— Ничего… ничего…
— Тысячу семьсот километров я на нем прошел… Вместе с ним горели… Пуля хоть и задела меня, а видно, жизнь есть впереди! — задыхаясь продолжал Новоселов.
Так вот он какой, ее танкист, с которым Анюта не раз мысленно разговаривала, которого уводила от смерти, внушала ему храбрость и находчивость. Тот же рост, те же плечи и пепельные кудри. Строгое неулыбчивое лицо, пересеченное шрамом, задубело, может, еще на войне, и веко опалено тогда же.
«Как же ты глаз-то не сберег!» — мысленно нежно упрекнула его Анюта. Здоровый глаз танкиста был ясен и красив. Никогда она не видела таких синих глаз. Казалось, синева второго, разбитого глаза, перелилась в этот единственный.
В груди стало тесно и больно.
Захотелось крикнуть на весь мир, чтобы все услышали ее, увидели горящего в бою танкиста и машину с нежным именем «Люба». Еще раз Анюта заглянула в синюю глубину глаза танкиста и непонятно к чему сказала:
— А теперь танк стал «работягой»…
Из детского садика неслась на улицу нестройная песня:
Как у дяди Трифона
Было семеро детей…
На золотую от смолы стену будущего Дворца культуры канатами поднимали новое бревно. Слышались голоса:
— Сильнее бери… сильнее, говорю!..
Тукали топоры плотников. Мимо прошла грузовая машина с мешками зерна.
Все это был мир, который победил войну. Война была за него, за мир, поэтому и называют ее народы «Великой».
Илья Назарович принял от механика инструмент и, ни к кому не обращаясь, сказал:
— Будем работать.
Анюте захотелось немедленно сделать что-нибудь героическое, спасти человека, предупредить несчастье. Ей казалось, что на нее смотрят тысячи глаз, ее слышат и понимают люди всех стран и наречий. Она чуть не бегом бросилась к «работяге» и начала нагружать кузов дровами, которые нужно было подбросить к дому старой вдовы.
Из слесарной мастерской напротив раздавался скрежет разрезаемого железа, от лесопилки неслось жужжание пилы. Дети в садике все еще тянули на разные голоса:
Неожиданно Новоселов громко скомандовал:
— По местам!
Илья Назарович хлопнул руками и быстро влез в кузов, на дрова, за ним легко вскочила туда Анюта. Обычно ласковые глаза ее озорно поглядывали на танкиста. Новоселов занял место водителя.
Танк взревел, рванулся, окутавшись голубым дымом, выскочил на дорогу и с грозным ревом помчался по улице, разгоняя телят и гусей. Через минуту он остановился около нового дома поварихи полевого стана тети Васи. Широкие окна, горя от солнца, казалось, стреляли огнем, на них больно было смотреть.
Новоселов быстро выпрыгнул на землю:
— Экипаж к танку!
Уваров и Анюта соскочили вниз. Из дома выбежала седая женщина.
— Спасибо, Илья Назарович, не забываешь сироту… Чем я, старая, перед колхозом отчитаюсь?
— Ничего, тетя Вася, за тебя сын твой в войну отчитался!
С улицы набежали дети, влезли в кузов и начали скидывать на землю дрова.
Анюта, искоса поглядывавшая на водителя, подвинулась ближе к нему и осторожно, почти шепотом, спросила:
— Товарищ Новоселов… а сейчас эта… Люба… ваша?
Лицо механика радостно вспыхнуло.
— Люба? — переспросил он. — Дождалась меня невеста… Сколько лет уже вместе, сынишка растет…
С размаху подав руки председателю и девушке, механик еще раз любовно оглядел танк, погладил броню и, не оглядываясь, пошел от тягача по дороге к реке.
Уваров и Анюта смотрели ему вслед, пока он не скрылся за сиреневым клеверным полем.
Н. Тубольцев
СЫН
Рассказ
Перед глазами Айдара еще стояли лица друзей, звенели в ушах их голоса, а поезд уже мчал его по бескрайним просторам страны. Нет, не думал Айдар, когда получил отпуск, что придется ему ехать в эту сторону.
Да, отпуск!.. Об этом напечатали даже в газете. В заметке под заголовком «Подвиг» было написано:
«В полночь рядовой Айдар Муралиев принял пост. Сжимая в руках автомат, часовой чутко прислушивался к ночным шорохам. Вдруг он уловил легкий шум. Муралиев насторожился. Вскоре он заметил, что к охраняемому им объекту осторожно ползет человек.
— Стой, стрелять буду! — громко крикнул часовой, направляя на нарушителя свой автомат.
Неизвестный был задержан. Он предложил было комсомольцу большую сумму денег, прося отпустить его на свободу, но часовой с негодованием отверг это предложение.
Задержанный оказался крупным диверсантом. За бдительность и отвагу командир части предоставил комсомольцу рядовому Айдару Муралиеву краткосрочный отпуск с поездкой на родину.
Капитан П. Рыбин».
Итак, Айдар получил отпуск. А куда же поехать? Отец его погиб на фронте, мать умерла так давно, что даже сгладились в памяти черты ее лица. Запомнились навсегда только глаза ее — большие, черные, точно такие же, как у него самого.
Айдар в конце концов решил, что поехать ему есть куда: в детдоме, где он рос и воспитывался, в техникуме, где он учился, ему всегда будут рады, там много хороших, ставших ему родными людей.
Нехитрые солдатские вещи аккуратно уложены, и вот уже Айдар подготовился в путь.
В это время дверь открылась, и в комнату вошел низенький чернявый Тукаев, полковой почтальон. Десятки глаз устремились на него.
— Уже собрался, Айдар! Хорошо, что я застал тебя.
— А что?
— Тебе тут письмо есть… Вот оно, — и Тукаев подал Айдару небольшой синий конверт.
«От кого бы это?» — вскрывая письмо, думал Айдар.
Тихо, очень тихо стало в казарме, товарищи выжидательно смотрели на него.
Недаром говорит пословица, что лицо — зеркало души. Чем дальше читал Айдар, тем светлее и светлее становилось его лицо, тем сильнее блестели его глаза.
— Товарищи! Ребята! — закричал он наконец. — Я нашел родных! Отца, мать! Вот слушайте, что они пишут…
Шум в казарме стоял оглушительный. Айдара тискали, хлопали по плечам.
— Ну довольно же, довольно! — смеясь просил Айдар. Но друзья не хотели успокоиться так быстро, ведь они радовались за Айдара, как могут радоваться солдаты: все — за одного, один — за всех.
…Резкий гудок паровоза прервал его воспоминания. Вагон вздрогнул и остановился…
От железнодорожной станции до деревни Осиновка, куда нужно было попасть Айдару, расстояние немалое, добрых километров пятнадцать, если не больше.
Расспросив о дороге, он поправил вещмешок за плечами и твердыми солдатскими шагами пошел по узенькой тропинке напрямик через лес.
Тропинка вывела Айдара на большую укатанную санями дорогу. Сзади послышался скрип полозьев, фырканье лошади, и подвида поравнялась с Айдаром.
— Тпру!
Натягивая вожжи, сидевший в санях седой, с большой бородой дед крикнул солдату:
— Эй, служивый! Садись, подвезу. Далече ли путь-то держишь?
— До Осиновки, — Айдар прыгнул в сани. Дед взмахнул кнутом, и лошадь побежала. — А вы откуда?
— Э-э! — голубые, по-молодому ясные глаза деда весело блеснули. — Нам по пути. Я пчеловод из колхоза «Рассвет». А деревня наша действительно называется Осиновкой. Ну, а зовут меня Матвей Ильич Крапивников, попросту — дед Матвей.
— Меня зовут Айдар Муралиев.
— Родом, смотрю, не из Казахстана ли будешь? — осматривая Айдара, поинтересовался дед.
— Из Казахстана, — подтвердил Айдар.
Словоохотливый старик понравился Айдару.
— Так в Осиновку, говоришь, путь держишь? А к кому же это, интересно знать?.. Н-но, милая, н-но! — прикрикнул дед Матвей на приостановившуюся, было лошадь.
