Родственники Лейлы ни на минуту
Маджнуна не пропускали в племя.
Какой-то пастух поблизости оказался,
опьянённый Маджнун взял у него бурку.
Надев бурку, он согнулся
и сделался подобен барану.
«Ради Бога, — воззвал Маджнун к пастуху, —
укрой меня среди овец!
Погонишь стадо в сторону Лейлы, а я среди них буду.
Вдруг на мгновение уловлю я её аромат?
Чтобы скрытно ароматом любимой
хотя бы часик мне насладиться».
Была бы такая боль у тебя на миг,
на кончике каждого твоего волоса сидел бы мужчина
[308]!
Жаль, что тебе чужда боль мужчины,
не дано тебе то, что они на поле боя испытывают...
В итоге, спрятанный под шкурой Маджнун
тайно, среди овец, в сторону любимой направился.
Сначала радость его переполнила,
а вскоре после этого потерял он сознание.
Раз любовь вошла в дверь и ему всё стало безразлично,
пастух в поле снова Маджнуна увёл.
Полил он воду на лицо опьянённого,
на момент вода притушила огонь...
Затем случилось пьяному Маджнуну
с соплеменниками в поле сидеть.
Один из его соплеменников обратился к нему:
«О благородный, что ходишь ты голым!
Если хочешь, быстро принесу
любую одежду, какую попросишь».
«Не во всякой одежде быть с другом достойно, — ответил Маджнун. —
Для меня нет одежды лучше, чем шкура.
Желаю я овечью шкуру,
и, чтобы не сглазили, жгу я сипанд
[309].
Для Маджнуна это — атлас и аксун.
Кто любит Лейлу, тому нужна шкура.
Аромат любимой я ощутил, будучи в этой коже,
не желаю теперь иной, кроме шкуры, одежды.
Шкура поведала сердцу о любимой,
раз у меня нет сердцевины, есть хотя бы кожа».
Нужна любовь, чтобы освободить тебя от рассудка
и перевернуть твои качества.
Пожертвуй душой, бросай свои глупости,
это наименьшее, что для исчезновения качеств требуется.
Приступай к делу, если думаешь, что достоин.
Ибо так собой жертвовать — уже не игра.
