Коулман с силой втыкает пистолет мне под подбородок, от чего на коже остаются синяки. Выражение его лица безумное, идеально уложенные волосы свисают ему на лицо.

— С тобой покончено. Все, что мне нужно сделать, это избавиться от тебя, и тогда она моя.

Даже если я умру здесь сегодня ночью, по крайней мере, она будет в безопасности.

Я борюсь, давя на его запястья, умудряясь сместить его прицел. Пистолет выстреливает, и сильная волдырная агония пронзает мою верхнюю руку.

— Черт! — Я наклоняю голову вперед, задевая подбородок Коулмана, а затем падаю, когда слишком сильно надавливаю на раненую руку.

Черт возьми, как больно.

— Коннор! Нет! — завопила Тея откуда-то из комнаты. — Прекрати!

Проклятье, почему она все еще здесь? Я сказал ей бежать!

Коулман встает на колени и направляет пистолет мне в лицо. Черт, вот оно.

Затем от громкого удара глаза Коулмана закатываются, и он рушится на бок, обнаруживая стоящую над ним Тею с ярко-синим чайником, задыхающуюся.

— О Боже, — вздыхает она, роняя его и падая на колени рядом со мной. Ее руки шарят по моей толстовке, где она теплая и липкая. — Он стрелял в тебя. Боже мой. Мы должны остановить кровотечение.

— Все в порядке, иди сюда. — Ворча, я прижимаю ее к себе своей неповрежденной рукой, поглаживая ее волосы. Она вздрагивает, когда я провожу щеткой по шишке. У меня голова кружится и болит, но единственное, что имеет для меня значение, — это она. — Мне жаль, Тея. Мне так жаль. Я не должеен была позволить тебе уйти.

— Нет, тише, мне жаль, — шепчет Тея, обнимая меня, пока я не вздрагиваю. — Черт. Боже, прости, что я не слушала, должна была это сделать. Я пришла сюда одна, это было так глупо, но я должна была помочь ей. Я не могла позволить ему причинить ей боль, как он причинил ее мне, я…

— Теперь ты в безопасности. Все будет хорошо, детка.

Она суетится над раной, находит полотенце для посуды, чтобы остановить кровотечение, и помогает мне сесть. Не могу сказать, было ли это плечо или ниже, вся рука болит. Я могу двигать ею, поэтому не думаю, что он задел кость. Если мне повезет, это будет царапина или чистый сквозной удар. Мы потихоньку отходим от тела Коулмана.

— Ты можешь встать? Мы должны отвезти тебя в больницу.

— Да. — Я опираюсь на нее для поддержки. Красное пятно на ее первозданном пальто привлекает мое внимание. — Кровь на твоём пальто, вы…?

— Я в порядке. Просто немного ушиблась. — Она показывает мне свою ладонь, где неглубокий порез в основном затянулся. — Разбитое стекло, но я ударила его отверткой, которую нашла в подвале.

Уголок моего рта приподнимается. — Это моя девочка. Находчивая даже в кризисной ситуации.

Ее нижняя губа подрагивает, когда она делает паузу, действительно воспринимая меня. — Я так сильно тебя люблю.

Вокруг моего сердца сжимается кольцо. Я почти потерял ее.

— Я тоже тебя люблю. — С грубым звуком я обнимаю ее и целую в макушку. — Никогда не перестану. Мое сердце бьется для тебя, солнышко.

— Как трогательно.

Мы расходимся, когда Коулман поднимается на ноги с пистолетом в руке. Я встаю перед Теей, прикрывая ее, пока он целится.

— Иди сюда, принцесса, — приказывает он.

В ее горле застревает тоненький звук. Она упирается пальцем в заднюю часть моего капюшона.

— Ты готов умереть за нее? — Голос Коулмана жуткий, как у черта, совершенно психопатический. — Я уже стрелял в тебя один раз, теперь я тебя прикончу.

— Я не подпущу тебя к ней.

Сузив глаза, он идет к нам. Я отступаю назад, держа ее за спиной, пока мы идем в следующую комнату.

Входная дверь распахивается, и мигающие огни освещают тени в гостиной. Крики доносятся спереди и сзади дома.

— Стоять! Руки вверх!

Как раз вовремя.

Глаза Коулмана расширяются, он поворачивается лицом к полицейскому и пистолету, наставленному на него сзади. Спереди вваливаются еще люди.

— Медленно положите пистолет на пол!

— Офицеры, это недоразумение. — Коулман меняет свое поведение, изображая доброго учителя. — Этот панк вломился в дом.

Мы с Теей отступаем с дороги. Я стою перед ней, подняв руки вверх, чтобы показать, что я безоружен.

— Брось оружие!

Я встречаю его взгляд и ухмыляюсь. — Игра окончена, ублюдок.

Наблюдать за выражением лица Коулман, когда власти обезоруживают его и надевают наручники, очень приятно, и Тея берет меня за руку, пока нас выводят на улицу. Я больше никогда не отпущу ее.

Спустя некоторое время на тихой жилой улице возле дома Коулмана царит сумасшедший дом. Дорога забита патрульными машинами, скорой помощью, фургоном с новостями и соседями, наблюдающими за происходящим.

Коулман находится на заднем сиденье одной из полицейских машин, пока полицейские оцепляют место происшествия и берут у нас показания.

Мы с Теей сидим на заднем сиденье машины скорой помощи, пока врач скорой помощи накладывает пластырь на мою травмированную руку. Они сняли с меня толстовку, и Тея обернула вокруг меня одеяло, которое они ей дали, чтобы уберечься от холодного ночного воздуха.

У мамы будет чертов день, когда она узнает об этом. Ненормальный учитель, ранен, защищая мою девушку. Голос сочувствия, вот она.

— GSW, мужчина, восемнадцать лет. — Парамедик, стоящий сбоку, делает отметку на планшете. — Нам нужно доставить вас в больницу для проведения компьютерной томографии, чтобы они могли подтвердить, что пуля не застряла у вас в руке.

Парамедик закатывает глаза, когда я снимаю кислородную маску и отбрасываю ее в сторону.

— К черту это, я никуда не пойду, чувствую себя хорошо. — Я прижимаю Тею ближе к себе, обхватывая ее своей хорошей рукой. Я никогда не оставлю ее. — Не без нее.

— Коннор, они просто пытаются помочь. — Тея прижимает свою перевязанную руку к моему животу. Она слегка дрожит, шок и адреналин выветриваются. Тревожные тени затуманивают ее прекрасные глаза, и я хочу прогнать их. — Не создавай им проблем.

— Хочу увидеть лицо шефа Лэндри, когда он приедет, чтобы посмотреть ему в глаза, когда скажу ему, что я, блядь, так ему и сказал.

— Сейчас это не имеет значения. До тех пор, пока они не остановят его от нападений и насилия над другими. — Тея кладет голову на мое доброе плечо, и я прижимаю ее к себе.

Я не могу перестать прикасаться к ней. Мне жизненно необходимо чувствовать ее в своих объятиях, знать, что с ней все в порядке.

— Кто они? — пробормотала Тея.

Минуту назад подъехал черный внедорожник и остановился рядом с машиной скорой помощи. Окна тонированы. Это не похоже на регулирование, а модель машины слишком дорогая для правительственного бюджета.

— Федералы? — Я прищуриваюсь, когда двери открываются и один за другим из машины выходят агенты. — Может быть, какой-то элитный отряд вундеркиндов, они не кажутся достаточно взрослыми.

Они совсем не похожи на агентов ФБР, которых показывают в фильмах, несмотря на то, что они одеты в длинные темные пальто и солнцезащитные очки. Все четверо — высокие, внушительные фигуры. Татуировки ползут по бокам шеи и на тыльной стороне рук, когда они поправляют рукава и бросают оценивающие взгляды по сторонам. Один из них с густыми, зачесанными назад светлыми волосами отдает распоряжения другому парню с черными волосами и презрительно хмурится.

— Десять минут. Вход и выход, — отрывисто говорит светловолосый агент. Он обращается к самому враждебно настроенному парню в группе. — Держите все в чистоте.

От них исходит опасная вибрация, и люди обходят их стороной, как только они, словно тени, перемещаются по оживленной сцене, расходясь в стороны. Агент Ворчун направляется в дом, а остальные следуют за властным светловолосым парнем, который, должно быть, главный.

Агент останавливает офицера, положив руку ему на грудь. Офицер раздражен, пока федерал не снимает солнцезащитные очки и не говорит слишком тихо, чтобы мы могли расслышать. Что бы он ни сказал, это заставляет офицера прислушаться к своей субординации и ткнуть большим пальцем в сторону патрульной машины, в которой находится задержанный Коулман.