Один нищий оборванец влюбился в Аяза.
Слух об этом облетел всю округу.
Когда Аяз верхом выезжал,
устремлялся за ним следом тот нищий с признательностью.
Но и на мускусные кудри Аяза, гонявшего на майдане,
не глядел нищий, а только на мячик.
Дошла до Махмуда эта история —
о нищем, в Аяза влюблённом.
Назавтра, когда отрок опять погнал коня на майдан,
там вновь бегал и жулик, охвачен любовью,
и вновь он преследовал взглядом мячик Аяза,
словно и сам он стал шариком, получившим чугана удар.
Султан за ним наблюдал неприметно.
Заметил и лицо пожелтевшее, и душу истерзанную,
спину, чуганом изогнутую, и то, как сам нищий бродит
и носится по майдану, как шарик.
Махмуд его к себе подозвал и спросил:
«О нищий, ищешь ли равенства с падишахом?»
«Хотя зовёшь меня нищим, — оборванец ответил, —
но в любовной игре я не уступаю тебе.
Любовь и нищета — это соседи,
это — состояние без состоятельности.
Любовь от нищеты берёт смысл,
и лишь нищего, бесспорно, достойна любовь.
Ты с пламенным сердцем миром владеешь,
но обожжённому сердцу, как у меня, любовь лишь нужна.
Всё слушаешь музыку соединения,
но попробуй и вкус разлуки на миг.
Сколько можно испытывать соединение,
испытай и разлуку, если ты — мужчина любви».
«О, ты ещё жизни не знаешь, — шах сказал. —
Но зачем неотрывно смотришь на шарик?»
«Ибо мечется, бродит шарик, как я, — тот ответил, —
он будто я, а я будто он — мы перемазаны оба.
Он цену мне знает, я — ему,
оба мы — словно один мяч в чугане.
Оба упавшие от изумления,
без головы, без тела, от ударов только душа уцелела.
Он ведает обо мне, я знаю о нём,
беседуем о нашем горе мы вместе.
Но на своём пути шарик оказался богаче меня,
ибо подкова коня целует его иногда.
Хотя я как шарик — без головы и без ног,
но страдаю я более шарика:
чуган только телу шарика рану наносит,
а влюблённый нищий получает удар в свою душу.
Хотя нет числа ранам шарика,
но Аяз за ним бегает.
А у меня ран побольше,
но это я бегу за Аязом, то позади, то опережая его.
Шарику иногда удается быть рядом,
а этот нищий — всегда в отдалении.
Когда шарик рядом оказывается,
радуется он приближению.
Я не могу наслаждаться близостью к нему,
шарик меня обогнал».
«О ты, мой дервиш, — сказал шахрияр, —
ты в нищете мне признался.
Но если ты не лжёшь, о бедняк,
каковы у тебя доказательства твоей нищеты?»
«Я не нищий, пока есть душа, — ответил тот, —
я — желающий, а не человек круга, тобой упомянутого.
Но если пожертвую душу ради любви,
то это — знак нищего: душу отдать.
Однако где, о Махмуд, в тебе сущность любви?
Отдай душу! Иначе — не признавайся в любви».
Это он произнёс и душой всё, что от мира имел, аут оставил,
внезапно посвятил без остатка душу Любимому.
Когда оборванец свою земную жизнь так отдал,
мир помрачнел для Махмуда от горя.
Если рядом с тобой столь отважен маленький нищий —
выходи, дабы увидеть грабёж
[310].
Если тебе предлагают — выйди хотя бы на час,
чтобы звон колокольный услышать.
И, становясь непрерывно теряющим ноги и голову,
проиграй всё, чем владеешь.
Когда упадёшь, то ещё до осознания, что же случилось,
перевернутся твои ум и душа.
