Князь Владимир стольно-киевский

Созывал на пир гостей,

Верных слуг своих —дружинников,

Удалых богатырей.

Звал их яства есть сахарные,

Пить медвяные питья;

И сходились гости званые,

И бояре и князья.

Много было ими выпито

Искрометного вина;

То и дело осушалися

Наши полные до дна.

Обходил дружину храбрую

С хмельной брагой турий рог;

Только хмель гостей Владимира

Под столы свалить не мог.

Вот, как вполсыта наелися

И вполпьяна напились,

Гости начали прихвастывать,

Похваляться принялись.

Кто хвалился силой крепкою,

Кто несметною казной,

Кто своей утехой сладкою —

Богатырскою женой.

Кто товарами заморскими,

Кто испытанным конем...

Лишь Данило призадумался,

Наклонившись над столом.

На пиру великокняжеском

Он не хвалится ничем;

И насмешливо дружинники

Шепчут: «Глух он али нем?»

— «Ты почто, скажи, задумался? —

Князь Даниле говорит. —

Взор твой ясный темной думою,

Словно облаком, покрыт.

Али нет казны и силушки

У тебя, Данило-свет?

Платье ль цветное изношено?

Аль жены-утехи нет?»

Встрепенулся свет Денисьевич,

Молвя князю: «Всем богат;

А своей я темной думушке,

Добрый княже, сам не рад.

На твоем пиру на княжеском

Собеседник я плохой;

И тебе я, княже, кланяюсь:

Отпусти меня домой.

Отчего — я сам не ведаю,

Грусть взяла меня теперь!..»

Встал Данило, князю-солнышку

Бил челом — и вышел в дверь...

И дружине молвил ласково

Князь Владимир, поклонясь:

«Все вы, други, переженены,

Не женат лишь я, ваш князь.

Между вами обездоленным

Я хожу холостяком:

Помогите же, товарищи,

Мне в несчастий таком.

Приищите мне невестушку,

Мтобы ласкова была,

И смышлена в книжной грамоте,

И румяна, и бела.

Чтоб женой была мне доброю,

Доброй матушкою вам,

Чтоб не стыдно государыней

Звать ее богатырям».

Князь умолк, и призадумались

Все его богатыри:

Сватом быть для князя стольного

Трудно, что ни говори!

Лишь Мишата не задумался:

«На примете есть одна, —

Молвил он, — лебедка белая,

Богатырская жена.

То жена Данилы славного.

Уж куда как хороша

Василиса свет Микулишна,

Раскрасавица-душа!

Ясны очи соколиные,

Брови соболя черней;

В целом городе Чернигове

Василисы нет умней.

Не уступит мужу книжному

В русской грамоте она,

И петью-четыо церковному

Хорошо обучена».

С грозным гневом на Путятича

Князь Владимир поглядел:

«Спьяну, что ль, заговорился ты

Али в петлю захотел?

Разве я лишился разума?

Разве зверь я али тать?

От живого мужа можно ли

Мне жену насильно взять?»

Не сробел Мишата, вкрадчиво

Князю молвил он в ответ:

«Князь Данило ходит под богом —

Нынче жив, а завтра нет.

Коль слова мои не по сердцу,

То казнить меня вели;

Только прежде поохотиться

В лес Денисьича пошли.

В темных дебрях под Черниговом

Зверя тьма, а лову нет:

Прикажи поймать Денисьичу

Злого тура на обед.

На охоте всё случается:

С буйным зверем труден бой,

И не взять его охотнику,

Княже, силою одной».

Понял князь Владимир Киевский

Смысл лукавых этих слов,

И писать к Даниле грамоту

Он призвал своих писцов.

Те писцы писали витязю,

Чтобы он в лесах густых

Ради князя поохотился

На зверей и птиц лесных.

Поискал бы тура дикого,

С поля взял его живьем.

И отправил князь Путятича

С этой грамотой послом.

В светлом тереме Даниловой,

Призадумавшись, одна

У окна сидит красавица,

Богатырская жена.

Муж уехал поохотиться

В бор Черниговский чем свет;

Вот уж время близко к вечеру,

А Денисьича всё нет.

Скучно ей одной без милого,

Грусть-тоска ее томит...

Вдруг услышала: у терема

Раздается стук копыт,

Гость нежданный и непрошеный

У Даниловых ворот,

Привязав коня усталого,

Скоро к терему идет.

Не спросился слуг невежливый

Володимиров посол:

Он в светлицу бездокладочно

С княжьей грамотой вошел.

Василиса гневно встретила

Неучтивого посла

И неладным смердом княжеским,

Рассердившись, назвала.

А Путятич молвил, до земли

Василисе поклонясь:

«Не гневися, государыня,

Что вошел я не спросясь.

Не своей сюда охотою

Я приехал: князь велел;

В терем твой без воли княжеской

Я войти бы не посмел.

К твоему Даниле грамоту

Князь велел мне отвезти:

Получи; а за невежливость,

Государыня, прости».

Василиса закручинилась,

Прочитав княжой приказ:

Побелели щеки алые,

Слезы хлынули из глаз.

Поняла она из грамоты,

Что недоброе в ней есть,

Что замыслил князь Денисьича

Злою хитростью известь.

Кличет слуг к себе Микулишна

И велит седлать коня.

«Снаряжайте, слуги верные,

К мужу в поле вы меня!

Дайте платье молодецкое,

Принесите лук тугой!

Сердце чует горе лютое

И дрожит перед бедой...»

И катились слезы горькие

Крупным градом по лицу.

Слуги верные ретивого

Привели коня к крыльцу.

На коня она садилася,

Взяв колчан каленых стрел,

И, едва земли касаяся,

Конь, как вихорь, полетел.