Два глупых влюбленных несмышленыша! Они спасли Армелон и тысячи жизней, а друг с другом никак не могут разобраться. И до сих пор не верят, что заслуживают свое счастье.
Беанна опустилась на колени, уткнулась лбом в щеку сестры, отвела с ее лица спутанные короткие волосы. Вот же дурочка! Пришло же в голову снова влезть в мужские одежды, снова остричь косы, снова взяться за оружие — как когда-то отец настаивал. А если бы убили ее в битве, кто бы за это ответил? Кто бы остановил обезумевшего дракона, который сейчас маялся за стеной, не зная, что делать и какое наказание он заслужил? Ведь наверняка же придумал себе очередную вину, а Беанна своим поведением, как всегда, подлила масла в огонь. От страха скрыла истинные чувства. Стоило ли удивляться?..
Она поднялась, на секунду стиснула руку Арианы в своей, потом улыбнулась и вышла из спальни.
Лил стоял напротив двери, сжимая кулаки и явно ожидая резких слов. В лице ни кровинки, а во взгляде — упрямство и непоколебимое намерение отстаивать свои права на Ариану.
Слава Ойре, дозрел!
Беанна шагнула вперед и крепко, растроганно его обняла.
— Вернулся! Хвала богиням! — выдохнула она и с удовлетворением почувствовала, как расслабляется его напряженное тело, как приходит понимание того, что на самом деле чувствует к нему Беанна, и как становится от этого легче дышать.
— Я… сорвался и едва не натворил бед, — рискнул Лил поделиться самым большим своим страхом, и Беанна тепло, по-матерински, погладила его по щеке.
— Как и все мы, — с самой глубокой искренностью ответила она. — Не бери на себя слишком много: ты всего лишь человек, и наши слабости тебе не чужды. Главное — вы оба живы, и я счастлива! Создатели, как же мало на самом деле надо человеку для счастья!..
Лил хлопнул пару раз глазами, вникая в смысл ее фраз, потом несмело улыбнулся.
— Ариана… Мне показалось, что она узнала меня, когда… — снова не закончил он, но Беанна и так поняла, что Лил имел в виду. Если Ариана пришла в себя, если снова начала реагировать на происходящее… Божественная Триада, это было бы самым желанным завершением последних событий.
— Тебя тогда сложно было не узнать, — немного нервно хихикнула она, потом чуть оттолкнула Лила и ласково постучала его по лбу. — Иди, умойся хоть, а я об Ариане позабочусь. Пока ты тут не сгорел у нас от смущения.
Лил снова вспыхнул, но в глаза наконец-то вернулась уверенность. Скоро он совсем оправится, избавится от этой своей вины, изгонит из души ошметки драконьей ненависти и, быть может, сделает все-таки решительный шаг. Когда, если не сейчас? И пусть их с Арианой вознаградят богини. Они, как никто, это заслужили.
* * *
Город собирал себя по кусочкам. Женщины лечили раненых, оплакивали погибших, мужчины тушили занявшиеся от драконьего пламени постройки, заделывали прорехи в стенах и крышах, освобождали улицы от вражеских тел. Все понемногу приходили в себя. Работы предстояло немерено, но самое страшное было позади. Они разбили кочевников, отстояли Армелон, и, несмотря на потери, будущее виделось самым светлым и радостным.
Вот только у Тилы на душе было неспокойно. И пусть не было его вины в том, что не смог он организовать достойного сопротивления кочевникам — слишком много оказалось врагов, и Тила выжал из имевшихся возможностей максимум; и пусть он честно отвечал пытавшимся поблагодарить его армелонцам, что не по адресу они направляют душевные слова; и пусть он ничем не опорочил свое имя и семейную честь в этой битве; что-то не давало ему покоя. Он знал, что должен сейчас пойти к градоначальнику, доложить тому последние новости и получить указания, как действовать дальше, но вместо этого, убедившись в полном отступлении опасности, прямиком направился в здание общественного суда. Он не видел Ильгу больше двенадцати часов. И теперь она была единственной, в ком он нуждался, едва не распрощавшись с жизнью.
Но среди хлопочущих над ранеными девиц Ильги не оказалось, и Тила, задвинув гордость подальше, поинтересовался у Эйнарда, где можно найти его сестру. Тот если и удивился, то виду не подал. Только сам вдруг обеспокоился и осмотрелся вокруг, будто только сейчас заметив ее отсутствие.
— Она в госпиталь за лекарствами отправилась, — наконец сообщил Эйнард. — Давненько уже. Должна была вернуться.
Тила мысленно помянул Энду, непонятно за что обозлившись на Эйнарда, и без всяких разъяснений покинул полуразрушенное здание суда. Путь до госпиталя был недалек, и сердце колотилось с каждым шагом все сильнее. Дурное предчувствие не отпускало, и, чтобы хоть как-то его заглушить, Тила воскресил в памяти последнее свидание с Ильгой. Удовлетворенно поежился, вспомнив ее смущение, усмехнулся необидному прозвищу «дурачок», задышал взволнованно, заново пережив их неожиданные поцелуи.
Тила не был неопытным юнцом, для которого поцелуи в новинку. Но такого водоворота ощущений, как с Ильгой, не испытывал никогда. И теперь его так и тянуло проверить, были ли они вызваны приближающейся опасностью или все-таки зависели от силы чувств. В том, что чувства были, Тила больше не сомневался: он сегодня раз десять верной смерти избежал и в такой битве отделался простыми царапинами. Ильгин оберег поработал на славу, подтверждая самые смелые надежды, и Тила собирался сделать все, чтобы эти надежды обрели под ногами почву. Сегодня стало окончательно наплевать на статус и неприметную внешность Ильги: он мог не дожить до рассвета и так и не узнать, каковы на вкус ее губы. Так стоило ли подчинять собственную жизнь каким-то условностям? Беанна правильно сказала, что у всех них только по одному шансу, и следовало распорядиться им так, чтобы не жалеть потом о своей слабости и не проклинать тех, кого послушался и кому подчинился.
Отец, конечно, никогда не согласится с выбором Тилы, по-прежнему оценивая людей сквозь призму их положения, но его мнение с недавних пор интересовало Тилу в последнюю очередь. И в этот раз он не станет откладывать дело в долгий ящик, как это было с Беанной. И не променяет Ильгу на свободную жизнь. Хватит, нахолостяжничался. Все доказал. Лишь бы Ильга…
Мысли пропали, а ужас словно припечатал многопудовой глыбой к земле. Никогда еще Тила не испытывал такого неконтролируемого страха: ни под взглядом дракона, ни под стрелами кочевников.
Госпиталь был разрушен почти до основания.
Огромная каменная глыба, выпущенная из вражеской катапульты, разметала стены, и Тила с совершенно необъяснимой уверенностью понял, что Ильга там, внутри, что она не успела покинуть это проклятое здание и именно поэтому не вернулась к брату. Потому что была…
Тила заревел, как раненый медведь, и бросился к развалинам. Отшвыривал осколки глыбы, ворочал балки, заглядывал под каждый обломок. Он и раньше-то никогда не жаловался на собственные силы, но теперь они словно возросли стократ. И даже мысли не возникло, что Ильги может не быть здесь, что он напрасно теряет время и подвергает себя опасности, разнося останки госпиталя, не заботясь об устойчивости конструкций и вгрызаясь все глубже. Вот и дверь Эйнардова кабинета — покосившаяся, висевшая на одной петле. Тила сорвал ее и шагнул внутрь.
И сам окаменел.
Белая как мел, бездыханная Ильга лежала на полу, придавленная книжным шкафом и — поверх — каким-то бревном, бывшим ранее частью деревянной стены. Тила сам не понял, как оказался рядом. Как избавился от бревна, как сдвинул шкаф. Ильга не пошевелилась. Не охнула, не открыла глаза. Не устремила на Тилу то ли влюбленный, то ли насмешливый взгляд.
Тила рухнул возле нее на колени и с остановившимся сердцем дотронулся до руки. Холодная. Холодная, Энда все подери! Ильга не двигалась, не дышала, она замерзла, придавленная, здесь, в одиночестве, пока у мужчин были дела поважнее, чем думы о ее благополучии. Эйнард спасал других, забыв о сестре. Тила обходил посты вместо того, чтобы позаботиться об Ильге. Если бы он не тратил время на долг, если бы сразу подался сюда, быть может, не опоздал бы. На Ильге не было ни одной раны, она просто не смогла выбраться из-под шкафа и закоченела на январском морозе, от которого не смогли защитить разрушенные стены госпиталя.
