Однажды Махмуд вызвал приближенного Аяза,
надел на него корону и усадил на трон.
«Вот тебе царство, войска тоже твои, — сказал Махмуд, —
правь, эта держава — твоя.
Хочу, чтобы ты царствовал,
подчинил себе всех, от рыб до луны».
У тех из челяди и войска, кто это услышал,
от ревности ослепли глаза.
«Ни один шах в мире никогда
так не поступал с отроком», — восклицал каждый.
Но в этот же час бдительный Аяз
рыдал из-за поступка султана.
«Ты сумасшедший, — все ему. говорили, —
ничего не понимаешь, о далекий от мудрости.
О отрок, раз ты стал султаном,
то зачем ещё столько слёз? Сиди и радуйся».
«Неимоверно далеки вы от добрых дел, —
Аяз сразу этим людям ответил. —
Не видите, что шах всех народов
отталкивает меня от себя.
Озадачит меня, чтобы я
от него отдалился, занимаясь войсками.
Если весь мир мне отдаст во владение,
я не отойду от него ни на миг.
Всё, что скажет он, я могу выполнять,
Но только не отойти от него и на вздох.
Зачем мне его владения, заботы его?
Видеть его — вот моё царство, и всё».
Если ты желающий и признательный,
поучись у Аяза служению.
О ты, проводящий дни и ночи в безделье,
застрявший на первом шаге по-прежнему.
О бессовестный, каждую ночь Бог ради тебя
спускается с вершины Своего могущества.
В тебе же, неучтиво сидящем на месте своём,
нет упоённости ни ночью, ни днём.
К тебе пришли с величайшей вершины,
а ты отступаешь с отказом.
Увы, тебе дело не по плечу;
однако с кем же можно поделиться этой болью?
До тех пор, пока на твоём пути рай и ад,
как твоя душа об этой тайне узнает?
Когда разорвёшь привязанность к этим двум,
заря довольства осветит тебя ночью.
Прекрасный рай — не для этих сподвижников,
ибо есть люди, книга которых — на самом верху
[284].
Подобно мужчинам сыграй во что требуется
[285],
но пройди, не отдавая сердце ни «этому», ни «тому».
Если этих двух оставишь ты сам,
то станешь мужчиной, даже если ты — женщина.
