Пить не хотелось, но я счел невежливым отказаться и выпил до конца. Учитель проводил меня до дверей.

— С богом! — открыл он дверь и протянул мне руку.

Я вздрогнул. В глазах его мне почудился призрак смерти.

Я быстро сбежал по лестнице и вышел на улицу. Прохладный ветерок освежил меня. Эки в машине не оказалось, и я в испуге оглянулся вокруг. Но тут же успокоился: Эка в полном одиночестве сидела на скамейке в скверике.

— Извини, пожалуйста, за опоздание.

— Ничего страшного. Что-нибудь случилось?

— Еще как случилось! Садись!

— И все же? — Эка, по обыкновению, мягко прикрыла дверцу.

— Никак ты не научишься закрывать! — Я перегнулся к дверце и с силой захлопнул ее.

Я включил зажигание и, перед тем как отъехать, еще раз посмотрел на окна своего учителя. В кабинете по-прежнему горел свет.

«Может, он за мной наблюдает?» — подумал я и поискал глазами его силуэт.

— Ты наконец скажешь, что случилось?

— Погоди минутку, пожалуйста.

Я медленно стронул машину с места. Проехав метров семьдесят, я повернул обратно и поставил машину напротив дома академика в тени платана. Увидеть меня сверху было невозможно, зато мне прекрасно были видны окна кабинета академика.

— Нодар, ты чем-то встревожен. Ответь мне, что стряслось?

— Леван Гзиришвили сегодня покончит с собой.

— Что за дикие шутки, Нодар?

— Увы, мне вовсе не до шуток.

— Ты хоть понимаешь, что говоришь? — с подозрением посмотрела на меня Эка, и в голосе ее послышался страх.

— К сожалению, понимаю.

— Он сам тебе сказал?

— Нет, я догадался!

Я почувствовал, что Эка немного успокоилась.

— Тебе, наверное, померещилось.

— Кто знает, может, и померещилось.

— Да, да, наверняка померещилось… — с облегчением вздохнула Эка. — И все же, как у тебя возникло такое жуткое предположение? — спросила она некоторое время спустя.

— Не знаю, Эка, может, я и не прав, но ничего не могу с собой поделать. Я почти уверен, что он покончит самоубийством.

Эка смотрит на меня с нескрываемым испугом. Она безуспешно пытается вычитать в моих глазах, что же могло произойти там, у академика, за эти три часа. Вопросов она больше не задает, понимая, что вразумительного ответа от меня не получить.

Гулко раздаются редкие шаги случайных прохожих. Откуда-то доносится слабый звук музыки. Окна в домах распахнуты настежь, но свет почти нигде не горит. Неожиданно возле нас остановилось такси. Из машины вышли парень с девушкой. Девушка мгновенно растворилась в темноте парадного, а парень, протянув деньги водителю, нетерпеливо ждал сдачу. Шофер долго возился с мелочью. Наверху, на втором этаже, засветились два окна. Видно, девушка включила свет в своей комнате. Наконец шофер отсчитал сдачу, и парень тоже исчез в подъезде. Таксист включил фары, и машина на полной скорости сорвалась с места. Скрежет тормозов на повороте раздражающе отозвался в ушах.

Вскоре в освещенном окне появился парень с сигаретой. Затянувшись в последний раз, он щелчком выбросил окурок на улицу и вернулся в комнату. Через некоторое время о окнах погас свет.

— Нодар, твое поведение мне непонятно. Если ты шутишь, то какие могут быть шутки с этим? Если же ты действительно заметил, что человек задумал недоброе, почему медлишь? Может, еще не поздно что-нибудь сделать?

Я, не говоря ни слова, смотрю вверх. В окнах по-прежнему горит свет. Что он делает? Может, пишет завещание? А может, мне и впрямь все это померещилось?

«Нет, мне не могло показаться, я чувствовал, как в комнате ходит смерть. Когда я, прощаясь, заглянул ему в глаза, там таилась смерть».

— Не понимаю, чего ты ждешь? Долго мы так будем стоять и хлопать ушами, пока человек не сотворит с собой чего-нибудь ужасного?

— Нам не дано оценить, мудро его намерение или нет!

— Пусть его намерение мудро, но, может, нам все же по силам спасти ему жизнь? Может, нам удастся отговорить его, если это и вправду не плод твоей фантазии?!

Я уже не в состоянии выслушивать Эку. Нервы мои напряжены до предела.

— Нодар, Нодар, свет погас! — дрожащим голосом шепчет мне Эка.

Я глянул вверх. Окна кабинета уже не светятся. Сердце мое сжалось, и холодная испарина выступила на лбу. Как страшно ожидание неизбежного, словно тяжелый камень пригвоздил тебя к земле. Жилы на висках вздулись, и кровь толчками прокладывает себе путь.

Тишину ночи спугнул глухой звук выстрела.

— Нодар! — вскричала Эка и, дрожа всем телом, прижалась к моей груди.

— Все кончено! — шепчу я и невольно смотрю на часы. Ровно два часа.

— Уедем отсюда, Нодар, мне страшно, слышишь, мне страшно.

Я высвободил руку из ее судорожных объятий и осторожно включил зажигание.

Всю ночь я не сомкнул глаз.

Самоубийство старого академика по-настоящему ошеломило меня лишь после глухого звука выстрела. Сидя в машине в ожидании выстрела, я чувствовал себя гораздо спокойней. Правда, после того как погас свет в окнах кабинета, жилы на лбу и на висках у меня вздулись и кровь, стеная, понеслась по ним. И сейчас еще в ушах отдается тот ужасающий звук. Может, мне почудилось? Никогда не предполагал, что кровь может, стеная, нестись по жилам. Наверное, слух мой был настолько обострен и все чувства так напряжены, что я без сомнения ощутил бы любой сигнал, который не зафиксировал бы даже самый чувствительный прибор.

Я лежу с закрытыми глазами, прикидываясь спящим. Я не двигаюсь, но отчетливо чувствую, как мечется душа в теле. Содрогается и рвется, словно ища выхода, и, не обнаружив его, бьется в отчаянии о стены.

— Что с тобой, Нодар? — слышу я дрожащий голос Эки.

Я упорно притворяюсь спящим и, не двигаясь, еще крепче сжимаю веки. Как она догадалась, что творится в недрах моего тела? Может, и у нее сверх меры обострились все чувства и от них не укрылась моя мятущаяся в отчаянии душа?

Может быть, мое волнение в виде импульсов и волн переливается в ее тело?

Боже мой, как много еще неизученного и неустановленного в мире! Скольких тайн нашего тела и нашей души мы не знаем! Сколько еще свойств и сил нашего мозга и организма, наших нервов и инстинктов не познаны нами! Они напоминают о себе лишь тогда, когда невыразимая боль внезапно обрушивается на наши головы. Лишь много позже осознаем мы, что мозг наш был начисто отключен в эти мгновения. Лишь задним числом осознаем мы, как в минуты смертельной опасности неведомые силы, таящиеся внутри нас, управляли нашими действиями, удесятеряли энергию и ускоряли темп принятия решений.

Мне никогда не забыть, как нас, десяти-одиннадцатилетних мальчишек, тайком забравшихся в виноградник, преследовал сторож. Он внезапно вырос над нами и пальнул из ружья. Точнее, сначала послышалась пальба и лишь затем раздался крик: «Хайт, сукины дети!» Я услышал эти слова уже после, перелетев через колючую проволоку ограды.

Потом я часто ходил на то место и с изумлением разглядывал колючую проволоку и острые колья, окруженные кустами черники. Мне, признаться, и самому верилось с трудом, что я одолел такую высоченную ограду. Я несколько раз порывался рассказать отцу и братьям, что одним духом перемахнул почти двухметровое колючее ограждение, но, боясь быть поднятым на смех, промолчал.

Кто знает, какие поразительные, невероятные и непредставимые свойства дремлют в человеке. Мы даже не ощущаем собственных возможностей. А об овладении и управлении ими и говорить не приходится. Все эти огромные силы, таящиеся в человеческом организме, используются пока что так же, как самолет при первобытном строе.

Но настанет время, и человек заглянет в самые сокровенные тайники своей души. Настанет время, и человек научится управлять механизмом, именуемым его организмом…

— Может, дать тебе воды? Ответь мне, пожалуйста. Я ведь знаю, что ты не спишь.

Я не откликаюсь.