— Разве что Ильга, — ответил он, с тем же вниманием рассматривая Айлин. Ему впервые в жизни довелось взять на руки ребенка, и ощущения были такими, будто он совершает святотатство и получает при этом недозволенное удовольствие. Почти то же самое он чувствовал, когда думал о поцелуях Арианы. Разумеется, не в моменты их обоюдного сумасбродства: там Лил не то что размышлять, а даже дышать забывал. Но потом, наедине с собой, когда возмущенная его слабостью совесть немилосердно напоминала о себе, требуя отступиться от Арианы, отпустить ее из драконьих объятий, то ли тщеславие, то ли накрывающее с головой счастье позволяло бороться дальше. Он не мог оставить Ариану: она не справится без него, и сегодня он вновь в этом убедился. Жаль только, что не ответил на ее признания, а ведь Ариана ждала и хотела услышать о его чувствах. Как же заставить себя вырваться из шкуры собственного дракона и поступать как нормальный человек? И не обижать самую удивительную девушку на свете — как совсем недавно обидел? Надолго ли Ариане еще хватит терпения? И будет ли ему потом дан шанс хоть что-то изменить? — Эйнард без сознания, Тиле тоже сейчас не до еды.

— Тила? — переспросила Ариана, заворачивая чугунок с кашей в теплое покрывало. — И он в госпитале?

Лил прикусил язык, вспомнив, что никоим образом не хотел рассказывать ей о сегодняшнем происшествии в лесу. Не хватало еще, чтобы она начала переживать из-за того, что уже в прошлом.

— Он… возможно, услышал, что у Эйнарда есть верное средство от болезни… — осторожно, словно высказывая догадку, проговорил Лил, очень надеясь, что такое объяснение удовлетворит Ариану. Она кивнула, занятая своими делами. Нужно было потеплее укутать разгоряченную от рыданий Айлин и поспешить в госпиталь. Но, подготовив детское одеяло, Ариана с изумлением поняла, что плач прекратился. Не веря своим ушам, она приблизилась к Лилу и заглянула в прижатый к его груди сверток. Там, уютно устроившись, мирно посапывала зачинщица вечернего переполоха. Не зная, что и подумать, Ариана развела руками.

— Как тебе это удалось? — едва слышно спросила она, чтобы только не потревожить племянницу. Лил улыбнулся, услышав в ее голосе помимо удивления еще и восхищение. Как же ему нравилось, когда она радовалась. Даже если его заслуги в этом не было вовсе.

— Может, ей тоже нравятся драконы? — предположил он. — Как и ее тете с бабушкой?

Ариана нахмурилась, очевидно, не оценив упоминания о его второй ипостаси, но потом вдруг шагнула вперед, поднялась на цыпочки и очень нежно коснулась губами его губ.

— Нам нравятся не драконы, — прошептала она. — Нам нравишься ты.

И Лил снова забыл все правильные слова…

…Пока Ариана возилась с сестрой и племянницей, Лилу удалось перекинуться парой фраз с Ильгой. Та похвасталась, что приготовленный ей отвар уже помог брату и Тиле, но после этого расстроенно отвела глаза.

— Там у Эйнарда в записях слово какое-то… непонятное… «проалатить», — пожаловалась она. — Не знаю, что оно обозначает, и не могу начать готовить эту стружку.

— Алатой в южных странах называют соль, — заметил Лил. — Возможно, грибы нужно просто просолить.

— И высушить! — воскликнула Ильга и радостно рассмеялась. — То есть всего лишь завялить! Это же так легко!

Она сбегала за тетрадью Эйнарда, еще раз перечитала рецепт и, убедившись в верности предположения Лила, даже принялась пританцовывать. Потом вдруг схватила его за руку и, крепко ее сжав, вдохновлено заглянула в глаза.

— Спасибо!

Лил кивнул и улыбнулся. И не заметил, как тихонько прикрылась дверь комнатки, куда несколько минут назад ушла Ариана.

* * *

— Я тебя люблю, — негромко сказала Ариана и, заметив, как Лил вздрогнул, почти спокойно продолжила: — Это единственное, что я могу тебе предложить. Я никогда не стану такой красивой, как Беанна, или такой непосредственной, как Ильга. И даже такой беззаботной, как в детстве, уже не смогу быть. Если тебе достаточно моей любви, я обещаю сделать все, что в моих силах, чтобы тебе не пришлось пожалеть о своем выборе. Если нет…

Если нет, тогда ей, пожалуй, оставалось только утопиться в холодном, уже совсем остывшем море. Но Ариана так устала бояться, что сил уже не было. Они закончились тогда, когда она увидела, как Ильга смотрит на Лила и как крепко сжимает его руку. До сих пор одной Ариане была доступна подобная близость: но что, если лишь по причине отсутствия у нее страха к его дракону? Ариана единственная подружилась с ним в детстве и приняла его сейчас — разве не мог Лил именно поэтому выделить ее среди других девушек? Ариана была достаточно самокритична, чтобы видеть все свои недостатки, а их было совсем даже не мало. Вечно замученная: Лилу из раза в раз приходилось утешать и успокаивать ее; вечно растрепанная: единственный комплимент, который она слышала от него, прозвучал тогда, когда у нее было новое платье и украшенная ведуньей коса; вечно занятая: чем угодно, только не Лилом, и по его взглядам можно было понять, сколь разочарован он таким ее отношением. Вряд ли какая другая девушка доставляла бы столько же проблем, сколько Ариана. Но ни одна из них не сможет полюбить Лила так глубоко и искренне, как любила она. И потому должна была за него бороться, а не придумывать всякие несуществующие препятствия, как пару месяцев назад. Не мучить Лила и не отталкивать его. И не ждать награды за свои чувства, как бы ни хотелось услышать от него столь же убедительный ответ. Потому что Лил и был наградой. И она лучше всех на свете это понимала. Все девять лет их знакомства.

Лил весь ужин тайком поглядывал на Ариану. Перемену в ее настроении он почувствовал сразу, хотя она тщательно старалась ее скрыть. Ариана улыбалась, расспрашивала о путешествии, накрывала на стол, привычно поставив перед Лилом самую большую тарелку, но все это делала словно через силу, будто думала о чем-то своем и пыталась принять решение. Она не зацепилась ни за одну из нестыковок в рассказе Лила, не усадила его, как обычно, за стол, когда он вызвался помогать ей по хозяйству, только как-то слишком правильно, выверенно двигалась, и даже хлеб порезала на идеально ровные по толщине кусочки и кашу набирала в ложку каждый раз аккурат на три четверти. А когда тарелка опустела, Ариана подперла рукой подбородок и совершенно равнодушно сообщила Лилу, что любит его. И принялась следом говорить какие-то несусветные вещи, из которых он понял только, что ей плохо и что он добился таки того, чего так боялся.

Послав беззвучное проклятие в свой адрес, Лил вскочил и опустился перед ней на колени. Поймал взгляд заблестевших от слез глаз и вместо давно вынашиваемых нежных слов вдруг взорвался нелепыми фразами:

— Ойра, Ариана, да я сдохну в тот же день, когда ты во мне разочаруешься! Я существую, только потому что нужен тебе, — и ты единственная, кто в этом сомневается! Прости, я не умею говорить такие вещи, а рядом с тобой вообще забываю последние слова… Но я люблю тебя и ради твоего счастья готов на что угодно! Даже на…

— Ты мое счастье! — пробормотала Ариана и ткнулась мокрыми от слез губами ему в губы. Разве можно было желать большего? И разве имела она право и дальше ревновать, когда такие нежные, такие заботливые поцелуи постепенно окрасились страстью, обожгли жаром и закружили в водовороте сильных чувств? Никогда еще Лил так ее не целовал и так к ней не прикасался, словно пытался на деле доказать сказанное и убедить Ариану в том, что она для него единственная. Как хорошо, что она решилась признаться ему в своей любви, преодолев страх и получив в ответ такие опьяняющие, необходимые, как воздух, свидетельства его чувств.

Лил скользнул руками по ее спине, сжав в объятиях, и вдруг приник губами к шее: горячо и нетерпеливо. Ариана невольно охнула, чувствуя, как по телу прошла сладостная дрожь, обхватила его за голову, не позволяя оторваться, и чуть отклонилась вбок, открывая простор для продолжения ласки.

Лил слишком хорошо знал, что не имеет права этого делать, что нарушает абсолютно все правила, придуманные богами, но невозможно было противиться тому, что он только что услышал от Арианы. Она принадлежала ему, и Лил так нестерпимо хотел ощутить это всем своим существом, что забыл про дракона.