— Какое место занимает физика в жизни современного человека? — спрашивает меня корреспондент — высокая светловолосая женщина. Длинные худые ноги она с трудом пристроила под круглым низким столиком. На вид ей лет сорок. Большие очки с золотистыми дужками придают ее неприятному лицу интеллигентное выражение. С первого взгляда она смотрится даже эффектно. Лишь спустя некоторое время понимаешь, что ничего привлекательного в ней нет. Изящные интеллигентные манеры, умное лицо и прямые волосы в совокупности создают иллюзию красоты.

Удобно устроившись в мягком кресле, я курю сигарету. Бокал фруктового коктейля стоит на столике. Корреспондент сидит напротив и, внимательно рассматривая меня, потягивает через соломинку коктейль в ожидании ответа.

Вокруг снует масса народу. Мне здесь приятно — красивый, ультрасовременный сиднейский аэропорт огромен, но в то же время уютен.

Мне приятны со вкусом убранные и устланные дорогими коврами залы и вестибюли. До моего слуха доносится голос диктора: «Приземлился самолет из Сингапура»… «Объявляется посадка в самолет по маршруту Сидней — Джакарта — Гонконг». Мне нравятся привлекательный и эффектный репортер, элегантные и вышколенные таможенники. Может, кое-кому и не по душе раздражающий, действующий на нервы и несколько бюрократический таможенный ритуал. Но я не могу сказать того же о себе. Допускаю, что процедура эта довольно утомительная, но мне она все равно нравится. Проверка кино- и фотоаппаратов, отметки в визе, печать в паспорте, разрешающая въезд в страну, скрытый цепкий взгляд, фиксирующий тождество твоего лица с фотографией в паспорте, дуга электронного контроля на оружие или контрабанду. Я с удовольствием заполняю анкеты, назначение которых мне до сих пор непонятно. В общем, мне приятно все, что подчеркивает — я нахожусь в чужой стране. Погранично-таможенный церемониал, который иные считают формальностью, вызывает во мне явственное ощущение чуждости и неведомости другого мира. И какое же чувство разочарования и недостаточности испытывал я, если погранично-таможенный барьер преодолевался без проволочки. Беспрепятственное и безобрядное вступление в чужие пределы упрощает, делает обыденным и неощутимым волнующий и таинственный момент соприкосновения с неизвестностью.

Ресторан.

Огромный, полутемный, покойный зал на пятнадцатом этаже.

Официанты, выряженные в смокинги, бесшумно снуют по ковровым дорожкам. Призрачный голубоватый свет. В огромных, во всю стену, окнах как на ладони видна широченная прямая улица, ведущая к сиднейскому Гайд-парку. Справа всеми цветами радуги переливаются рекламы торгового центра Сиднея. Бесконечная вереница автомобилей с кроваво-красными стоп-сигналами тянется по улице.

В углу зала у рояля сидит курчавый молодой человек в бордовом фраке. Девушка в розовом платье и с микрофоном в руке полулежит на рояле. Второй микрофон, резко накренившись к клавиатуре рояля, едва не касается губ пианиста. Поют вполголоса. Звуки песни не режут слуха, кажется, что музыка доносится откуда-то издали. Сначала мне даже показалось, что песня льется с магнитофонной ленты, лишь позже я заметил рояль, курчавого парня и розовую девушку. В синеватом полумраке эта группа выглядела довольно трогательно.

Обычный свинг.

После многочасового перелета музыка успокаивает.

За столиком сидим мы вдвоем: я и Саша Руденко.

Саша сидит тихо, утомленно полуприкрыв веки. Видно, и ему приятна эта негромкая музыка.

Блюз.

Знакомый блюз. Никак не могу вспомнить, где я его слышал.

Вообще-то говоря, джаз, по моему непрофессиональному мнению, ушел в прошлое и сегодня представляется несколько архаичным. Но теперь он мне удивительно приятен. Синкопы одомашнили огромный зал, создали обстановку интима. Видно, покой действует на людей завораживающе. Все вокруг переговариваются вполголоса, смеются негромко, и лишь редкие всплески шумного веселья напоминают, что зал полон народу.

Мы медленно потягиваем виски и разглядываем публику. С Сашей я встречался всего лишь раз — в Серпухове. Столкнувшись с ним в академии накануне вылета на симпозиум в Австралию, я едва признал его. Но, разговорившись, быстро восстановил в памяти детали нашей единственной встречи. С Сашей легко, а это весьма существенно: ведь угрюмый, вечно чем-то недовольный спутник может основательно подпортить настроение, особенно когда ты за границей и оторван от привычной среды. Да, Саша Руденко идеальный партнер. Чего стоит хотя бы его сдержанность и мягкость! Мы сидим в ресторане битый час, и за все это время Саша не сказал и двух слов, лишь осведомился в самом начале, что мы будем пить. Услышав, что я хочу виски, он сразу согласился — не знаю, из вежливости ли или просто совпали наши желания. И вот мы молча потягиваем микроскопические дозы виски. Вспомнив наши московско-тбилисские застолья с обильными закусками и возлияниями, я невольно улыбнулся. Что ж, иногда не грех отдать дань иным традициям, подчиниться иным требованиям. Может, это чувство чуждости всему, что тебя окружает, усугубляется расстоянием? Интересно, испытывал бы я такое приятное волнение, смешанное с острым чувством ностальгии, если бы эта таинственная Австралия находилась в каком-нибудь получасе лета от моей страны? Чужая страна кажется тем более привлекательной и таинственной, чем дальше и недоступней она, чем разительней отличаются быт, жизнь, обычаи.

Саша сидит, вольготно откинувшись на мягкую спинку стула, и потягивает виски из высокого хрустального бокала. Время от времени мы одновременно закуриваем, словно совпали фазы наших желаний.

По телу разливается приятная истома, как будто оно обрело невесомость. Я чувствую, как постепенно заворачиваюсь в туман. Мне все больше начинают нравиться уют ресторанного зала, голубоватый свет, льющийся откуда-то сверху, зарницы реклам за толстым оконным стеклом, негромкое убаюкивающее пение.

Внезапно зал как бы ожил.

Блюз сменился головокружительным разухабистым ритмом.

Несколько пар пошли танцевать.

Только теперь я заметил возле рояля небольшую площадку для танцев. Она резко выделялась на фоне пола, плотно устланного пружинящими коврами.

Неожиданно вдали мелькнул знакомый силуэт. Вне всякого сомнения, это был наш давешний корреспондент, интервьюировавший нас в сиднейском аэропорту.

Она в длинном черном платье. Блестящая ткань, браслет и бусы словно бы отталкивают от себя голубоватый свет и, отражая его, причудливо мерцают. В руках у нее удлиненная кожаная сумочка.

Она о чем-то переговаривается с метрдотелем и незаметно оглядывает зал. Метрдотель тоже стал внимательно осматривать зал. Я догадался, что корреспондент ищет нас, но встать и пойти ей навстречу я все же не решился. В отеле прорва иностранных физиков. Некоторых я видел и в ресторане. Может, она ищет здесь кого-нибудь из них?..

Внезапно наши глаза встретились. Корреспондент тут же улыбнулась, помахала мне рукой и направилась к нашему столику.

Ее высокая изящная фигура привлекла внимание Саши. Видно, и он узнал в ней нашу недавнюю знакомую.

Мы быстро встали и сделали шаг навстречу корреспонденту. В поисках свободного стула я незаметно оглядел ближайшие столики и даже не заметил, как возле нас оказался официант. Он заученным движением ловко поставил к столу стул и с радушной улыбкой предложил даме сесть.

Мы подождали, пока сядет наша гостья, и потом опустились на свои стулья. Официант стоял в стороне, ожидая заказа.

— Что вы изволите пить? — обратился я к даме.

— Апельсинового соку! — Слова корреспондента были обращены непосредственно к официанту.

Тонкими длинными пальцами она открыла сумочку и достала пачку сигарет. Саша, спохватившись, протянул ей наши. Дама положила свои сигареты на стол и осторожно вытянула сигарету из Сашиного коробка. Я предупредительно щелкнул зажигалкой. Дама прикурила, затянулась и, подняв голову вверх, энергично выпустила дым к потолку. Потом, попросив разрешения, взяла в руки Сашин коробок и стала внимательно его изучать.