Мне требуется две попытки, чтобы заговорить. — Да. Пожалуйста, могу я провести здесь некоторое время?

— Конечно. Я тебе вам пропуск, когда ты будешь готова идти. — Она машет рукой в сторону рабочих мест. — Просто уберись, когда закончишь.

Здесь нет другого класса до последнего урока, класса, в котором я учусь.

— Спасибо, — вздыхаю я, снова на грани слез от ее понимания.

Я чувствую себя уязвимой, как будто легкий ветер может сдуть меня в эмоциональное смятение. Меня зовут принадлежности для выпечки, и я благодарна этой школе за разнообразие курсов, потому что в кулинарном классе есть все, что мне нужно. Он больше похож на съемочную площадку реалити-шоу о выпечке, чем на школьный класс, но сейчас меня это не волнует.

Сбросив свитер и вымыв руки в раковине в глубине комнаты, я хватаю один из льняных фартуков, висящих на крючке в углу, накидываю на шею и завязываю узлом на талии. Я укладываю волосы, взяв одну из свежих заколок, которые миссис Хорн держит на столе для тех, у кого длинные волосы, так как я ушла из столовой без ничего. Мэйзи возьмет мою сумку с собой.

Мой телефон пикает, но я не готова посмотреть. Заперев все посторонние мысли за стеной в своей голове, я приступаю к работе.

Когда ингредиенты смешаны, я вымешиваю тесто вручную. Пока я работаю, мои легкие перестают гореть, и я могу втягивать воздух, не чувствуя, что могу потерять сознание в любую секунду. Замешивание теста превращается в медитацию, когда я следую запомненному рецепту плетеной булки чаллы с сахаром и корицей, моего любимого мягкого хлеба. Мне нужна успокаивающая выпечка, а теплый аромат корицы сделает все лучше.

Двигаюсь на автопилоте, и постепенно мои мысли проникают сквозь стену после того, как я успокоилась от своей паники. Одна за другой они вырываются на свободу.

Я должна удалить все — фотографии, наши сообщения, заблокировать его номер, пока я это делаю. Мое дыхание становится поверхностным, и я на минуту сосредотачиваюсь на работе с тестом.

Вздохнув, я ставлю его в печь для расстойки, чтобы оно поднялось. Замешиваю еще один замес, чтобы замесить что-то другое, вытираю руки о фартук. Мои зубы тянутся к уголку губ, и я бросаю взгляд на миссис Хорн, но она поглощена оценкой в передней части комнаты.

Я собираюсь сделать это.

Вытащив телефон из свитера, я несу его обратно к рабочему месту и кладу его, упираясь по обе стороны от него перепачканными мукой руками. Под ногтями и вокруг кутикулы налипло тесто. Я постукиваю по ногтям, пожевав губу.

Давай, Тея.

Но я не могу. Не могу заставить себя сделать это, не сейчас. Моя грудь опадает, и я делаю тяжелый выдох, повесив голову.

— Глупо, — бормочу я.

Мое лицо пылает жаром, когда унижение пробирается внутрь и душит меня длинными усиками, от которых я не могу освободиться. Я не могу смириться не только с обнаженной натурой, но и с тем, где я ее сняла. В школе, в классе, с той фотографией моего нижнего белья. И, Боже, Коннор сидел прямо за мной, когда попросил об этом. Я сглатываю. Он ужасен.

Ублюдок, играющий со мной ради своего удовольствия, выводящий мучения на новый уровень.

— Тея?

Я поднимаю голову. Мистер Коулман прислонился к открытому дверному проему с картонным стаканчиком кофе, рот нахмурен.

— Все в порядке? Мне показалось, что я видел, как ты убежала из кафетерия, когда я пил кофе. Я искал тебя. — Одна из его красивых ямочек появляется, когда его рот кривится при моем смущенном моргании. Он пожимает плечами. — В студенческом кафе подают лучший кофе, чем тот, что варят в учительской.

— О. Эм. — Я вытираю грязные руки о фартук и запускаю пальцы в волосы, надеясь, что не выгляжу как полный беспорядок. — Я в порядке—.

— Ты уверена? — Он входит в комнату и пробирается через другие рабочие столы, чтобы добраться до меня. Его взгляд на мгновение переходит на миссис Хорн, поглощенную своей бумажной работой, а затем возвращается ко мне. С мягкой улыбкой он кладет руку мне на плечо. — Ты всегда можешь прийти ко мне, если тебе нужно поговорить.

Тепло, наполняющее мои щеки, теперь другого рода. Мистер Коулман — мой любимый учитель, даже больше, чем миссис Хорн. Он действительно заботится о том, чтобы наладить с нами контакт, и я восхищаюсь им за это.

— Спасибо. — Я улыбаюсь впервые с той тускло освещенной научной комнаты. — Вы так добры.

— У тебя сейчас трудный период в жизни, — говорит он, его голос успокаивает и согревает. Его глаза искрятся от улыбки, а плечи вздрагивают от короткого смеха. — Для меня это было не так давно, хочу, чтобы ты знала, что я понимаю, через что ты проходишь.

Я возвращаю ему улыбку, и уже собираюсь предложить ему принести вторую булку халы, которая получится из моего теста, когда замечаю, что кто-то стоит в дверях. Моя кровь превращается в лед, и мне снова становится трудно дышать.

Коннор стоит в дверях с черным, опасным выражением лица.

Как долго он там находится? Неужели он выслеживал меня, ожидая, когда я появлюсь?

Он встречается с моим взглядом и сгибает палец, подзывая меня к себе.

Могут ли сердца превращаться в кроликов? Вот что чувствует мое сердце, мчащееся по кругу.

Это из-за него я убежала в свое убежище в школе, а теперь он хочет, чтобы я вот так просто пришла к нему? Это незнакомое, неистовое желание возвращается. Я делаю укрепляющий вдох и потираю лоб, снова поворачиваясь к мистеру Коулману.

— Вообще-то, я… — У меня вырывается нервный смешок. — Просто охлаждаю голову, но сейчас мне уже лучше. Мне пора идти в класс.

Выражение лица мистера Коулмана меняется на что-то более трудное для прочтения, когда он смотрит между нами. — Я выпишу тебе записку за опоздание. Пойдем со мной, и мы сможем поговорить об этом по дороге.

Коннор входит в комнату, молчаливый как смерть. Он забирает мой свитер с крючка для фартука, где я его оставила.

Раздосадованная, я беру телефон с рабочего стола. — Нет, пожалуйста. Я в порядке. Мой парень ждет меня.

Я сделала паузу, закрыв глаза. Это просто слетело с языка. Что со мной не так?

Коннор тоже замирает, с любопытством наблюдая за мной. Он наклоняет голову в сторону и поднимает бровь. Мой желудок неприятно сворачивается.

Неужели я совершила ошибку? Разве не этого он от меня хотел?

Я открываю рот, но мистер Коулман похлопывает меня по плечу. — Ну, просто помни, что я сказал, хорошо? Я всегда рядом с тобой, Тея.

С очередным неловким смешком я киваю и бегу через всю комнату к Коннору, где он, кажется, разминает материал моего свитера, его руки сгибаются. Он пристально смотрит на мистера Коулмана, пока я с трудом освобождаюсь от грязного фартука и бросаю его в корзину для белья.

— Хорошая девочка. — Он бормочет так тихо, что слышу только я, когда он передает мне свитер.

— У меня тесто в расстойке, — говорю я, с грустью отказываясь от своей халы.

— Я позабочусь об этом, чтобы оно было готово к выпечке, когда ты придешь на занятия позже, — говорит он.

Коннор обнимает меня за плечи и выводит из кулинарного класса.

Мы молча идем по коридору в течение минуты, прежде чем он останавливается. — Мы начнем завтра. Тебе не следовало так делать, там, в обеденном зале. Ты просто влезла и… — Он резко выдохнул. — Я застрял, но я не хотел заставлять тебя плакать. — Его челюсть сжимается. — С чистого листа?

Как будто я могу все забыть? Да, точно.

Хуже всего то, что если бы ему действительно нужна была моя помощь — до того, как он разбил мое сердце — я бы помогла ему, без вопросов, потому что я такой человек.

Я надулась, скрестив руки. — Ты шутишь? Ты обращался со мной как с дерьмом.

— Извиняюсь за это, — рычит он, обращая на меня холодные серые глаза. — Я не обязан. Ты предпочитаешь, чтобы я вел дела как обычно и давил на тебя, пока тебе не станет еще больнее? Не забывай, именно у меня есть все рычаги давления.

Дрожь пробегает по моему позвоночнику. — Это дерьмовое извинение. Ты собираешься распространить мои фотографии?