Едва сдерживая вой от головной боли, сатанея от зуда чумных пятен, задыхаясь слизью и кровью, Ярон с немым вопросом поглядел красными глазами на прекрасную ведьму.

– Иди своей дорогой, нагваль, – ответила та и протянула ему меч и еще горсть каритовых семян, которые следовало жевать дабы исцелиться от хвори."

"Ерунда какая-то", решила девочка, не слишком лестно подумав о судье, который столь сосредоточенно изучает такую ахинею. Закрывая книгу, она увидела надпись от руки на форзаце: "Ослепленный предчувствием большого счастья, я готов был потерять всё. И потерял."

На одном из столбов, поддерживающих крышу шатра, было прикреплено зеркало. Элен, вспомнив о повреждениях лица, захотела взглянуть на себя. Но зеркало висело слишком высоко и ей пришлось притащить табурет и встать на него. Заглянув в зеркало, она едва не вздрогнула. "Фуу! Ну и страхоидолище!", воскликнула она про себя. Это слово попало к ней из богатого лексикона дяди Васи. Тот в основном использовал его для описание всяких безобразных с его точки зрения механизмов. Но однажды использовал и по отношению к вздорной и злобной миссис Канвиг, старейшей жительнице улицы Эвергрин.

В отличии, например, от своей подружки Эльвиры Мейнос, Элен никогда не обращала особого внимания на свою внешность и не вертелась часами перед зеркалом в трансформ-платьях. О том как она выглядит больше заботились папа и Кит, чем она сама. Однако сейчас ей стало немного не по себе, когда она представила что люди будут точно также содрогаться, увидев эту багрово-желтовато-синюшную опухшую скулу, слегка заплывший левый глаз и раздувшуюся губу с коростой ссадины. Да и кроме этого вид её оставлял желать лучшего. Волосы потускнели и выглядели сальными и липкими, хорошо хоть еще короткие, на лбу и виске присутствовала некоторая чумазость, из носа торчала какая-то козявка. Элен смущенно убрала козявку, послюнила пальцы и начала стирать чумазость. Покосилась на тазик с водой, но потом решила что оно того не стоит. Чумазость вроде ушла. Девочка чуть не вплотную прижалась к зеркалу, придирчиво оглядывая лоб и висок. Она столь увлеклась, что не услышала как вошел судья. Тот какое-то время со скрытой улыбкой наблюдал за ребенком, а затем сказал:

– Не волнуйся, на детях всё заживает очень быстро. Скоро ты будешь такой же красавицей как и прежде.

Элен, недовольная что её подловили за этим занятием, сердито поглядела на судью.

– Разве это важно?

Мастон Лург пожал плечами и пробормотал:

– Ну наверно нет. Если ты красивая.

Элен спрыгнула с табурета, внимательно оглядывая судью. Тот напротив был свеж и ухожен, тщательно выбрит и расчесан, в идеально чистом и опрятном наряде и даже пах неким слабым парфюмом. При всём при этом Элен тут же уловила что судья как будто бы несколько не в своей тарелке.

Он указал на накрытый стол и пригласил девочку к завтраку.

– Я не хочу, – отрезала та и с вызовом поглядела на судью. Пусть только попробует заставлять её. Это позволялось только папе, ну и отчасти Киту. Но судья вызов не принял. Элен поняла что его мысли заняты чем-то другим, что его как будто что-то тревожит. Может быть Галкут умер, почему-то подумалось ей. И она тоже встревожилась. И тут же ощутила раздражение по этому поводу. Даже если и умер, ей какое до этого дело, с какой стати ей тревожиться. И всё же она призналась себе что какое-то дело до этого ей всё же есть.

– Что-то случилось? – Спросила девочка.

Судья рассеяно улыбнулся.

– Да нет. Я просто думаю как это всё будет.

– Что будет?

– Ну-у… твоя помощь в этом деле.

Элен поняла.

– Господин инрэ, вам не нужно так сильно переживать из-за того что нам предстоит. Всё не так сложно как вам возможно представляется. Вам надо просто пригласить главных подозреваемых якобы для более детальной беседы и в моем присутствии задать каждому из них несколько вопросов, в конце которых задать главный: "Вы убили охранника Ливара?". Вот и всё. И мы будем точно знать кто солгал, а кто нет.

– Ты будешь знать, – не удержался Мастон Лург.

– Мы, – с некоторой как будто усталостью сказала девочка. – Я не собираюсь играть с вами в какие-то игры. И кто бы ни был убийца, он убийца. А я просто хочу чтобы всё это поскорее закончилось.

– Хорошо, прости. – Судья уже совершенно не обращал внимания и не удивлялся, что разговаривает с Элен как с равной. – Но как это всё работает?

– Вы же видели в Туиле как это работает.

– Я имею ввиду ты действительно никогда не ошибаешься? Ты будешь знать абсолютно точно кто солгал?

– Да. Как я говорила в Туиле, если человек сам знает что лжет, то я увижу это. Если же человек верит что говорит правду, то не увижу. Но для такого конкретного вопроса как "убивали вы или нет" реализация последнего варианта возможна только если человек совершенно безумен. Кто-нибудь из подозреваемых показался вам сумасшедшим или умственно отсталым?

Судья усмехнулся и отрицательно покачал головой.

– Но как я узнаю, кто лжет, а кто нет. Ты скажешь мне потом?

– Зачем, я дам вам какой-нибудь знак.

– Один знак для правдивого ответа, другой для лживого? – Уточнил судья.

Элен насмешливо посмотрела на него.

– По-моему достаточно одного знака, например знака для лжи.

– Ну да, конечно. – Мастон Лург отвернулся. Ему стало стыдно. Ребенок потешался над ним и он давал для этого повод. Но он действительно был немного взволнован. Ведь сейчас он намеревался использовать нечто такое чего абсолютно не понимал.

– Но всё же как ты это делаешь? – Осторожно спросил он. – Тебе надо непременно видеть человека?

– Да. И желательно видеть его лицо.

– Но как ты это непосредственно делаешь. Это…, – Лург споткнулся и затем смущенно закончил: – как бы магия?

Девочка залилась звонким радостным смехом. И хотя смеялись над судьёй, он не почувствовал раздражения, уж слишком чистым и детским был этот смех. Давно он такого не слышал. Он тоже улыбнулся.

– Конечно магия, – весело сказала девочка, отсмеявшись. – Вы же видите я превратила свою куртку из синей в изабелловую. Я юная волшебница, господин инрэ. Я вас предупреждала.

– Пожалуйста, Элен, будь посерьезней. Если б ты действительно была юной волшебницей, ты бы уже давно наколдовала себе крылья и улетела. – И торопливо, чтобы не дать девочке развить эту тему, добавил: – К тому же не так просто будет объяснить твое присутствие на допросе.

– С каких это пор вам, творящему произвол беззакония и всевластия, нужно что-то кому-то объяснять! Если кто-то вообще что-то спросит, скажете что хотите чтобы племянница была рядом под присмотром, особенно после вчерашнего. И всё.

Судья спокойно "проглотил" замечание о произволе. Подобные уколы со стороны его маленькой пленницы его уже абсолютно не задевали. Он задумчиво потер гладко выбритый подбородок, оглядываясь по сторонам.

– Обосноваться наверно лучше всего здесь. В шатре достаточно места. Только надо стол с едой убрать, а то словно у нас тут какое-то празднество. Ты точно не будешь завтракать? Съешь хоть пару булочек с соком.

И тут Элен поняла что еще тревожило её совесть, помимо угрызения за избитого Галкута. Те несчастные, что заперты в ужасных вонючих клетках возле реки. Рабы. Уж им то никто не предложит сладких булочек с соком. Изможденные, голодные, больные, потерявшие надежду, низведенные до животного состояния, они были не просто заперты в своих ужасных "корзинах", они словно были вычеркнуты из нормального мира, жестко и бесповоротно выброшены из социума свободных людей, забыты, стёрты, аннулированы. Их мысли, страхи, радости, чаянья, переживания, опыт, вся их человеческая сущность оказались на помойке. Тем самым свободным людям, тем, кто были по другую сторону железных прутьев решетки, больше не было никакого дела до всего этого. Ибо кого могут волновать чаянья и надежды рабов. И Элен испытывала зудящее чувство вины, за то что она одна из тех кто по другую сторону клеток. Она понимала что такое восприятие неразумно, нелепо, иррационально. Она ни в чем не виновата перед этими людьми и в конце концов тоже пленница, пусть даже её и не держат в столь жутких условиях. А вместе с этим иррациональным чувством вины рождалась и глухая неприязнь ко всему этому каравану, к его охранникам и начальникам и в первую очередь к Эркхарту. Этот симпатичный молодой мужчина, который так понравился Элен, когда она его увидела в первый раз, теперь вызывал в ней чуть ли не отвращение. Она, конечно, не знала кому именно в караване принадлежали рабы, но в любом случае Эркхарт всем этим руководил, всё это организовывал и имел со всего этого прибыль.