Мнение знающего Когда к знатоку веры приблизилась смерть, он заметил: «Если бы знал я до этого, что слушание превосходит говорение, не стал бы тратить жизнь на слова». Даже если слово блестит, словно золото, не произнести его — гораздо лучше. Дело стало судьбой отважных мужчин, а наш удел — рассуждения, и это — страшное бедствие. Обладай ты болью веры, подобно мужчине, доверился бы тому, что скажу я, хотя и знакомый тебе, но твоему сердцу — чужой, ведь тебе моя повесть кажется сказкой. Хотя, впрочем, спи в удобной тебе непокорности, пока я байку тебе ласково расскажу. Если Аттар тебе с нежностью поведает басню, уснёшь ты спокойно! Ибо сон тебе слаще. Но как много вылили масла в песок! Сколько драгоценностей надели на шею свинье! Накрыли этот стол с таким изобилием, но сколько голодных из-за стола поднялось! Сколько ни убеждал, нафс не подчинялся. Сколько ни врачевал его, ом не излечивался. Раз я ни на что не способен, умываю я руки и в сторону отхожу. Тягу к Истине надо испрашивать у Всевышнего, ибо привить её — дело не для моих рук. Пока нафс с каждым мигом жиреет, нет надежды на улучшение положения. Разнесло его ото всего, им услышанного, и всё это он проглотил, ни на миг лучше не став. Пока не умру я, измученный, он не получит урок, о Боже, спаси! Суфий видит во сне умершего Шибли
Когда покинул Шибли это негодное место, некто из благородных увидел его во сне. Спросил: «О счастливый, как поступил с тобой Истинный?» «Когда при расчёте мне стало туго, — ответил тот, — и когда Он увидел, что я себе сильный враг, и видел мою слабость, отчаяние и беспомощность, сжалился Он над моей нищетой, затем простил Он меня Своей милостью». О Творец, я — нищий Твоей дороги, подобно хромому муравью в Твоей яме, сам не знаю, чего же хочу или где я, кто я, каков я. Со слабым телом, бездарный, без состояния, бедный, неспокойный, влюблённый, сжегший жизнь в крови сердца [365], ничем за свою жизнь не плативший. Всё, что делал, было ущербом, измученным подошёл к концу жизни. Отдал я сердце, растратил жизнь, лица моего не осталось, утрачены все понятия. Я остался ни неверным, ни мусульманином, я остался озадаченным и измученным, что мне делать? Застрял в узкой двери, прикован к стенам темницы воображения. Открой этому бедняге дверь, покажи этому несчастному путь. Если у раба нет ничего на дороге, не успокоится он никогда от рыданий. Ты можешь и сжечь его грехи его стоном, и омыть его чёрную книгу [366]его же слезами. Вопрос пира, идущего по пути Шёл по пути некий пир, предводитель, увидел сонм ангелов. В большом ходу был там один вид монет, и ангелы выхватывали их друг у друга. Шейх спросил ангелов: «Что за монета, расскажите, в чем дело?» «О пир пути, — ответила духовная птица, — шёл здесь некто, заболевший путём, из чистого сердца его вырвался вздох, и, проходя, омыл он тёплыми слезами дорогу. И теперь мы за эти тёплые слёзы и прохладный вздох, что на пути боли вырвались, друг с другом соперничаем». О Боже! У меня много стонов и слёз, если ничего больше нет у меня, хоть это есть точно. Если положены там слёзы и стоны, то в наличии этот товар у раба. Очисти же двор моей души стонами, затем омой тетрадь мою слезами моими. Иду, заблудившийся, не нашедший дорогу, и сердце только черноту обрело, подобно демону. Будь вожатым моим, смой и тетрадь мою, и оба мира со скрижали моей души. Из-за Тебя бесконечна боль в моём сердце, и если есть душа у меня, то стыдно мне пред Тобой. Проведя жизнь в печали из-за Тебя, я желал бы ещё сто таких жизней. Пока текла моя жизнь в горе из-за разлуки с Тобой, каждый миг я переживал всё новую боль. Из-за самого себя среди сотни мук могу я остаться, так удержи мою руку, о Подающий мне руку! Абу Сайд Майхани и пьяный Мужчины пути с Абу Саидом Майхани однажды в ханаке находились. Подошёл пьяный, в слезах, не находя себе места, к двери ханаки взволнованно. Начал вести себя безобразно, рыдать и более прежнего пить. Заметив его, шейх к нему вышел и встал над ним, успокаивая. «О ты, пьяный, поменьше ругайся, — сказал шейх, — зачем ты здесь? Дай руку мне, подымайся». «Эй! Пусть Всевышний поможет тебе, — ответил тот. — Взять руку — это не твоё дело, о шейх! Ты свою возьми голову и ступай мужественно, а меня оставь с головой, склонённой пред Ним. Если бы любой был в силах руку подать, муравей тоже стал бы эмиром давно. Уходи! Взять руку — не твоё это дело, я — не твоего состояния, уходи!» От его боли шейх пал на землю, от слёз желтое лицо его покраснело. «О Ты, Который Суть всё! Будь необходим мне! Упал я, подняться мне помоги. Я оставался в яме зиндана в оковах, в такой яме кто мне руку подал бы? И тело моё испачкалось в заключении, и сердце моё измучилось в истощении. Пусть очень грязным, но я выступил в путь — помилуй меня, ибо я вышел из ямы и из зиндана». вернуться В оригинале используются и диван, и китаб. По всей видимости, Аттар обыгрывает оба слова— это «книга» записи поступков человека, а также его поэма, в правильности положений которой, как и в её необходимости, он не может быть полностью уверен. |
