И я бы не отказался попробовать его на вкус.

Сняв шорты, я чуть не написал ей смс. Казалось, ей нужна была спасительная разрядка, когда ее стервозная мамаша дышит ей в затылок. То, как она стояла передо мной, такая тихая, но такая чертовски яростная — я был тверд, и даже приход ее мамы не мог разбавить силу желания, бурлящего в моих венах. Люди кричали и вопили мне в лицо, угрожали мне, били меня, и все это меркло перед тем, как решительно держалась Тея.

Она боится меня не из-за репутации. Мы должны что-то с этим сделать, не так ли? Она понятия не имеет, с кем связалась.

Меня интересует тихая мышка Тея, и я хочу знать, что еще скрывается за занудой-хорошей девочкой.

Я виню мысли о Тее, когда захожу на кухню, чтобы перекусить, за то, что они отвлекли меня от осознания происходящего.

Мама и Дэмиен смотрят вверх, когда я останавливаюсь перед холодильником. У него через плечо перекинуто полотенце для посуды, на губах намек на улыбку, рукава рубашки закатаны, когда он нарезает овощи на острове. Мама прислонилась к стойке рядом с ним, бокал белого вина поднят к ее губам. Ее щеки окрашены в розовый цвет, как они краснеют, когда она смеется.

Это так по домашнему, и у меня сводит живот, как только я смотрю на них.

— Привет, сынок, — приветствует Дэмиен.

У меня побелели костяшки пальцев, когда я сжал руки в кулаки. Сын. Нет. Абсолютно нет. Он не имеет права после того, за чем я их застал, после побоев, которые я ему за это устроил.

Я хмыкнул в ответ, бросая на него взгляд, хотя он всегда пытается, а я не даю ему ни дюйма. Я нахожусь на судебном обучении по управлению гневом, потому что ему пришлось трахать мою маму на нашей кухне.

Миссис Кеннеди тоже виновата. Именно она вызвала полицию как неравнодушный гражданин, следящий за порядком в районе. Единственное, в чем мы с мамой согласны, так это в том, что миссис Кеннеди занимает место в обоих наших списках дерьма. Без нее меня бы не арестовали, а мама не дала бы взятку всем, кто имел к этому отношение, чтобы меня отправили на лечение, а не в колонию.

Слабый шрам в уголке глаза Дэмиена посылает тошнотворный всплеск удовольствия в мой желудок. Я ударил так сильно, что сломала ему надбровную кость. Бешеные крики мамы все еще звучат в моих ушах.

— Как дела в школе? — спрашивает мама, засовывая в рот помидор черри.

Смех, который я издаю, неровный и громкий.

— Давай не будем притворяться, что ты когда-нибудь была мамой года. Хорошо? Хорошо. — Я машу рукой им обоим. — Возвращайся к игре в дом со всеми, кто не является частью этой неблагополучной семьи.

Мама вздыхает.

Может, мне было бы не все равно, если бы она когда-нибудь вела себя как приличный родитель.

Эта любовно— любовная сцена может идти к черту. У меня нет намерения задерживаться рядом с ними, я чертовски хочу сбежать в свою комнату.

— Коннор. — Резкий тон мамы останавливает меня на моем пути. Задыхаясь, я наполовину поворачиваюсь к ней. Она жестом показывает на папку из манилы, лежащую на краю острова и ждущую света от висящих над ней подвесных светильников. — Просмотри это. Я давно хотела поговорить с тобой об этом деле. Очень важно, чтобы мы обсудили его до начала благотворительной кампании в пользу детской больницы.

Мой желудок подергивается тревожной рябью. У нее голос политика, фальшивая слащавость, под которой скрывается змея, поджидающая в траве, чтобы укусить вас за лодыжку. Не сводя глаз с мамы и Дэмиена, я беру папку и открываю ее, думая, что сейчас мне в лицо бросят какое-нибудь обвинение. Я ожидал этого, учитывая синяк на лице и все еще заживающие костяшки пальцев.

То, что находится внутри, гораздо хуже, чем то, что мама злится из-за неопровержимых доказательств того, что я был на нелегальном бойцовском ринге.

Недоумение растет по мере того, как я перелистываю страницы с фотографиями девушек, за которыми следуют резюме, вся их жизнь расписана до мелочей, как будто они представляют угрозу безопасности и необходимо знать о них все до мельчайших подробностей. Я полагаю, что для политика все можно превратить в угрозу. В конце концов, именно от мамы я усвоил урок — знание — сила.

— Что это?

— Помнишь, я говорила, что нам нужно выступить единым семейным фронтом? Так вот, мне также нужно, чтобы у тебя была девушка, — объясняет мама, отвлекаясь на то, что Дэмиен предлагает ей попробовать блюдо, которое они готовят. — Хорошая девушка, которая впишется в тот образ, который мы создаем. Опросы показывают положительный рост моих показателей среди избирателей, желающих видеть продолжение наследия на горизонте. Обязательства — это то, что они ценят и уважают. Я позаботилась о том, чтобы подготовить для тебя эти варианты на выбор. Они уже предварительно одобрены и проверены.

Горизонт. Проблема с мамой в том, что она не просто хочет быть переизбранной на свой пост. У нее есть долгосрочный план. Конечная цель для нее — Белый дом.

Мне трудно контролировать свое выражение лица, чтобы оно оставалось пустым, так как отвращение накатывает на меня, и я борюсь с желанием скривить губы. Вся папка полна джерси, гоняющихся за девушками-койотов. Среди них нет ни одной хорошей девушки, но все они из самых лучших семей Риджвью. Одно элитное имя за другим смотрит на меня из папки — дочери старых денег, таких как дедушки, магнаты недвижимости и руководители компаний из списка Fortune 500. Дочери людей в Риджвью, которые занимают позиции власти и влияния.

Половина из них подцепила меня. Черт, все они хотят, чтобы я сделал их своей королевой. Они признают власть, которой я обладаю в SLHS, не добавляя к этому политическое влияние мамы.

Но я не встречаюсь. И никогда не встречалась. Все девушки, которые ко мне подкатывают, интересуются только моим именем или деньгами моей семьи.

— Ты можешь выбрать любую из предложенных. — Мама дарит мне улыбку акулы. — Разве это не мило с моей стороны? Это будет отличным повышением имиджа нашей семьи.

Как она может так говорить, когда она стоит передо мной с ним, вместе готовя чертову еду с нуля?

Я проигрываю внутреннюю битву за то, чтобы не показать свои карты, и с рычанием захлопываю папку. Содержимое высыпается каскадом, рассыпается по острову, некоторые попадают на станцию подготовки, которую запустил Дэмиен.

— Что за семейный образ?! — Мой голос повышается, когда я тычу пальцем в Дэмиена. — Твой гребаный парень прямо здесь, и ты думаешь, что мне кто-то нужен? Может, тебе стоит перестать раздвигать ноги для этого куска дерьма и побеспокоиться о том, чтобы завести настоящую семью! Вместо того чтобы выдумывать то, что диктуют опросы, не лучше ли заработать голоса честным путем?

Мама скрещивает руки, а Дэмиен бросает между нами тревожный взгляд. Давай, попробуй, ублюдок. Если ты шагнешь передо мной, я снова тебя вырублю.

Он делает шаг ближе, и я поднимаю кулаки в боевую стойку. — Я не буду колебаться.

Глаза Дэмиена расширяются. С угрожающей улыбкой, которая заставляет его отступить назад, чтобы увеличить расстояние между нами, я пристально смотрю на маму, прежде чем выйти из комнаты.

— Ты сделаешь это! — Мама зовет меня за собой, ее голос сменил слащавый тон на что— то более решительное, более соответствующее ее характеру.

Это посылает гнев по моему позвоночнику, но я топаю вверх по лестнице в свою комнату вместо того, чтобы бороться с ней. Я могу получить то, что хочу в школе, но с ней это требует работы. Она считает, что имеет надо мной полный контроль из-за денег. Все с ней — это бесконечная последовательность ходов, пока я не загоню ее в угол, доказывая, что результат, которого я хочу, правильный. Если у меня нет дыма и зеркал, то моя стратегия разлетается в пух и прах.

Мое неровное дыхание не успокаивается, пока я не пройдусь по комнате, перебирая варианты, которые я могу представить, чтобы выйти из этого дурацкого ультиматума.

Движение за шторами Теи напротив моего окна привлекает внимание, и я крадусь туда, держась в тени моей спальни, чтобы она не заметила моего наблюдения. Она сидит боком в кресле под углом к окну, ее голые ноги скрещены в лодыжках и упираются в стену. Ее голова наклонена, может быть, она что-то читает? Ее нога покачивается — должно быть, она слушает музыку. Что— то в том, как она сидит, меня забавляет. Это хоть удобно?