Бодрящая речь вернула мне хоть немного реальности, но за нее было трудно ухватиться, когда он смотрел на меня со сцены. Как будто он все еще готов и хочет закончить то, что мы начали, если я только скажу слово.

И, вау… Я никогда и никому не хотела отдаться так сильно, как ему. Но есть принцип, который я должна соблюдать. Какой девушкой я буду, если позволю своему врагу возиться со мной?

Жалкой.

…удовлетворенной.

Я, черт возьми, проиграла.

Джулс все еще улыбается мне сбоку, но меня спас звонок.

Бросаю взгляд на телефон — высвечивается неизвестный абонент.

— Я сейчас, — говорю я ей, а затем выбегаю из спортзала так быстро, как только могу на каблуках. Я выбегаю в коридор как раз перед тем, как срабатывает голосовая почта.

— Алло?

На другом конце сначала тишина, и я затыкаю ухо, чтобы лучше слышать, пока иду к выходу из школы. Возможно, в этом районе плохая связь.

Прохладный воздух обдул мои ноги, когда я вышла на улицу и прислонилась к кирпичу.

— Алло? Кто это?

На этот раз я что-то услышала. И это похоже на плач. Сразу же я прихожу в состояние повышенной готовности, думая о самом худшем.

— Скар? Ты в порядке?

Мое сердце колотится со скоростью мили в минуту, особенно после того, что Хантер рассказал сегодня утром, но она должна быть в порядке. Я отправила сообщение час назад, и она была у дяди Дасти в безопасности.

— Это не Скар, — говорит знакомый голос. — Это я.

Поток воздуха покинул мои легкие, а вместе с ним и способность воспринимать слова.

— Это мама, Блу-Джей.

Музыка из спортзала была слабая, но служило саундтреком к этому сюрреалистическому моменту. Прошли месяцы — месяцы — с тех пор, как она звонила. Так почему сейчас?

— Как ты, милая? — спросила она сквозь рыдания.

Я представила, в каком состоянии она, вероятно, находится сейчас — растрепанная, жалкая.

— Как ты думаешь, как я? — я огрызаюсь, чувствуя, как мое горло сжимается от эмоций. — Где ты, черт возьми, находишься?

Ее голос дрожал на другом конце, и я предположила, что мой тон расстроил ее, но кого это, черт возьми, волнует? Расстройство было моим стандартным настроем уже довольно долгое время.

— Я была рядом, — неубедительно ответила она. — Но, Блу-Джей, я не могу долго говорить. Мне нужно… небольшое одолжение.

И вот оно. Этот звонок не имел ничего общего с желанием узнать, как живут без нее дети, которых она привела в этот мир. Она звонит, потому что ей что-то нужно.

— Что? — спросила я категорично, в голосе звучало столько же разочарования и отвращения, сколько и в моих чувствах.

Она сдерживалась несколько секунд, но затем перешла к делу.

— Мне нужны деньги.

— Ты, наверное, шутишь, — сказала я в основном самой себе. Ее просьба заставила меня зашагать.

— Я не прошу много, — настаивала она. — Всего пару сотен баксов. Клянусь, я верну их тебе к следующей неделе.

У меня вырвался смех.

— Прости, но ты хоть представляешь, что я могу сделать с парой сотен долларов прямо сейчас? Для начала, я могу убедиться, что я кормлю твою дочь чем-то другим, кроме болоньи и рамена пять дней в неделю. О! И я могла бы заплатить за электричество за прошлый месяц. И мне не пришлось бы работать столько часов, что я не справляюсь с ролью родителя, которым ты должна была быть для Скар. Мне продолжать, мама?

На другом конце тишина, как я и знала. Она хнычет на заднем плане, а я пыхчу, как будто только что пробежала милю.

— Это ненадолго, — повторила она, как будто не слышала моих слов.

Несмотря на то, что я хочу, чтобы у меня была хоть какая-то частичка мамы, за которую можно было бы ухватиться, я заканчиваю разговор.

Мое дыхание застревает в прохладном воздухе, но я почти не заметила, что мне холодно. В данный момент я чувствовала только пустоту, пустоту от всего. Потому что я привыкла отдавать все, что у меня есть, но никто никогда не думает обо мне достаточно, чтобы отплатить мне тем же.

***

УЭСТ

Жесткие искусственные сиськи покачиваются перед моим лицом, пока Сэнди… или Сара… как бы ее, черт возьми, ни звали, скачет на мне жестко и быстро. Изголовье кровати хлопает по стене, словно она пытается протаранить нас в другую комнату, и, хотя я должен наслаждаться этой девушкой Стейси, я не могу выбросить из головы другую.

За окном меня отвлекли крики из бассейна. Если говорить о вечеринках, то это оживленная вечеринка, но я не получаю от нее никакого удовольствия.

От всего этого.

— Слезь с меня.

В темноте на меня смотрит растерянный взгляд.

— Что?

— Ты оглохла? Я сказал, отвали от меня.

Сидни насмехается, когда сползает на матрас и хватает свою одежду, затем захлопывает за собой дверь ванной, чтобы убедиться, что я знаю, что она в бешенстве. Не понимая, что мне наплевать на ее чувства. К утру я о ней забуду. Уже забыл.

В связи с этим возникает вопрос, почему одна, в частности, застряла у меня в голове, как плохая песня.

Или… хорошая.

Проклятье.

Я обосновывал это миллионом разных способов. Напоминал себе, почему она запретна. Напоминал себе, почему мне должно быть противно от одной только мысли о том, чтобы прикоснуться к ней, но это не помогало. Каждый раз, когда я закрываю глаза, я вижу это лицо.

Только это лицо.

Теперь, с тем, что она заявила сегодня вечером, она еще глубже залезла в мою голову. Она могла сказать что угодно. Могла солгать и сказать, что она девственница. Могла солгать и сказать, что у нее было несколько. Но вместо этого она рассказала мне о Рикки — что он был первым и единственным. Очень конкретный ответ.

Такой ответ, который разрушил бы всю мою теорию, если бы был правдой.

Однако из-за того, что заронил семя сомнения, я даже не могу мыслить здраво.

Она сказала еще кое-что, что меня зацепило. Она пошутила, что мой «список» слишком велик, чтобы поделиться им за одну ночь. Хотя я не извиняюсь за то, со сколькими девчонками был, я не горжусь всем, что я сделал. Это напоминание заставило всплыть один призрак, в частности. Призрак, который преследует меня, несмотря на то что она жива и здорова, несмотря на то, что между нами нет дурной крови.

И имя этого призрака — Кейси.

Один промах в суждениях сделал бы меня дерьмовым кандидатом на то, чтобы замаливать чьи-либо грехи. Только, когда речь идет о моей миссии с Южанкой, речь никогда не шла обо мне. Речь идет о единственном, кто действительно невиновен во всем этом — о моей матери.

— Просто чтобы ты знал, я всем скажу, что у тебя даже не встает, придурок, — кричала мне в затылок Шэрон, выходя из комнаты.

Говори, что хочешь. Моя репутация в постели опережает меня, сука.

Она не стоит того дыхания, которое потребовалось бы, чтобы произнести эти слова вслух, но это правда.

Я встал, избавился от ненужного презерватива, затем нашел на полу свои брюки. Застегнув их, я схватил полупустое пиво, которое поставил на тумбочку, затем пошел в конец коридора, где лился смех из открытых французских дверей.

— Я пропустил что-нибудь хорошее? — спросил я, перегнувшись через перила балкона, чтобы посмотреть вниз на бассейн. Мы заплатим за то, что устроили еще одну вечеринку здесь, в доме Бельвью, но оно того стоило.

— Нет, — со вздохом сказал Стерлинг, опускаясь на свое место, а его окружили три девушки. Две сидели на подлокотниках его кресла, еще одна — у него на коленях. Если бы что-то и произошло, он бы это пропустил. Отвернувшись, я улыбнулся.

— А ты? — спросил Дэйн с ухмылкой.

Я медленно смотрю ему в лицо, все еще злясь на трюк, который он проделал несколько часов назад на танцах. Не говоря уже о том, что мой кошелек стал легче на 500 долларов.

Когда в ответ на его вопрос я лишь отвернулся, он смеется.

— Тяжела та голова, которая носит корону, — икнула Джосс.

Я снова повернулся, как раз когда она опустилась на колени Дэйна. Если бы я не знал, что она пьяна, то теперь узнал бы. С ним она никогда не теряет бдительности, никогда не размывает границы, боясь, что это может привести к чему-то другому.