Южанка задыхается и быстро прикрывается, в рекордное время возвращая бретельки на место. Я, с другой стороны, не думаю ни о чем подобном. Все, что я хотел знать, это кто, блядь, только что нас прервал?

— Подумала, что ты захочешь узнать, что пришло время для «Монстра Микс».

Я узнал голос Паркер. Несмотря на то, что он был не такой бодрый, как обычно.

Она не ушла сразу же, вместо этого продолжая смотреть на меня и Южанку, пока мы приводили себя в порядок. Если верить истории, Паркер будет плакать во сне о том, что она только что увидела, и я могу ожидать телефонного звонка около трех часов ночи, когда она почувствует необходимость сказать мне, какая она хорошая находка и как я буду скучать по ней задолго до того, как она начнет скучать по мне.

Бла-бла-бла…

Все это фигня.

Южанка спрыгнула с гробницы, смахивая пыль с задней части своего костюма, и я не мог понять, почему она уходит.

— Мы не закончили. Что ты делаешь?

Она смотрит вниз, туда, где я только что взял ее за запястье, потом переводит взгляд на Паркер.

Еще до того, как она ответила, я понял, что она собирается использовать это как предлог, чтобы уйти.

— Мне кажется, что между нами все кончено, — сказала она.

У меня не было другого шанса привести свои аргументы, потому что после этого она бросилась бежать. Я последовал за ней, схватил свой головной убор и протолкнулся мимо Паркер. Она не пропустила смертельный взгляд, который я ей бросил. Это было лучше, чем возможность ударить ее, что я бы сделал без сомнений, будь она парнем.

Южанка шла медленно, и я не мог не задаться вопросом, не потому ли это, что она надеется, что я ее догоню. Паркер задержалась где-то позади нас, возможно, дулась, но в эти дни я слишком легко забываю о ней.

Прежде чем южанка заговорила, она бросила на меня неуверенный взгляд.

— Что это за… «Монстр Микс», или как его там? — спросила она.

Мы идем в ногу, и я чувствую, что мне очень хочется прикоснуться к ней, взять ее за руку или сделать еще какое-нибудь милое дерьмо вроде этого.

Я подавил это желание, потому что я не такой парень. И никогда им не был. Может быть, кастрирую себя, если когда-нибудь стану таким парнем.

— … Ну, это вроде как традиция Монстр Баша, — наконец ответил я. — Это просто напиток, который придумал Маркус. Он наливает его в большой, аляповатый кубок, и мы все делаем по глотку, выпивая за праздник.

И мы, наверное, также пьем за герпес и мононуклеоз, поэтому у нас с братьями есть постоянное правило: мы пьем первыми.

Она снова разгладила свой костюм, и вот тут-то все и стало странным. И все потому, что у нас каким-то образом завязался первый нормальный разговор, который мы когда-либо вели друг с другом. Это раздражает, потому что это не про нас. Мы не ходим на свидания за чашкой кофе и не гуляем в парке с нашими щенками-близнецами. Мы — это колкость, грубость и неприятные оскорбления.

И, очевидно, в нас и есть то, как она трогает мой член, а я целую ее сиськи, но…

Думаю, это отлично сочетается.

Вроде того.

Я смотрю в ее сторону, она выглядит по крайней мере так же неловко, как и я, но напряжение немного спадает, когда Паркер прокладывает себе путь между нами, направляясь к толпе.

— Шевелитесь, засранцы, — прошипела она.

Я сдерживаю смех, потому что знаю, что не должен находить юмор в разочаровании Паркер, и, наверное, я привык скрывать, какой я больной ублюдок. Но когда я снова смотрю на Южанку, она даже не пыталась притворяться. Она широко улыбается, может быть, потому что знает, что то, что ее застали со мной, только что уничтожило Паркер изнутри.

Южанка немного сумасшедшая, и я, возможно, немного одержим этой ее стороной.

Расстояние между нами увеличивается по мере того, как мы приближаемся к остальным. Я замедляюсь, а она ускоряется, пока не становится очевидным, что мы пришли из одного и того же места. Только мы знаем правду.

Я бессовестно смотрю в каждое лицо в поисках ее лица, когда она исчезла среди остальных, но быстро нахожу ее. Она смеется и болтает с Родригез и небольшой компанией возле стола для пивного понга.

Наблюдая за ней, я провожу большим пальцем по нижней губе и понимаю, что упустил возможность. Осознаю, что с каждой секундой все глубже погружаюсь в это.

Остынь, Голден. Ты знаешь, кто она на самом деле.

— Куда ты исчез? — спросил Стерлинг, хлопнув рукой по моей спине.

— Наверное, чтобы использовать рот Паркер по назначению, — добавил Дэйн. — Все, что угодно, чтобы заткнуть ее на несколько минут.

Тем временем, едва прислушиваясь к разговору братьев, мои глаза прикованы к южанке. Она, с другой стороны, делает все возможное, чтобы не смотреть в эту сторону.

— Неа, не в этот раз, — ответил я. — Нашел кое-что…немного более интересное, чтобы занять себя.

— У нее есть имя?

Дэйн смеется над вопросом Стерлинга, прежде чем задать свой собственный.

— А еще лучше, помнишь ли ты ее имя?

Я лишь неопределенно улыбался.

Музыка стихает, и Маркус забирается на стол, уже пьяный в стельку, но это не редкость, когда он веселится. У него на голове кривая корона, и он драматично заталкивает за спину свою королевскую мантию.

— Вот вам, вот вам, — сказал он в свой скипетр, используя его как микрофон. Все смеются. — Это проверенная временем традиция, что все гости пьют из чаши судьбы каждый Хэллоуин. Если кто-то не выполнит эту традицию, на вас падет проклятие нашего самого известного отца-основателя Сайпресс Пойнта — сэра Владимира Бледсоу, — добавил он. — А этого никто не хочет, потому что, как гласит история, внутренности старика вытекли через задницу, в страшную ночь, которая с тех пор известна как самая темная, самая дерьмовая ночь в Сайпресс-Пойнте.

Когда он произнес эту выдуманную чушь, раздались аплодисменты, а я мог только смеяться. Детали его истории немного меняются каждый год. Но самое главное, что, кроме имени Бледсоу, больше ничего не соответствует действительности.

— Барменша, подай мой кубок, — прокричал он, и Паркер неохотно подошла к центру с этим кубком в руках.

Он принял ее и наклонился, когда Паркер притянула его ближе, шепча что-то так быстро, что я не знаю, уловил ли это еще кто-нибудь. Она ушла, а Маркус улыбается, глядя на скудный кусок ткани, который Паркер пыталась выдать за костюм.

— Ну что, начнем? — объявил Маркус, побуждая Стерлинга подтолкнуть нас с Дэйном поближе. Чтобы избежать ситуации с «герпесом во рту».

Мы быстро пробрались вперед. Немного помогало то, что люди знают, что не стоит испытывать нас, и отступали, когда видели, что мы проходим.

— В этом году я хотел бы внести немного порядка в нашу традицию, — объявил Маркус. — У нас тут несколько новых лиц, и, будучи таким заботливым хозяином, как я, что скажете на то, если мы пригласим их первыми?

Мои шаги остановились, и я снова осмотрел толпу. Там Южанка, пытающаяся слиться с толпой в коротком, строго белом платье и длинном черном парике. Она здесь была самая сексуальная, а это значит, что никто не примет ее за одну из наших постоянных посетительниц.

— Нет, правда. Все в порядке, — настаивала она, когда Маркус шел в толпу за ней.

Родригез, полупьяная и спотыкающаяся о собственные ноги, подбадривала всех. Южанка вежливо отказывалась еще несколько раз, прежде чем началось скандирование.

Теперь она уже не так сильно протестовала, и когда она оглядывалась по сторонам, я вижу, что она готова уступить.

Давление со стороны сверстников — это сука в любой день недели, но оно неизбежно, когда тебя одновременно окликают несколько сотен людей.

Все замолкли, когда Маркус поднял руку, чтобы дать слово Южанке. Она была похожа на оленя, попавшего в свет фар. Повернувшись к Родригез, она получила нулевую поддержку.

— …Ладно, я согласна — признала она.

Снова аплодисменты и вой. Затем, она опустилась на дно.

Ее лицо исказилось, и она дико трясла головой, пытаясь избавиться от привкуса во рту. Жаль говорить об этом, но это будет завтра, когда она наконец освободится от него.