Однажды ночью Баязид
[154] вышел из города.
Тихо в поле: ни шума, ни людских голосов.
Сияла луна — мир залило светом
ночного солнца, и было светло, словно днём.
В небе — россыпи блистающих звезд,
кружатся все по орбитам своим.
Долго шейх по округе прогуливался,
ни одной живой души не встретив.
Переживание его охватило.
«Боже, я переполнен волнением, — произнёс. —
Твой Трон — высочайший,
почему же в Твоём дворе так мало страждущих?»
«О ты, путём изумлённый! — голос раздался. —
Падишах к себе допускает не всякого.
Высота этого места требует держать
всех бедняков подальше от Нашего двора.
Когда разливается свет Нашего Величия,
гонит он прочь и спящих, и легкомысленных.
Годами людское ожидание длится, пока
один из сотен тысяч будет допущен».
Все птицы, переживая ужас при виде пути,
застонали, словно крылья их окровавились:
дорогу увидели бесконечную
и боль увидели без лечения.
С такой мощью ветер состоятельности вдоль неё дул,
что и небо над ней надломилось.
Вела она в пустыню, где и павлин ангелов
[155],
несомненно, никем вдруг покажется.
Разве найдутся у какой-либо птицы в мире
силы двигаться по этому пути даже на миг?
Путём перепуганные, все птицы
в одном месте собрались.
Потерянные, подошли к Удоду,
уже сочетая в себе желание с умудрённостью.
Обратились: «О ты, знающий дорогу!
Нельзя подойти к Шаху невежливо.
Ты долго был с Сулейманом,
ты был в царстве султана.
Все традиции служения знакомы тебе,
наряду с местами и опасными, и спокойными.
Ты видел и подъемы, и спуски на этой дороге,
вокруг мира ты не раз облетал.
Раз ты наш имам, открывающий или закрывающий цель
[156],
мы хотим, чтобы ты сейчас,
здесь, взошёл на минбар
и свой народ подготовил к пути.
Расскажи нам об обычаях и традициях царей,
ибо в неведении пройти этот путь не возможно.
Трудность у каждого в сердце,
но сердце в пути должно быть свободно.
Сначала разреши затруднения в наших сердцах,
чтобы твёрдо за дело мы взялись.
Когда расскажем тебе о своих трудностях,
сотрём из своих сердец все сомнения.
Ибо знаем, что эта дорога длинна,
и останется она тёмной для нас, если остаться в сомнениях.
Когда освободятся сердца, отдадим пути тело,
без тела и сердца у порога голову сложим».
Тогда поднялся Удод на миибар
и принялся говорить.
Когда в короне Удод на возвышении восседал,
счастливым стал видевший его лицо!
Более ста тысяч птиц
выстроились перед Удодом в ряды.
Подошли соловей вместе с горлицей,
чтобы запеть вдвоём.
Обе птицы принялись петь в этот час,
от их мелодии переполох охватил мир.
Услышавший их голоса,
покинув себя, словно сознание потерял.
У каждого появилось состояние,
когда никто собой не был, однако присутствовал здесь.
«О ты, обогнавший! — кто-то спросил. —
В чём же ты обогнал нас в действительности?
Раз и ты искатель, и мы ищем правду,
так откуда разница между нами возникла?
Чем провинились наши тела и души,
что твоя доля стала чистой, а наша — осадком?»
«Сулейман на нас смотрел целый миг, о вопрошающий! —
воскликнул Удод. —
Ни золотом, ни серебром я бы этого не добился,
все мои богатства — из-за этого взгляда.
Разве достигнешь этого только покорностью?
Дьявол долгое время в повиновении был.
Но если кто-то говорит, что не нужно покорности,
проклятие льётся на него каждый час.
Не бросай ты покорность ни на один вздох,
но если повинуешься, то её в себе не оценивай.
Проведи в смирении свою жизнь,
дабы Сулейман взглянул на тебя.
Если же Сулейманом ты будешь принят,
и моих искусных слов не хватит для описания твоего состояния».
