— Нет, Лиля здесь, тебя ждет. У нее новости есть, — сказал Плешков. — Я ее приведу сейчас.

Хатагов, Плешков и Лиля долго беседовали вместе, а после беседы Плешков и Лиля на верховых лошадях поскакали к шоссе, где Лиля должна была положить в «спецпочту» специально вычерченный Хатаговым для Ганса план минных ловушек и огневых точек на подступах к Янушковичам. Когда они проезжали по грейдеру, Их дважды останавливал партизанский патруль, предупреждая, что грейдер от шоссе блокирован войсками СД.

В Кременцы они вернулись перед рассветом, и Плешков не стал будить командира, а лег спать, решив, что до утра ничего не случится. Спал он крепко и не слышал, как утром на главную базу въехал немецкий грузовик. В кабине сидел шофер, а рядом с ним, с окровавленной головой, болтался сползший с сиденья солдат. В кузове грузовика были автоматы, взрывчатка и ружейное масло. В кабине исправная рация.

Обо всем этом доложил командиру бригады Петр Трошков.

Арестованного шофера обыскали, допросили и привели к командиру.

Когда Плешков проснулся, вышел из землянки и узнал о происшествии, он стремглав бросился к командирскому блиндажу, где перебежавший к партизанам шофер Нилов рассказывал Хатагову о причинах и мотивах побега от гитлеровцев.

— Момент ты выбрал самый подходящий, — говорил Хатагов Нилову, — без ружейного масла нам просто конец. А зачем шарфюрера убил, он ведь нам кое-что рассказать мог бы.

— Да я вам, если доверите, — говорил Нилов, — живого обершарфюрера приведу.

— Не только доверим, но и задание дадим, — продолжал Хатагов. — А этого зачем вез к нам?

— Думал, оживет, товарищ начальник, я ведь не хотел убить его до смерти, так, приглушить думал.

— А дорогу к нам как нашел?

— Знал я, что в Роднянском лесу есть партизаны, — отвечал Нилов, — а дорогу вот этот товарищ показал, — Нилов сделал жест в сторону Трошкова, — глаза мне завязал, а сам на капот сел и командовал: «право руля», «лево руля», так и доехали к вам.

— Такой порядок у нас, — сказал Хатагов. — Но глаза тебе можно было и не завязывать — раз эсэса кокнул, машину с оружием пригнал, масло привез, — зачислим тебя в партизаны.

— Я оправдаю доверие, — говорил Нилов. — Я шофер и знаю больше, чем этот шарфюрер. Слыхал, что немцы на вас нападение готовят.

— Когда? — вмешался в разговор Плешков.

— Кто их знает. Разговор такой у них идет. Сейчас все убийц фон Кубе ищут, — отвечал Нилов, — и деревню Янушковичи называли. Слух идет, что там они.

— Ну, положим, они не в Яиушковичах, — сказал Хатагов, — однако за сведения тебе спасибо. Молодец. Мы тебя к награде обязательно за это представим. Тебя покормили?

— Нет еще, — ответил за него Трошков.

— Тогда так: идите на кухню с Иваном, — сказал командир, кивнув на Плешкова, — подкрепляйтесь. Из-под ареста освободить, два дня на отдых, потом выдать оружие — и на задание! Да, имя твое как?

— Егор, — отвечал Нилов.

— Мы тут по фамилиям не называем, — улыбаясь сказал Хатагов, — по именам да по кличкам. А чтобы тебе побыстрей в нашу партизанскую жизнь войти, прикрепляю к тебе самого веселого партизана. Он такой же сорвиголова, как ты.

Командир подозвал Плешкова, познакомил с ним Егора и велел отправляться на кухню, с тем чтобы после отдыха они снова зашли к нему. Трошков, оставшийся с командиром, неуверенно спросил:

— Может, Хатагыч, не будем перед ним так широко дверь раскрывать? Пусть побудет в карантине.

— Плешков ему тройной карантин заменит, — отвечал командир Трошкову. — Нам известно, что он лазутчик, но молчи пока, у нас замысел есть, потом расскажу.

Отдохнув часа два после плотного обеда, Плешков с Егором зашли в командирскую светлую избу. Командир сидел за столом и писал представление командованию о Нилове.

— Вот хорошо, что зашли, — сказал Хатагов, — а у меня тут заминка. Иван, сбегай-ка к коменданту, выпроси для меня пару листков бумаги, а то гость в Янушковичи прибыл, да написать о нем не на чем.

— Разве мы в Янушковичах? — быстро спросил Нилов.

— Да, мы тут на окраине, а Янушковичи — вон они, — Хатагов показал в сторону Рудни.

Нилов бросил наметанный взгляд на стол и увидел под лежавшим сверху листком бумаги радиограмму из Москвы. Хатагов, разумеется, не заметил этого взгляда.

— Ну, брат Егор, — сказал он, — тебя эсэсы по всей округе ищут. Ведь поймают — повесят? А?

— Так точно, товарищ начальник, повесят или замучают.

— Но они тебя не найдут здесь. Вот только не знаю, как быть с боевым заданием для тебя. Может, пока на кухне поработаешь?

— Мне бы, товарищ начальник, такое задание, чтоб фашистов бить. Уж очень я на них зол.

— Вижу, что тебя не удержать. Так и пишу начальству, командованию нашему. Вот послушай.

Хатагов взял в руки листок и стал читать. Пока он перечислил заслуги Нилова, тот дважды и трижды прочитал радиограмму:

Нилов заерзал на стуле, поблагодарил за доверие и пообещал доставить в штаб отряда «языка». В это время с двумя листками бумаги вошел Плешков, говоря на ходу:

— Ну и скряга наш комендант. Еле-еле выпросил. Между прочим, просил у тебя разрешения использовать немецкий грузовик для перевозки бульбы на базу.

— Вот черт, — сказал Хатагов, — уже ему грузовик понадобился. — И, обращаясь к Егору, спросил: — Горючее есть в баках?

— Километров на триста хватит, — ответил тот.

— Что ж, может быть, ходки две к вечеру успеете сделать? — проговорил Хатагов. — Иван у нас тоже шофер, ты ему растолкуй немецкую технику, он тебе на подмену будет.

— Яс охотой, — ответил Плешков, — давно не катался.

— Тогда, Иван, скажи коменданту, пусть людей для погрузки даст, — и езжайте!

— Хорошо, Дядь Ва… товарищ командир, — сказал Плешков, кладя руку на плечо Егора. — Поехали, друг!

Утром Штраух и Теслер встретились необычно рано. В смежной с кабинетом шефа комнате, на столе, за которым совсем недавно они обедали, лежала рельефная карта местности, на которой были и Руднянский лес, и Янушковичи, и деревня Рудня, и речушка с озером, и болото — словом, все было на этой карте. Ганс стоял рядом с гауптфюрером сухопутных войск Линцем, который втыкал в карту флажки, обозначавшие ловушки, минные «сюрпризы», огневые точки и заслоны партизан на подступах к Янушковичам и Рудне. Штраух стоял чуть поодаль и наблюдал за движением рук гауптфюрера, изредка задавая вопросы. Линц часто раскрывал свой планшет и заносил на свою топографическую карту какие-то пометки.

— Итак, прошу внимательно смотреть сюда, — сказал гауптфюрер, обращаясь к Гансу Теслеру. — Грейдерная дорога уже блокирована батальоном СД. Значит, тыл у нас обеспечен. Здесь, — он показал на дорогу, ведущую в Янушковичи, — мы пересекаем дорогу и устанавливаем крупнокалиберные пулеметы на вот этих высотках и обеспечиваем себе фланги. Занимаем далее вот эти высотки и блокируем возможность удара со стороны Рудни.

— Ага, понимаю, — отозвался Штраух, — перекрестный огонь.

— Вот именно, — сказал Линц и продолжал, обращаясь к Гансу — Таким образом, мы делаем вам коридор к высотке, где находится блиндаж. Вы проходите по коридору, снимаете часовых, обходите вот здесь мины, и победа у вас в руках.

— Мне все ясно, — проговорил Ганс, — но почему вы откладываете выступление до ночи?

Гауптфюрер Линц презрительно посмотрел на Теслера.

— Моя рота, — сказал он, — выступает сейчас и к ночи обеспечивает для вас, господин Теслер, безопасность прохода по коридору. А ваш взвод проходит ночью, потому что для подобного рода операций лучшее время — это ночь. Вы, как военный, должны это понимать.

— Кроме того, — снова вмешался в разговор Штраух, — партизаны привыкли, что немцы ночью воевать не любят.