукой по висевшей у него через плечо старой сумке от противогаза.

Офицер аккуратно снял с Пучковского сумку, отсыпал килограмма полтора соли в расстеленную на столе газету «Фелькишер беобахтер» и, отдавая Лене сумку и пропуск, проговорил:

— Зачем дедушке так много соли? На Новый год ему хватит. Иди!

Пучковский, опираясь на костыли, пошел дальше по заснеженной скрипучей дороге. Иногда его подвозили па попутных грузовиках ехавшие из Минска немецкие солдаты, иногда возчики, останавливая лошадей, сажали его в свои сани. Так Леня приехал в Дубовляны, где был последний контрольно-пропускной пункт. На пункте у него даже не спросили, куда и зачем он едет. Эсэсовский офицер подошел к нему, мгновенно выхватил из его руки костыль и с криком: «Вот где ты мне попался, партизанская собака!» — ударил Пучковского по спине, да так, что костыль сломался.

— Хромой дьявол! — кричал офицер. — Я давно тебя ищу! Взять под стражу!

И он швырнул в лицо Лени сломанный костыль. Плачущего и испуганного Пучковского обыскали и отвели в какую-то хату. Там его заперли вместе с огромной и злой овчаркой, которая при малейшем Ленином движении грозно рычала. Леня сидел на табуретке и размышлял о том, как ему выбраться из столь глупого положения. Он достал из сумки кусок хлеба и начал есть. Овчарка, лежавшая у дверей, подняла голову и облизнулась. Леня протянул ей кусочек эрзацхлеба, потом бросил; овчарка подошла, обнюхала брошенный кусочек, но не взяла. Потом она подошла к столу, потянула носом воздух, встала на задние лапы перед буфетом и посмотрела на Леню.

Пучковский увидел на полке посудного шкафа раскрытую банку мясных консервов. Он протянул руку и достал из банки маленький ломтик мяса. Овчарка вильнула хвостом и снова облизнулась. Леня бросил кусочек, и собака поймала его на лету. Он бросал ей мясо, а сам осматривал окно. Оно было оклеено газетной бумагой, и створки рамы закрыты на крючок. Лепя сбросил крючок, толкнул створки, и окно раскрылось. В хату ворвались клубы морозного воздуха. Овчарка недоуменно посмотрела на Леню, но тот дал ей всю банку, которую она тут же начала вылизывать. Перевалившись через подоконник, Леня притворил за собой окно, и, опираясь па целый костыль, неся под мышкой сломанный, вышел из села и двинулся на тускло светивший вдали одинокий огонек.

Лене Пучковскому не было и четырнадцати лет, когда в июне сорок первого года сон пионеров под Минском был нарушен воем сирен и взрывами авиабомб. Вместе со своим другом Игорем он пешком пошел в Минск. Леня шел на костылях, медленно, потому что с детства у него была повреждена нога, но Игорь не бросил его. По дороге их подобрала отступавшая красноармейская часть, с которой они и подошли к самому городу. Но в Минск их не пустили — город горел, а когда они все же проскочили к дому, то ни дома, ни родителей не нашли. Позднее Леню подобрали полицаи на улице Минска и отправили в дом для беспризорных, откуда он вскоре ушел. Познакомившись с такими же, как он сам, бездомными мальчиками, жившими в подвале разрушенного дома, Лепя перешел к ним. На выпрошенную милостыню он купил себе сапожные щетки, мазь и занялся делом — чистил сапоги на привокзальной площади. За свою работу обычно получал натурой: сигарету, кусок хлеба, иногда кусочек немецкой колбасы. Похлебаев встретил Ганса соученик Юра Бур-Бурлинский, подошел к нему, и они разговорились. Юра был на вокзале со своей матерью, тетей Лизой, которую Леня давно знал. Наблюдательный Леня Пучковский заметил, что мать Юры всегда появляется на вокзале, когда проходят воинские эшелоны, и однажды сказал ей:

— Тетя Лиза, вас могут выследить, лучше я сам буду говорить вам, сколько эшелонов прошло здесь. Мне ведь легче.

С тех пор он стал маленьким партизанским разведчиком. Самые точные сведения о передвижении поездов передавал он партизанам, прислушивался ко всему, запоминал, и самое важное становилось известно подпольщикам и партизанам. Однажды он обнаружил фашистский эшелон с отравляющими газами, который гитлеровские войска тайно перебрасывали на Восточный фронт. Тогда же гитлеровцы были разоблачены перед всем миром и пригвождены мировой общественностью к позорному столбу.

Это все вспоминал Леня Пучковский, идя па костылях по зимней дороге из Дубовляи к дяде Юсупу, которому он должен был передать важные сведения от дяди Орла.

Когда он подошел к хате и постучал костылем в дверь, ему откликнулся из-за дверей мужской голос:

— Кого там нелегкая носит?

— Дяденька, подайте кусочек хлеба, — протянул жалобно Леня.

— Может, тебе жареного поросенка дать? — раздалось за дверью.

— Дайте мне крылья орла, и я вам по поросенку каждый день таскать буду.

Дверь открылась, и хозяин впустил в дом Леню Пучковского. Хозяин расспросил у Лени, от кого и куда он едет, обогрел его, дал тарелку борща с мясом, а потом запряг в телегу лошадку и подвез Леню до самых Янушкевичей. Там высадил его, не говоря ни слова, повернул лошадь и поехал обратно.

А еще через час в командирской хате в Кременцах Леонид Пучковский сидел за столом и пил чай вместе с дядей Юсупом, с тем самым партизаном, который наводил ужас на гитлеровцев и за голову которого они обещали большую награду.

— Я, дядя Юсуп, даже не знаю — сон мне снится или я вправду сижу с вами… — говорил Леня.

— Не сон, Леня, не сон, — говорил Хатагов, рассматривая принесенные Леней бумаги. — Ты просто герой? Настоящий герой.

— Когда фашист мне костыль сломал, — говорил Леня, — я чуть не помер от страха, дядя Юсуп. В нем ведь чертежи разные, что дядя Орел передал.

— Как же ты угодил в лапы тому эсэсовцу, который тебя с взрывчаткой задержал? — спрашивал Хатагов.

— Никак не пойму, дядя Юсуп, — волнуясь отвечал Лепя. — Он всегда провожал воинские эшелоны, а в Дубовлянах другие на посту стояли. Вот эту, дядя Юсуп, — продолжал Леня, доставая из полы ватника свернутую в трубку бумажку, — дядя Орел велел передать вам лично без свидетелей, а в случае чего, сказал, чтобы я ее съел.

Спасибо, Леня, спасибо тебе, — говорил Хатагов. — Все просмотрю, внимательно просмотрю, а сейчас иди с дядей Ваней, он тебе все покажет, расскажет, поведет в баню, там тебе выдадут чистое белье, помоешься, отдохнешь, поспишь. Завтра мы с тобой еще поговорим.