— Я же понимаю, — ответил Ганс. — Убийство рейхскомиссара вообще ставит вопросы нашей работы по-иному.

— Вот по этому вопросу я и звонил тебе, — проговорил Штраух.

— Знаешь что, Эдуард, — торопливо сказал Ганс, — мы поговорим об этом, когда я вернусь. У меня будут новые данные, и вообще я догадываюсь, что там зарыта собака.

— Что ж, пожалуй, ты прав. Только не запаздывай.

— Бегу! Распорядись, чтобы шофер подбросил меня к кинотеатру.

Похлебаев встретил Ганса Теслера у входа в кинотеатр. Поздоровавшись, они поднялись на второй этаж в кабинет директора.

— Такое страшное горе обрушилось на Германию, на всех нас… — проговорил Похлебаев, дивясь веселому настроению Ганса. — Только новая жизнь начала налаживаться…

— Да, тяжело… — скороговоркой произнес Ганс. — Но мы с них шкуру сдерем за фон Кубе. Через два часа будет арестован подпольный Центр. Шеф уже распорядился.

— Значит, им теперь крышка! — сказал Похлебаев.

— Не только им, друг. Я разведал все явки.

— Ну, ты просто снайпер, — сказал Похлебаев. — А что за срочное дело?

— Надо ехать в лесничество!

— Прямо сейчас ехать? — спросил Похлебаев.

— Не сейчас, а сию секунду!

— Вот это в твоем стиле, Ганс, — проговорил Похлебаев. — У тебя машина?

— Нет! Я приехал к тебе на машине шефа, — ответил Ганс. — Поедем на твоем мотоцикле. Он на ходу?

— На ходу, — ответил Похлебаев. — Сейчас я спущусь, скажу Фурцу, чтоб вывел его из гаража.

— Он здесь?

— Да, я его вызвал. Он на полуторке дежурит во дворе, — проговорил Похлебаев. — Вот кофейник. Разливай кофе по чашкам. Пока ты ехал, я заварил.

Похлебаев быстро спустился по лестнице, подошел к полуторке и прошептал Фурцу:

— Коля! Комитет предан. Явки раскрыты. За ними сейчас поедут гестаповцы. Предупреди связных. А сейчас выведешь мотоцикл, зайдешь ко мне и скажешь: «Мотоцикл заправлен и подан».

За чашкой кофе Похлебаев попросил Ганса хоть в общих чертах рассказать о его замысле, но тот, отхлебывая горячий кофе, сказал:

— Подробнее в лесничестве.

В дверь постучал Фурц, переступил порог, поклонился Гансу и проговорил, обращаясь к Похлебаеву:

— Мотоцикл заправлен и подан!

— Возьми. этот сверток, пожалуйста, и положи в коляску, — сказал Похлебаев Фурцу и, взглянув на Ганса, добавил: — Это из твоих фондов.

— Хорошо, господин директор, — ответил Фурц.

— Да, сегодня, — сказал Похлебаев Фурцу, когда тот уже был в дверях, — никуда не отлучайся! Можешь только съездить позавтракать!

— Понял! — проговорил Фурц и притворил за собою дверь.

Ганс отодвинул недопитую чашку и встал.

— Ружья брать? — спросил его Похлебаев.

— Ни к чему, — ответил Ганс. — У меня два пистолета.

— Тогда поехали! — сказал Похлебаев, гася в кабинете свет.

При выезде из Минска их дважды останавливал военный патруль и каждый раз тщательно проверял документы.

— Сегодня вы без двустволок, — заметил офицер контрольного поста, возвращая Гансу пропуск и беря под козырек.

— На другую дичь охотимся! — шепнул ему на ухо Ганс.

В лесничестве все спали. Калитка была закрыта на засов, и Похлебаев с трудом отворил ее. Из сеней послышался незлобный лай Альмы, которую лесничий с некоторых пор брал на ночь в дом. Какой-то неприветливостью веяло от темного спящего дома, от облетающей листвы, от осенней лесной сырости.

Альма, узнавшая по голосу Похлебаева, громко и радостно залаяла. Слышно было, как она упиралась лапами в дверь. Потом в окне засветилась лампа, и в сенях раздался голос «хозяина леса»:

— Кто пожаловал, неужто вы, дорогие гости?

— Мы самые, — отвечал Похлебаев.

— По Альме вижу, что ты, Николай, приехал, — сказал старик, отпирая дверь. — Заходите, дорогие, заходите!

Вошедшие поздоровались и прошли за хозяином в комнату. Альме не разрешалось входить в комнату, она это хорошо знала, но сейчас вошла со всеми вместе, с опаской поглядывая на старика. Потом, убедившись, что выгонять ее не собираются, она смиренно села, изредка тычась своим влажным носом в руку Похлебаева.

— Извините, — обратился Похлебаев к «хозяину леса» Тихону Федоровичу, — что побеспокоили вас в ночное время.

— Чего там, — махнул рукой Тихон Федорович. — Скоро старухе корову доить. А ружья-то ваши, извините, где?

— Ружья в Минске остались, старина. Нам сейчас не до охоты. Три часа назад фон Кубе… того… убили, — сообщил Похлебаев.

— Господи, воля твоя! — перекрестился лесничий.

Похлебаев пояснил Гансу свой разговор. Тот кивнул и попросил старика разбудить дочь. «Пусть оденется и выйдет к нам», — закончил он. Похлебаев перевел его слова лесничему.

Лесничий ушел, а Похлебаев с Гансом начали беседовать между собой.

— Во-первых, — говорил Ганс, — убийца не действовал в одиночку. Это ясно, как дважды два. Ты со мной согласен?

— Вполне!

— Во-вторых, в отличие от Бауэра и Готберга, я считаю, что преступники вывезены из Минска и находятся в одном из партизанских отрядов. Кроме того, я сопоставил характер некоторых диверсий и убедился, что это дело рук черного бандита.

— Ну, предположим, что ты не ошибаешься. Дальше что?

— А дальше — мы узнаем точно, где находится сам главарь, узнаем, где остальные преступники…

— Вызываем войсковую часть СС, окружаем партизан и уничтожаем их лагерь… — торжествующе закончил его мысль Похлебаев.

— Не угадал, Николай, не угадал… Зачем нам воинская часть? Я спрашиваю, зачем? — горячился Ганс.

— Затем, что у них военная сила… — отвечал Похлебаев. — Ты же знаешь, что у партизан хитрая система обороны, танковые ловушки, мины, тяжелые пулеметы и даже есть пушки… Сколько раз лучшие воинские части пробовали их штурмовать… И что же? Потери и потери, а когда брали центральные базы, кого там ловили? Дохлых крыс!

— Ты меня не понял, Николай, — возражал Ганс. — Если даже на партизан пойдут лучшие воинские части, отборные эсэсовцы, и если они возьмут в плен всех партизанских командиров и комиссаров, мне от этого не легче. Меня интересует, что буду иметь лично я, понимаешь, я? В лучшем случае — благодарность.

— Я тебя понимаю, — горячил собеседника Похлебаев. — Но не можем же мы с тобой с пистолетами влететь на мотоцикле в партизанский лагерь, схватить всех, кто там попадется, бросить в коляску и умчаться в Минск сдавать их в гестапо.

— Ты хочешь сказать, — проговорил Ганс, — что я затеваю авантюру.

— Нет, я хочу сказать, что в самом малом деле нужен четкий план, — ответил Похлебаев. — Ты прав пока в том, что надо разведать, где, в каком отряде укрылись преступники. Когда мы будем знать главное, тогда попробуем раскрыть и остальное — их систему обороны, посты, заставы. Это обеспечит надежность проникновения наших людей в отряд, получение информации. Может быть, выяснится, что там уже работают наши люди…

— Я с тобой соглашусь, Николай, — проговорил Ганс, — при условии молниеносных действий. Данные Лили диктуют нам быстроту.

— Ты же опытный разведчик, Ганс, — говорил Похлебаев, — и не можешь не знать, что понадобится какое-то время, пока мы хоть что-то узнаем. Что до меня, то твой замысел свалился мне на голову как снег. А все сведения требуют тройной проверки.

— Убийство Кубе — для всех неожиданность.

— Это не значит, что нам надо действовать опрометчиво, — резонно заметил Похлебаев. — Я предлагаю тебе, Ганс, одно: не горячись. Сейчас узнай то, за чем приехал, дай задание и скажи, чтобы Лиля готовилась к важному поручению. Потом продумаем все, составим детальный план, утвердишь его у шефа, и будем действовать.

— Ты меня расхолаживаешь, Николай, — проговорил Ганс.

— Через двадцать минут мы должны уехать, — глядя на часы, сказал Похлебаев. — Разве это срок для составления серьезного плана? Твой шеф любит четкость и обоснованность решений.

— Ты мне обещаешь свою помощь? — проговорил окончательно сдавшийся Ганс. — Моя карьера в твоих руках.

— Можешь распоряжаться мною, — ответил Николай, — как своим солдатом.