— Краем уха слыхал, да не от штурмана.
— Тут, брат, целая история. Как-нибудь расскажу. Он такое вытворял, что ему наше бегство на передовую по душе придется. Это я тебе точно говорю. Понял?
— Нет, Иван, — процедил сквозь зубы Чивиков. — Что ни говори, а наше бегство — дрянное дело. Каплейт никогда нас не простит.
— Не простит? Да я же говорю тебе — он сам откалывал номера похлеще. Настоящий герой завсегда идет на такое. Рискнешь — найдешь. Так-то.
— Что-то не слыхал я о таких проделках. Кэп наш вроде устойчивый парень.
— А кто спорит? Да, вишь, он еще с детства сорванцом был. Проказлив — жуть. Мне Демин такое порассказал об Астане, что — хоть, верь, хоть, нет— живот от смеха болел.
— Не знаю…
— «Не знаю… Не знаю…» Весь экипаж лодки знает, а ты… Да брешешь — знаешь.
— Клянусь — не знаю. Расскажи…
— Героя с детства различить можно, — начал Твердохлебов. — Понял?
— Да понял, черт с тобой, только ближе к делу.
— А тебя что, девка али баба ждет? Не спеши… Я тебе все обрисую в лучшем свете. Вот, значит, представь себе: широкая Дигорская равнина. Лето. Колос наливается на пшеничных полях, кукурузу пропололи, и она стоит зеленой стеной. Как лес шумит. А рядом — бахчи. Арбузы. Полосатые, как тельняшка. Дыни. И огурцы тут же, свежие, с пупырками. Сорвал, брат, и прохлада по всему телу пошла.
— Да где же Астан? — проглотив слюну, спросил Чивиков.
— Где ж ему быть? Среди этой природы мальчишкой малым бегает. Его отец в горы на лето посылал за больной женой присматривать, матерью Астана. Ей горный воздух нужен был. Ну, а мальцу только и надо — что по горам бегать. В школу не ходить — каникулы. За овцами не чистить, в шубу не кутаться — лафа! А рядом — горная речка: купайся сколько влезет. И веселья в горах хоть отбавляй. Охота богатая: не на зайцев, брат, а на туров — на горных козлов. А какие горцы шашлыки из туров готовят — объедение! Жарят на вертеле, мясо лоснится, а жир так и стекает каплями, пахнет…
— Слушай, Иван, если ты вздумал издеваться надо мной, — не выдержал Чивиков, — то, знаешь ли… рассорюсь с тобой.
— Ну какой же ты, Яков, хлипкий человек… Чуть голодуха прижмет, ты сразу и скис… А наш кэп, братишка ты мой, из всех положений выходил… Я тебе про него…
— Так ты же не про него, а про шашлы…
— Не кипятись… Про него говорю, — продолжал Твердохлебов, — только обстановку тебе обрисовать хотел… Когда Астан освоился в горах, полюбились они ему. А тут еще с ним дружок его оказался — Петя Скрипак, приемный сын дяди Карамурзы. Так они привязались друг к другу, что даже спали на соломе обнявшись. Куда Астан, туда и Петя.
Однажды Астана, как гармониста, позвали в горный аул на смотрины. Дали ему гармошку в руки — айда, играй, мол, поразухабистей. А на смотрины пришло народу— тьма-тьмущая. Весь аул собрался, да еще и пастухи с пастбища да бывшие партизаны пришли. Гуляют. Пляшут. Астан играет, старается… Вдруг — жених пошел по кругу. Стройный, молодой, красивый. Газыри на груди серебряные, пояс кавказский чистым серебром с темными узорами украшен, кинжал в золоте. Сапожки сафьяновые с серебряными застежками у колен. Астан как посмотрел, так весь от зависти и затрясся. Это я тебе точно говорю. Затрясся и гармошку бросил. Тут свадьба полным ходом идет, а он играть перестал. Перед женихом такое дело — позор. Не дай бог подумают, что гостя не уважают в доме. Передали спешно гармонь какой-то девушке, извинялись: дескать, мальчик устал. А что, думаешь, Астан сделал? Выбежал из дому, Петя за ним. «Зачем плохо поступил?» — говорит Астану, а тот твердит одно: «Хочу серебряные газыри, пояс, чтобы в школе в драмкружке играть и танцевать на сцене». Ведь подумай только — шкет, пацан, тринадцать лет, а что выкидывал, а? Но ты послушай, что дальше было. Дружок его, Петя, говорит: «А ты знаешь, Астан, я давно тебе хотел сказать, да все побаивался. Я видел, подсмотрел, где алдар кувшин, наверно с серебром и золотом, спрятал. В горной пещере. В этой пещере, взрослые говорят, святой живет, охраняет ее». Астан подскочил, как ужаленный, обнял своего друга. «Не врешь? — спрашивает. — Где эта пещера? Веди меня туда». Петя дрожит от страха, не решается идти. А на дворе ночь темная, ну такая, как сейчас, шакалы воют… Страшно. «Нет, не скажу, — говорит Петя. — Взрослые рассказывают, что кто залезет в эту пещеру — там и умрет сразу». — «А как же этот алдар туда залез, спрятал золото и живым вышел? — спросил Астан. — Все это ты наврал, Петя, признавайся». — «Не наврал, — отвечает Петя, — я даже сам слышал, как алдар богу молился, когда из пещеры вылез». Астан взял Петю за ворот рубахи, грозно сказал: «Поклянись клятвой джигита». Ну, Петя поклялся. «Тогда пойдем к пещере, не дрейфь». И пошли. Вдвоем. Петя был трусоват, но все же пошел за Астаном. Да и Астан страху набрался, идет, а сердце колотится, чуть не выскочит. Шутка ли, ночью в лесу: филин кричит, шакалы, а то и рысьи глаза сверкают. Это, брат, не то что мы с тобой, матросы… и то боязно.
— Что верно, то верно, — проговорил, поеживаясь, Чивиков. — Тут, брат, и не заметишь, как тебе на спину волк сядет.
— Точно, но Астан, Яша, не отступил от своего. Храбр не тот, кто не боится, а тот, кто страх от себя к черту гонит и выполняет, что положено. Понял? Так вот, значит, мальчишки-то от страха дрожат, а к пещере идут. Пришли. «Здесь?» — спросил Астан. «Тсс, — прошептал Петя, — давай хоть перекрестимся». И Петя перекрестился. А пещера эта, понимаешь, была старым заброшенным святилищем в Дигорском ущелье, и, видимо, алдар считал это место надежным хранилищем — и люди-то в нее боялись входить. А в доме он свои ценности держать боялся. Понял? Ну, мальчишки, значит, к пещере-то пришли, у входа стоят, друг друга подбадривают, а лезть в пещеру боятся. В это время сова ка-ак закричит: «Уг-у-у! Уг-у-у!» Ребята прижались друг к другу, но не убежали. Постояли так, а потом решили: лезть!
Долго они шарили в темноте, но клада не нашли. «Сам подсмотрел, — уверял друга Петя. — Здесь спрятал». Они уже собирались вылезать из пещеры — а страх-то подгоняет, — как вдруг Астан говорит: «А может, под этим камнем?» И он показал на большую глыбу. Попытались сдвинуть ее с места, но силенок-то не хватило. Думаешь, ушли? Не тут-то было. Астан вылез из пещеры, нашел в лесу две крепких палки, и этими рычагами начали работать, глыба сдвинулась с места. А под ней-то землица рыхлой была. Они ее разгребать, разгребать начали и докопались до клада: кувшин с монетами. Понял? Ну, хлопцы за этот кувшин — и домой. И страх пропал.
Наутро посмотрели — в кувшине серебряные монеты царской чеканки. «Теперь и у нас с тобой будут газыри из серебра и пояса, и всем артистам в драмкружке хватит, — сказал Астан. — Только никому пока ни слова не говори!» — добавил он. На этом и порешили.
— И что же они с этим серебром сделали? — спросил Чивиков.
— Весь драмкружок в серебро одели. Понял? Кэп уже тогда, с малых лет, о своих друзьях заботился.
— И везло же черту!
— Ему везет потому, что он смел… И на плечах не пустой котелок носит… А уж если что задумал, черт, в лепешку расшибется, но сделает. Характер, брат, как камень.
— Слушай, Иван, у нас еще хлеб остался, — робко проговорил Чивиков. — Может, прикончим, а?
Чивиков достал из-за пазухи большой ломоть хлеба, разрезал пополам, вытащил из кармана узелок, развязал, взял щепотку соли, посыпал на оба куска и один протянул Твердохлебову.
— О Кесаеве у тебя складно получается, — неторопливо жуя, проговорил Чивиков. — Расскажи еще.
— О нашем кэпе всю ночь проговоришь — и мало будет. Штурман Демин как начнет, веришь ли, ночи не хватает.
— Ну, что-нибудь позаковыристей.
— У него все заковыристое. Один раз на бешеном рысаке приз на бегах взял. Понял? Только-толечко стукнуло ему пятнадцать, а приз взял. Было это в городе Орджоникидзе, когда он жил у своего двоюродного брата— Алексея. Его после гражданской войны посылали учиться, кончил он ростовский вуз, и — будь здоров — иди работай в Орджоникидзе. Там он женился, обзавелся квартирой и горя не знал, жил да поживал. К нему, конечно, Астан и причалил, когда в школу-то приехал учиться. И Петя с ним. А как же, все не чужие. Парни вроде и взрослые, а дури-то в голове — уйма. Понял? Идут как-то втроем в школу — Астан, Петя и Зелим, дружок их школьный. Глядь — навстречу им, кто бы ты думал? — моряк! Высокий, плечи — во! Черный китель, на рукавах нашивки золотые, на фуражке — краб и якорь с красной звездой. Понял? Петя толкнул локтем Астана и Зелима. «Капитан», — шепнул им. А тот услыхал, обернулся и увидел, что хлопцы на него глаза пялят. Видно, добрый был человек — пошел к ним навстречу, улыбнулся, руку протянул, поздоровался. Ребята сперва оробели, но потом освоились. Астан возьми да и спроси его: «Извините, гость, вы настоящий моряк или просто так?» — «Я самый что ни на есть настоящий, ребята, капитан первого ранга, служу на Балтике. А что, разве не похож?» — «Мы только в кино моряков видели, а живого — в первый раз», — ответил Астан, смущаясь. Капитан видит, что ребята — орлы, дай, думает, закину удочки, может, сагитирую кого-нибудь на флот или в морское училище. Понял? «Сейчас, говорит, ребята, я тороплюсь, а завтра приходите в это же время сюда, я вам о морском флоте расскажу».
