Дементьев не спеша перевёл взгляд на соседа и глубоко затянулся.

— Где она? — Спросил жёстко. И самого от подобного тона покоробило, но Вадим, как всегда, беззаботно улыбнулся. Его оптимизму можно было только позавидовать. Но в данный момент даже банальная зависть отбирала слишком много сил, потому Дементьев продолжал стоять, молча смотреть вниз и думать, думать… О чём? Может, о своём поведении?

— Я думаю, в студии танца.

— Даже не хочу знать, с чего ты это взял.

— А я всё равно скажу. Три раза в неделю: вторник, четверг и пятница. С пяти до восьми вечера. На самом деле, её расписание выучить несложно. Правда, даже этого ты сделать не удосужился. Когда-нибудь видел, как Нина танцует?

— А ты, значит, видел. — Сделал Дементьев несложный вывод из вопроса и перевёл резкий, колючий, и как сам теперь понял, ревностный взгляд, на Вадима. Сплюнул, разглядев довольную ухмылку.

— Она часто танцует в комнате. Дверь балкона открыта и в стекле видно её отражение. А ты о чём подумал?

— О том, что тебе стоило сломать язык, а не ноги. — Беззлобно пробормотал он и вернулся в гостиную, набирая номер начальника СБ.

— Каждый вторник, четверг и пятницу Нина ходит в студию танца. С тебя адрес. — Трубку повесил, затушил сигарету и, накинув на плечи пиджак, вышел из квартиры.

Уже в дороге получил точный адрес и вжал педаль газа в пол. За те три часа, которые ему потребовались для принятия, казалось бы, простого решения, вечерние пробки успели рассосаться, а воздух избавился от основной части тяжёлых примесей. Или это всего лишь скорость…

Старое здание на окраине Москвы. Всего два этажа. И вывеска. Огромная. А на вывеске её имя. «Нина владеет студией?..» — глупый вопрос, ответ на который заведомо известен, пришлось подавить. Тусклый свет из рифлёного панорамного стекла в окне второго этажа и тень на асфальте. На какое-то время Дементьев замер и просто смотрел за этой размытой искривлениями окна тенью, за плавными движениями, которые сменялись резкими, ломанными и снова стекали каплей воды, собираясь в единый образ. Он наспех перекурил, хотя спешки в таком деле не терпел, собрал неприятные мысли, криво ухмыльнулся неожиданному результату и бросил начатую сигарету в ближайшую урну. Спешно поднялся по высоким ступеням крыльца, дёрнул на себя дверь. Вошёл. Ночной сторож лишь понимающе усмехнулся. По доносящимся из глубины коридора второго этажа звукам, нашёл нужную дверь и стал в тёмном проходе, выбирая несвойственную для себя роль стороннего наблюдателя.

Нина танцевала. Сразу стало понятно: танцует она для себя, наслаждается этими мгновениями. Странный текст слабо знакомой композиции сейчас, как никогда, отображал суть их непростых отношений. Вроде и не война, но огонь жалит языками своего пламени, не больно, а, лишь напоминая о собственной силе, собственной власти. Решительные шаги останавливало смятение, паника. Мощные по энергетике, резкие порывы, перерастали в подавляющую сознание тяжесть, такую, что и вздохнуть трудно. Она остановилась посреди зала и лениво передёрнула плечами. Едва заметный уклон головы влево и одно мгновение полной обездвиженности: его почувствовала… или увидела в отражении огромного зеркала одной из стен. Пошатнулась, шагнула ногой в сторону, чтобы удержаться, не упасть, и сорвалась в плавный ритм финального аккорда.

А Дементьев всё не приближался, теряясь в странных ощущения, которые редко подпускал к себе в обычной жизни. Кого интересуют чужие чувства? Чужая боль? Сейчас она позволяла смотреть на себя. Позволяла считать все, до последней, эмоции, насквозь увидеть и оценить её по-другому. Непозволительная роскошь, непозволительное откровение для подобного типа людей. Она живёт в своём мире и никого в него не впускает, лишь изредка позволяя постоять рядом. А может и сама вынырнуть из него, чтобы увлечь, чтобы обратить внимание, но исчезает, как только добьётся желаемого, заставляя с нетерпением ждать следующего выхода. Хозяйка собственной жизни.

Мелодия сменилась, правильные, такие нужные слова утонули за волной ритмичного текста. Нина смотрела на своё отражение в зеркале, открещиваясь от действительности, игнорируя его присутствие. Дементьев понимал, что застал врасплох и теперь она просто потерялась. Не смогла вжиться в «нужную роль» и продолжила быть собой. Такой, какая есть. Резкой, жёсткой, решительной.

Основательные по своей силе, увесистости шаги. Непривычно. Поджатые плечи и предельно строгая выправка плеч. Будто и не она. Дементьев не сразу понял, что происходит, когда Нина остановилась у рояля, уперев в него локти. Не сразу осознал, когда увидел. Кособоко ухмыльнулся, провожая взглядом тонкий, взмывающий кверху столбец густого белого дыма.

Лишь спустя мгновения разглядел тонкие подрагивающие пальцы и сигарету в них. Выдержав бесконечно долгий упрёк в её действиях, смог глубоко вдохнуть и сделать первый шаг.

— Давно бросила? — Подал он голос, сканируя внимательным взглядом пустой зал, пол, потолок, стены.

Нина передёрнула плечами.

— Пять лет.

— Сигарета никогда не украшала женщину. — Остановился Дементьев с другой стороны рояля. Практически напротив. Взглянул с упрёком, а Нина улыбнулась. Нервно, устало. Будто с отвращением. Повернула голову в сторону и затянулась глубже.

— Ты напрасно обиделась на меня. — Сухо констатировал он, подобным тоном будто наставляя.

— Считаешь, что это обида?

Дементьев сконцентрировал взгляд на её всё ещё дрожащих пальцах и непроизвольно скривился.

— Нина, эта дрянь вредит здоровью. — Качнул он головой и потянулся, чтобы выдернуть сигарету. Она не сопротивлялась и криво ухмыльнулась, глядя, как тот старательно тушит её в пепельнице среди таких же мятых окурков.

— То… что ты сказал о своей жене… это правда? — Внимательно смотрела она на застывшие желваки и опустила взгляд.

Дементьев шумно выдохнул и взъерошил руками волосы. Если бы сейчас она задала вопрос: «Зачем ты мне всё это рассказал?», не нашёлся бы, что ответить, а так… она снова перевернула всё так…

— Нина, я не считаю, что должен перед тобой объясняться.

— Да, помню. Ты уже говорил. — Поспешила она перебить, демонстрируя напускное безразличие. — Третьему в ваших отношениях места нет. — Прищурилась, пытаясь скрыть эмоции.

Они вдвоём замолчали, старательно отводя взгляд в сторону. Нина, потому что не хотела продолжения утомительного разговора, Дементьев — потому, что действительно не видел в нём смысла.

— На самом деле это хорошо, что ты не пытаешься как-то себя оправдать. — Начала она, туманно рассуждая. — Никогда не смогу понять мужчину, который ударил женщину. Чем бы он ни прикрывался, каким бы здравым смыслом не оправдывал свой поступок.

На Дементьева посмотрела и расплывчато улыбнулась, точно зная, что выглядит совсем невесело.

— Бывший муж ударил меня всего однажды. — Оскалилась Нина, втягивая в себя воздух с болезненной гримасой. — А на следующее утро я наняла человека, который сломал ему обе руки. — Она посмотрела в глаза, выдерживая значительную паузу. — Это был первый, и последний раз, когда он посмел ко мне приблизиться. Первый и, по сути, последний день нашей совместной жизни. — Дементьев продолжал молчать и Нину это отчего-то разозлило. — Я считаю, что от вредных привычек стоит избавляться, не позволяя им укорениться и дать свои плоды. Кстати, — она небрежно взмахнула рукой, — уже который раз делаю тебе замечание, а ты так продолжаешь курить. — Попыталась она перевести всё в шутку, но Дементьев такой вариант не принял.

— Нина, я курю с двенадцати лет и в принципе не представляю, что такое должно случиться, чтобы появилась мысль бросить это неблагодарное дело. Не говоря уже о том, чтобы действительно бросить в реальной жизни.

— Значит, у тебя слабо развита фантазия. — Сделала она неутешительные выводы и пьяно улыбнулась, хотя пьяна не была.

Нина в один миг расслабилась и обошла рояль стороной, чтобы быть к Дементьеву ближе. Толкнулась боком в его напряжённые руки и опустила голову на плечо.