Официант принес апельсиновый сок. Потом вежливо сделал шаг назад и испарился.

Дама положила сигарету в пепельницу, вновь открыла свою сумочку и протянула нам газеты. Наш приезд освещен довольно широко. На одной фотографии я пью кока-колу, на другой — выхожу из автобуса, а на третьей — беседую с австрийским коллегой в перерыве между заседаниями.

— Довольны ли вы работой симпозиума?

Я взглянул на Сашу, как бы давая ему возможность высказаться.

— Симпозиум проходит очень интересно.

На стандартный вопрос, естественно, последовал столь же стандартный ответ.

— Как вы думаете, не ложится ли физика элементарных частиц непосильным грузом на плечи экономики вашей страны? Насколько я знаю, ваша наука — довольно дорогое удовольствие.

На этот раз вопрос обращен непосредственно ко мне. Но Саша, не заметив взгляда корреспондента, снова ответил сам:

— Ничего не поделаешь, наука требует расходов. Высокий уровень развития науки и техники дает нам возможность решать сложнейшие проблемы. Но сложные проблемы требуют и больших затрат. По-вашему, физика плазмы — менее дорогая наука? Решение сложных проблем имеет одно немаловажное преимущество: некоторое время спустя оно сторицей возвращает все затраты. Человечество никогда не остается внакладе, пытаясь решить труднейшие задачи. В свое время огромных затрат потребовало приручение атомной энергии. Но можно ли представить современный мир без атомной энергетики?

— Насколько я знаю, на атомные электростанции приходится лишь четыре процента всей электроэнергии, вырабатываемой на земном шаре традиционными способами. Если же говорить о нас, австралийцах, а также о наших соседях из Новой Зеландии, Индонезии и Малайзии, то мы еще не использовали ни одного киловатта атомной электроэнергии.

— Вы правы, на сегодняшний день доля атомной электроэнергетики составляет лишь пять процентов общего баланса, но не надо забывать, что через пару десятков лет она будет составлять уже двадцать процентов.

— Как вам кажется, не обогнали ли Соединенные Штаты Америки вашу страну в исследовании элементарных частиц? — корреспондент попыталась вернуть беседу в первоначальное русло.

Готовясь к ответу, я сосредоточенно разглядываю пустой бокал. В ту же минуту рядом со столиком предупредительно вырос официант.

— Не хотите ли виски? — спрашиваю я корреспондента.

— Нет, спасибо.

— Два виски и один апельсиновый сок.

Официант послушно кивнул и ушел. Он действовал, как хорошо запрограммированная машина.

Терпеливо дожидаясь моего ответа, корреспондент пускает дым в потолок.

— А вы уверены, что обогнали, не так ли? — вопросом на вопрос отвечаю я.

— Я слышала, что ускоритель, построенный в Швейцарии по объединенной европейской программе, оставил ваш дубненский синхрофазотрон далеко позади. Заметьте, я ничего не говорю о брукхейвенском синхрофазотроне, созданном в США.

— Видно, вы незнакомы с последними данными, — вежливо улыбнулся я, — Мощность американского ускорителя составляет тридцать три миллиарда электрон-вольт, в то время как мощность серпуховского синхрофазотрона, возведенного два года тому назад, достигает семидесяти миллиардов электрон-вольт.

— Семидесяти? — не скрывает изумления корреспондент.

— Вот именно! — подтверждает Саша.

Корреспондент, испытующе посмотрев на меня, достает из сумочки малюсенький блокнот и авторучку.

— Как вы сказали? Как называется новый советский ускоритель?

— Серпуховский синхрофазотрон. Серпухов — город недалеко от Москвы.

Официант принес влеки и апельсиновый сок.

Я взял свой бокал в руки.

— Еще один вопрос.

Отпив глоток, я поставил бокал на тарелку. Вопрос вновь адресовался мне.

— Куда вы, физики, ведете человечество?

Я улыбаюсь. Рука медленно тянется к бокалу. На этот раз я не пью — просто наблюдаю, как истончаются и плавятся в бокале маленькие кубики льда.

— Может, мой вопрос показался вам наивным? — перехватив мою улыбку, заволновалась корреспондент.

— Что вы, что вы, отнюдь! Физика никуда не собирается вести человечество. Напротив, само человечество, сама жизнь ставят перед физикой проблемы, ждущие своего разрешения.

— Вы так думаете?

— Не только думаю, но и убежден в этом. Добавлю, что это не только мое личное мнение. Разве грозящий нашей планете энергетический голод не поставил на повестку дня быстрое строительство атомных электростанций? Разве предполагаемая энергетическая катастрофа не вызвала к жизни первоочередную проблему — в возможно краткие сроки овладеть и управлять термоядерными реакциями, с тем чтобы поставить их на службу человечеству?

— Вы верите в бога?

Неожиданный вопрос несколько огорошил меня. Не то чтобы я растерялся, но просто я не ждал его.

На сей раз вопрос был обращен к нам обоим.

— Прошу вас не понимать мой вопрос прямолинейно. — Ее, видимо, смутила ироническая улыбка, промелькнувшая на Сашиных губах. — Разве Пятый Сольвейский конгресс, проведенный в тысяча девятьсот двадцать седьмом году в Брюсселе, не подтвердил, что религия перестала быть для ученых жупелом?

— Пятый Сольвейский конгресс подтвердил лишь то, что вселенная вероятностна, — невозмутимо отпив из бокала виски, солидно произнес я.

— Но разве вероятность не содержит элемента религии?

— Не думаю, госпожа Элла. — Я впервые обратился к ней по имени. — Если бы бог действительно существовал, он, по всей вероятности, позаботился бы о том, чтобы мы с вами встретились гораздо раньше.

Корреспондент рассмеялась.

— Может, потанцуем? — вконец осмелел я.

В знак согласия дама кивнула. Поставив бокал на стол, я помог ей встать и весело подмигнул изумленному Саше.

На маленькой танцплощадке топчутся еще три пары. Корреспондент ростом почти вровень со мной. Ее светлые прямые волосы щекочут мою щеку. Мы танцуем молча, без слов. Мне приятно ощущать гибкость и податливость ее тела. Только теперь я чувствую, как сильно устал, к тому же я давно не пил столько без всякой закуски. Даже бесстрастные черты лица госпожи Эллы кажутся мне на редкость привлекательными и милыми. Странно переливаются на голубоватом свету ее длинные светлые волосы. Время от времени я поглядываю в окно, красные стоп-сигналы автомобилей вспыхивают реже. Движение заметно спало. Оказавшись рядом с Сашей, я победоносно взглянул на него. Он поднял свой бокал и, подмигнув, осушил его за мое здоровье.

— Не добавить ли нам еще в номере?

Это соблазнительное предложение Саша сделал мне в коридоре гостиницы. Повторять сказанное второй раз ему не пришлось.

Небольшой номер был чертовски уютен. Я без приглашения опустился в кресло возле письменного стола. В окне номера виднелась все та же улица, ведущая к Гайд-парку. Правда, вид отсюда не столь впечатляющ, как из ресторана на пятнадцатом этаже. Рекламы уже не так ярки, а движение машин почти прекратилось. Город засыпает.

Я с наслаждением затягиваюсь.

Я в отличном расположении духа, и даже надсадный кашель, вдруг напавший на меня, не портит его.

Саша ставит на стол бутылку «Русской водки».

— Хочешь арахис?

Я отрицательно качаю головой.

Из маленького бара Саша достает две рюмки и ставит их рядом с бутылкой. Потом ловко откупоривает ее и доверху наполняет рюмки. Чуть подумав, он снимает пиджак и выходит в ванную.

Я беру рюмку и с удовольствием нюхаю ее содержимое. Тело мое сделалось почти невесомым.

Саша вскоре возвращается с махровым полотенцем в руке. Лицо его мокро.

— Никакой физики элементарных частиц! Самое великое открытие в мире — горячая вода! — провозглашает Саша и небрежно бросает полотенце на кровать.

— Будь здоров!

Он чокается со мной и по-нашенски опрокидывает рюмку в рот.

— Хочешь посмотреть телевизор? — спрашивает он.

— Не хочу.

О телевизоре ему, видно, напомнил приглушенный звук радио, доносящийся непонятно откуда.

— Пей!

Я подношу рюмку к губам.