Над собой беды не ведая,
Рыщет в поле богатырь.
Быстрый конь Данилу по полю
Быстро носит вдаль и вширь.
Настрелял с утра Денисьевич
Много дичи луговой;
Он охотой не натешится,
Не спешит к жене домой.
Вдруг он видит: от Чернигова
Не орел к нему летит —
Мчится вихрем добрый молодец,
Под конем земля дрожит.
Закричал Данило молодцу,
Меч подняв над головой:
«Стой, удалый, добрый молодец!
Говори, кто ты такой?
Если друг, то побратаемся,
Поведем любовно речь;
Если недруг — потягаемся,
У кого тяжеле меч».
Говорит проезжий молодец,
Шапку сняв с густых кудрей:
«Не узнал ты, свет Денисьевич,
Молодой жены своей!
Знать, не долго нам понежиться
И в любви пожить с тобой.
Перестань охотой тешиться,
Поезжай скорей домой!»
Тут прочла ему Микулишна
Володимиров ярлык,
Но Данило в хитрый умысел
Князя стольного не вник.
Отвечает он с усмешкою
Молодой своей жене:
«Вижу я, тебе кручинушка
Померещилась во сне.
Где же видано и слыхано,
Чтобы князь богатыря
За любовь и службу верную
Извести задумал зря?
Лучше в тереме хозяйничай,
Знай домашний обиход
И словами неразумными
Не пугай меня вперед.
Я на тура поохотиться
Рад для князя всей душой;
Только мало стрел осталося,
А запасных нет со мной.
Привези колчан мне маленький,
А большого не бери:
Много стрел ловцу не надобно —
Метко бьют богатыри!»
Говорит она: «Со стрелами
Я большой колчан взяла.
Не сердись, нужна при случае
В поле лишняя стрела.
Чует горе сердце вещее,
Ты словам моим поверь:
Тур не страшен для охотника, —
Человек страшней, чем зверь...»
С грустью тяжкою Микулишна
Крепко мужа обняла
И вернулася к Чернигову,
Путь слезами полила.
Рыщет витязь день до вечера
По лугам и по лесам;
Зверя-тура круторогого
Ищет он и там и сям:
В буераках и кустарниках,
В чащах диких и густых...
Вот уж день склонился к вечеру,
И дремучий лес затих.
Но не слышно по окружности
Рева турьего нигде...
Шепчет витязь опечаленный:
«Надо ж быть такой беде!»
Рыщет по лесу Денисьевич —
Как на грех удачи нет!
Не привезть и нынче витязю
Дичь на княжеский обед!
Снова день склонился к вечеру,
Нет в лесу души живой,
Только рысь порою быстрая
Промелькнет вдали стрелой.
Только вороны зловещие
С криком носятся вверху,
Громко каркая над витязем:
Быть невзгоде! быть греху!
Только холодом кладбищенским
Вдруг повеет нетопырь...
Ночи сумрачней, под дерево
Лег могучий богатырь.
Шею вытянув упругую,
Конь дыханием своим
Греет доброго хозяина
И печально ржет над ним.
«Что ты льнешь ко мне, ласкаешься,
Мой товарищ боевой? —
Говорит ему Денисьевич. —
Что поник ты головой?
Что своим дыханьем огненным
Жгешь ты мне лицо и грудь?
Иль боишься зверя лютого?
Или чуешь что-нибудь?..»
Конь трясет косматой гривою
И копытом в землю бьет,
Точно хочет что-то вымолвить,
Только слов недостает.
Лишь блеснул на небе розовый
Луч зари, предвестник дня,
Встал Данило с ложа жесткого,
Сел на доброго коня.
Едет он из леса тёмного
В поле счастья попытать...
Чу... вдали там что-то слышится}
Не идет ли с юга рать?
Мать сыра земля колышется,
И дремучий бор дрожит;
Словно гром гремит раскатистый,
Раздается стук копыт.
Стал Данило за кустарником,
Видит: с южной стороны
Грозно движутся два всадника,
Будто две больших копны.
Что-то будет, что-то станется?
Сердце екнуло в груди...
Видно, пасть в борьбе Денисьичу
С тем, кто едет впереди.
Скачет конь под ним, играючи,
Блещет золотом шелом...
И узнал Данило с горестью
Брата названного в нем...
Он одет в кольчугу крепкую,
Тяжела его рука;
И на смертный бой Денисьича
Он зовет издалека.
Словно сокол с черным вороном,
Близкой смерти вещуном,
Он с Алешею Поповичем
Мчится по полю вдвоем...
Дрогнув, слез с коня Денисьевич...
Сердце сжала злая боль...
Он с Добрынею Никитичем
Побратался для того ль?..
«Видно, князю я не надобен! —
Говорит он сам себе. —
Но по воле князя стольного
Не погибну я в борьбе.
Кровью брата и товарища
Я земли не обагрю,
Для потехи княжьей совестно
В бой вступать богатырю.
Не убить Добрыне молодца
В поединке роковом!»
И воткнул копье злаченое
В землю он тупым концом.
Сбросил с плеч доспехи твердые,
Грудью пал на острие —
И пробило молодецкую
Грудь злаченое копье.
Мать сыра земля зарделася,
Теплой кровью полита,
И душа Данилы чистая
Вышла в алые уста.
И когда борцы подъехали
Вызывать его на бой,
Только труп один безжизненный
Увидали пред собой.
