— Иван! — окликнул командир своего адъютанта.

— Здесь, товарищ командир, — откликнулся Плешков.

— Связных отрядов Агуреева и Алексеева ко мне!

Командиры подразделений правильно поняли приказ командира. Они на поросшей мхом трясине, на болоте, разожгли костры. С командного пункта, в километре от Янушковичей, Хатагов видел эти костры и обрадовался, когда в два часа ночи артиллерийские снаряды начали взметать фонтаны. Вскоре к командиру бригады начали поступать сведения о скоплении вражеских танков и пехоты на исходных рубежах. Донесения доставляли верховые, несясь по лесному бездорожью.

Обобщая данные и докладывая командиру обстановку, Чуприс почесывал в затылке и не говорил, а цедил сквозь зубы:

— Положение хуже, чем предполагалось, товарищ комбриг. Их много!

— Не надо нервничать, дорогой. Еще Суворов говорил: «Врагов не считают, а бьют», — отвечал Хатагов. — Сколько сможем, столько и побьем!

Ночную темноту вспарывали артиллерийские снаряды дальнобойных орудий. Хатагов наблюдал, как постепенно огонь переносился в глубину Руднянского леса. Из соседних бригад поступали донесения о начавшемся сражении. Загорелись первые хаты в партизанских деревнях димовцев.

На Рудню поползли танки. Несколько машин подорвалось на минах, остальные прошли передовую линию ловушек и устремились на позиции кубанского казака Агуреева. За тапками шла фашистская пехота.

Хатагов понимал, что Агуреев долго не продержится, и послал вестового с приказом: отходить с боем на запасные позиции. Осложнялось положение у Алексеева, который вел бой южнее Янушковичей. К нему в тыл сумели прорваться два танка и каждую минуту могли обрушить на него огонь.

— Бери гранаты, — приказал он Плешкову, — и за мной!

Хатагов с Плешковым подоспели как раз в тот момент, когда танки выбрались из небольшого оврага и готовились к удару по тылам обороны подразделения Алексеева.

— Ты имел с танками дело? — быстро спросил Плешкова Хатагов.

— Не приходилось, но…

— Тогда давай сюда гранаты, а лошадей отведи в овраг. Там жди!

Командир связал парашютным шнуром три гранаты и под прикрытием ночной темноты подполз к переднему танку. Выбрав поглубже ложбинку, Хатагов изловчился и метнул связку гранат. Прижавшись к земле, он едва успел закрыть ладонями уши. Раздался сильный взрыв, и его встряхнуло так, будто какой-то великан в гневе своем схватил Хатагова за шиворот и потряс над землей. Когда готовился метнуть вторую связку, он заметил, что в лесу посветлело от пламени, вырвавшегося из первого танка. По второму танку ударило противотанковое ружье Романкевича, и танк, развернувшись, яростно рыча моторами, пополз обратно, в ту сторону, где с лошадьми находился Плешков. Танк был вне досягаемости для Хатагова. Тем временем открылся верхний люк первого танка, и вместе с высунувшимся башенным стрелком из танка полыхнуло пламя. Раздался страшный крик фашистского танкиста, а внутри танка начали рваться снаряды.

Положение в подразделении Алексеева улучшилось, но неизвестно было, что делается на других участках обороны. Когда Хатагов прибежал в овражек, где его ждал Плешков с лошадьми, второго танка и след простыл. Прискакав на наблюдательный пункт, командир увидел, что горят хаты в Кременцах. Ему доложили, что артиллерия врага подожгла хаты, но не взломала нигде оборону партизан, что пехота потеснила партизан на участке Янушковичей, а на всех других рубежах партизанами прочно удерживается оборона.

На рассвете фашисты возобновили наступление с новой силой. Прорвав минное кольцо вокруг Рудни, фашистская пехота вынудила отойти бойцов подразделения Алексеева на заранее подготовленные позиции в Кременцах. Гитлеровское командование решило, что наступил подходящий момент для нанесения прямого танкового удара по главной базе. В сторону Кременцов устремились танки. Но как только первые машины подорвались на минах, фашисты переменили тактику и на такой же скорости пошли в обход по открытой местности, где было непроходимое болото. Танки попали в трясину и медленно начали увязать в ней… Хатагов знал: если ночной бой продлится с такой же интенсивностью, то к утру все боеприпасы могут быть израсходованы. Кроме того, из отряда Дяди Коли прискакал посыльный и передал, что они всем отрядом должны отойти в лесную чащу, иначе им грозит окружение.

И Хатагов принял единственно правильное решение — отойти на глубинные базы.

Когда первые атаки врага были отбиты, наступило затишье. Было понятно, что противник перегруппировывает свои силы для новой атаки. Хатагов воспользовался этим и приказал повсюду разжечь костры, играть на гармони и петь песни. А тем временем боевыми порядками отходить через болото в глубину леса, к запасным базам. Костры горели всю ночь.

На рассвете несколько «юнкерсов» пробомбили позиции партизан в Кременцах. Затем началась орудийная канонада. Тяжелые снаряды вспахивали землю, заваливали блиндажи, разрушали хаты. Снова пехота двинулась волнами на главную базу партизан, зажимая ее в огненное кольцо. Фашисты, окружив базу димовцев, атаковали штаб и блиндажи, не встретив сопротивления. Вошли в сами Кременцы — пусто. Ни одного живого партизана, ни одного мертвого в Кременцах не оказалось. «Куда же они ушли из нашего железного кольца?» — удивлялись эсэсовские офицеры, осматривая опустевшую «главную базу». От мистического исчезновения такой большой группы партизан у суеверных людей мороз подирал по коже. «Где эти лесные дьяволы?» — спрашивали офицеры друг друга и, пожимая плечами, тыча пальцем в осеннее небо, говорили: «Чудом спаслись». И только один эсэсовский ефрейтор, осматривая местность, приметил на болоте следы партизанских сапог. Когда он подошел поближе и начал, увязая в болоте, осматривать «дорогу», он покачал головой и тихо сказал: «Найп, найп». Но и в бригаде димовцев не обошлось без ЧП — потеряли радистку Симу. Потеряли вместе с ее рацией. «Если Симу схватят фашисты, будет беда», — думал Хатагов. Он дал указание сообщить всем отрядам об исчезновении радистки, чтобы они не попались на провокацию, а всей разведсети бригады дал задание разыскать Симу.

Сумела с боями вырваться из фашистского кольца и бригада Дяди Коли. Правда, она не подверглась такому ураганному артобстрелу и танковому нападению, но с ударными отрядами эсэсовцев бригаде пришлось встретиться, пришлось побывать и под крепким минометным огнем. Дядя Коля через несколько дней снова вернулся из лесной чащи на свои базы, а несколькими днями позже димовцы выбили из Кременцов и Янушковичей оставленных там полицаев и небольшую группу эсэсовцев. А деревню Рудня освободили без единого выстрела. Увидев командира димовцев, старая жительница шепнула ему, что «фашисты, как только увидели партизан, спрятались в блиндаже, что во дворе полицая». Она показала дом, где скрылись эсэсовцы. Пока Хатагов расставлял автоматчиков, к блиндажу подошел партизан-чеченец Борис и, щелкнув автоматом, скомандовал:

— Фриц, выходи строиться! А то гранатом башка резать будем!

Немцы покорно вышли вместе с полицаем и тайным старостой, сдали Борису все оружие. После димовцы рассказывали об этом эпизоде, как о забавном случае, когда один партизан взял в плен небольшой эсэсовский гарнизон деревни.

Вскоре разведчики донесли, что радистка Сима — у немцев.

С первым снегом димовцы отвоевали у фашистов не только «свои» деревни, по «прихватили» и новые, расширив свою партизанскую зону. «Не тот теперь фашист пошел», — говорили партизаны. И это определение было точным. В гитлеровской армии начали действовать силы неверия в победу и сознание проигранной войны. Настроение уверенности таяло под могучими ударами Советских Вооруженных Сил, продвигавшихся с боями на запад.

В декабре над Руднянским лесом запели вьюги и в гости к димовцам заглянули первые суровые морозы. Хорошо, что они подготовились к зиме и сидят теперь в своих теплых блиндажах и хатах. Здесь хоть и тесновато, но не скучно — читаются газеты, прибывающие к партизанам с Большой земли, читаются сводки Совинформбюро, тут есть и свой Вася Теркин, рассказывающий героические истории из жизни партизан, по вечерам поет гармонь.