87. Сон и пробуждение 1 Я лесом шел, усталый, одинокий; Дремучий лес вершинами шумел; Внизу был мрак таинственно-глубокий... И я невольно сердцем оробел. Последний луч румяного заката Погас вверху, и лес одела тьма... Я изнемог... душа рвалась куда-то... Мне были тяжки посох и сума. Недолго шел я, — ноги подкосились, И я упал под дерево, как сноп... В моей груди все чувства притупились... А лес был тих, как необъятный гроб. В глухой тюрьме уснуть мне было б слаще! Меня давила эта темнота... И слышал я, что кто-то шел из чащи Ко мне легко, беззвучно, как мечта. То было что-то грозно-роковое, То не был сон: я слышал наяву И лязг косы о дерево сухое, И треск ветвей, упавших на траву, И чьих-то пальцев громкое хрустенье... Грудь надорвал последний страшный стон... Меня объяло полное забвенье, И я уснул... Недолог был мой сон. 2 Я услыхал, вдали звучало где-то: «Вставай, вставай! день близится! пора!» Мой сон прервал блестящий луч рассвета, Луч золотой счастливого утра. И я дивился света переливам... Тяжелый страх в душе моей исчез... Каким румянцем девственно-стыдливым Он был покрыт, дремучий этот лес! Как он шумел, омытый, стройный, чистый! Таким я лес не видел никогда. Вокруг меня в кустах, в траве росистой Жизнь пробуждалась всюду для труда. И в воздухе, прохладой напоенном, Чаруя слух, лилися звуки струн, И кто-то пел, носясь в лесу зеленом, Так чудно пел невидимый певун! Казалось мне, то было вдохновенье... Вздымалась грудь, кружилась голова, Я весь горел, и в том бессловном пенье Я находил и мысли и слова. И мнилось мне, что сила жизни новой С рассветом дня в мою вливалась грудь, Я бодро встал, счастливый и здоровый, И радостно пошел в далекий путь... 1874 88. Фирдуси
(Из Андерсена) Среди высоких пальм верблюды издалека Дорогой тянутся; они нагружены Дарами щедрого властителя страны, Несут богатый груз сокровищей Востока. Властитель этот дар назначил для того, Кто не искал наград и жил среди лишений, Кто стал отрадою народа своего И славой родины... Он найден, этот гений, Великий человек, кто низкой клеветой И завистью людской отправлен был в изгнанье. Вот бедный городок: измученный нуждой, Изгнанник здесь нашел приют и состраданье. Но что там впереди? — Из городских ворот Покойника несут навстречу каравана. Покойник тот убог; за ним нейдет народ; Он в жизни не имел ни золота, ни сана. То был холодный труп великого певца, Умершего в нужде, изгнаньи и печали, — То сам Фирдуси был, которого искали... Тернистый славы путь прошел он до конца! 1874 89. Птичка и солнечный луч (Из Андерсена) За крепкой железной решеткой, В холодных и тесных стенах, Лежит на истлевшей соломе Угрюмый преступник в цепях. Вот луч заходящего солнца, Играя, упал на окно. Ведь солнце лучи рассыпает На злых и на добрых равно. Играющий луч в каземате И стены и пол золотит. На луч с отвращеньем и злобой Угрюмый преступник глядит. Вот птичка к окну прилетела И с песнею села за ним. Ведь птичка-певуиья щебечет Равно и хорошим и злым. Сидит на решетке железной Она и щебечет: квивит! Вертит миловидной головкой И глазками чудно блестит. И крылышки чистит и холит, Встряхнется, на миг отдохнет — И перышки снова топорщит На грудке, и снова поет. И, глаз не спуская, на птичку Угрюмый преступник глядит. По-прежнему-руки и ноги Железная цепь тяготит... Но легче на сердце, светлеет Лицо, злые думы бегут, И новые мысли и чувства В душе одичалой растут. Ему самому непонятны Те мысли и чувства, — они Лучу золотистому солнца И нежным фиалкам сродни, — Тем нежным, душистым фиалкам, Что в дни благодатной весны Растут и цветут у подножья Высокой тюремной стены. Чу! звуки рогов... Это трубят Стрелки на валу крепостном. Какой отголосок стозвучный Прошел, прокатился кругом! Испуганно птичка вспорхнула С решетки и скрылась из глаз, И солнечный луч побледневший В тюремном окошке погас; Погас — ив тюрьме потемнело, И снова, суров и угрюм, Преступник лежит одиноко, Под гнетом вернувшихся дум... А всё-таки доброе дело, Что птичка пропела ему, Что солнце к нему заронило Луч света в глухую тюрьму. 1874 |
