Теперь той же дорогой и в том же направлении движется наша экспедиция.

Вот и Троицк. Мы на вокзале. Его старинное здание было свидетелем многих событий. Отсюда в конце мая 1918 года, когда белочехи захватили Челябинск, троичане двинули на врага свой отряд, состоявший из бойцов 17-го Уральского полка, Троицкой батареи и двух сотен кавалеристов.

Спустя полмесяца белогвардейцы при поддержке мятежных чехов начали наступление на Троицк. Вперед по рельсам они двинули бронепоезд. Он мчался на полных парах к станции, разрывая воздух пулеметными очередями и артиллерийскими залпами. Нашей пехоте к такому «чудовищу» было трудно подступиться. По приказу командира второй железнодорожной дружины товарища Летягина машинист Мотов пошел навстречу бронепоезду. В ста метрах от него отважный боец выпрыгнул с паровоза. Прошла минута, две, и гигантские машины, столкнувшись, покатились под откос.

У врага было еще много сил. Его пехота пошла тремя густыми цепями к станции и потеснила наших. Первый успех вскружил голову пьяным воякам. Они посчитали победу обеспеченной, но ошиблись. При новой атаке красногвардейцы оказали сопротивление, да такое, что враг вновь оказался отброшенным за город.

К этому времени в городе окончательно закончилось формирование сводного Троицкого отряда под общим командованием Николая Дмитриевича Томина. В него, кроме 17-го Уральского полка и Троицкой батареи, вошел и 1-й Оренбургский социалистический казачий полк имени Степана Разина.

Не было предела мужеству и отваге троичан в суровых боях с врагами Советской власти, и в этом они всегда равнялись на своего командира — народного героя Николая Дмитриевича Томина.

Его воинскому умению была обязана вся партизанская армия. Это томинцы шли всю горную дорогу в арьергарде, принимая на себя каждодневно удары озверелых преследователей. И не было случая, чтобы дрогнули троичане, чтобы их командир растерялся и не нашел бы способа отбросить врага.

В славной 30-й дивизии Николай Дмитриевич командовал конницей. Сколько смелых и дерзких рейдов провели его конники! После разгрома Колчака Томин на Польском фронте. Здесь ему пришлось пережить горечь поражения под Варшавой и быть интернированным в Пруссии. Но отважный уральский казак не пожелал жить в плену. При переезде прусской границы он выпрыгнул на полном ходу из эшелона и вернулся в Советскую Россию.

И снова герой бьется с врагами революции, громит банды Булак-Булаховича и Антонова, ведет своих бойцов на штурм Спасска и Волочаевки. Там, на Тихом океане, окончилась для Советской Республики жестокая гражданская война, но не кончилась боевая страда для Николая Томина. В 1924 году он снова на коне, бьется на афганской границе с басмачами. Там и настигла героя вражья пуля, там и оборвалась его славная жизнь.

По-томински, отважно и дерзко дрались в боях и многие другие бойцы и командиры Троицкого отряда. С одним из них, с Дмитрием Алексеевичем Тарасенковым, бывшим вначале командиром сотни, а потом и командиром полка имени Степана Разина, нам довелось прожить вместе много походных дней. В Троицке он примкнул к нашей экспедиции. Неразговорчивым, замкнутым казался вначале Дмитрий Алексеевич. Ну, думали, о других скупо рассказывает, а о себе и подавно слова не вымолвит. Но ошиблись. Разошелся однажды наш Дмитрий Алексеевич, показал себя прямо-таки оратором. Вот что он рассказал.

— Я, товарищи, начал воинскую службу в 1911 году в лейб-гвардии сводном казачьем полку. Обязанности у нас были самые «почетные»: нам доверялось охранять не кого-нибудь, а самого царя и его семейство. Признаться, некоторые гордились «такой честью», кичились привилегиями и, как говорится, живота своего готовы были не пожалеть за царя-батюшку.

Но вот разразилась первая мировая война. Может, и страшновато было Николаю без телохранителей, не знаю, но и нас он оторвал от себя, бросил на фронт. И то брожение, которое началось среди рядовых казаков после кровавого пятого года, усилилось. Особенно стало расти недовольство, когда наш полк начали перебрасывать с фронта на фронт, подставляя под самые сильные удары врага. В полку уже открыто заговорили об измене в правительстве, а действовавшие подпольно большевики сумели направить наше возмущение по правильному руслу.

К февралю 1917 года бывший лейб-гвардии его величества полк был одним из самых революционных в действующей армии. Не сумели мы угодить и временщику Керенскому. По его приказу полк отправили в Оренбург, где нас должны были распустить по станицам. Но передовые казаки и не думали прекращать начатой революционной борьбы. Разъезжаясь, мы уговорились вести работу на местах по созданию красных казачьих дружин.

Я, в частности, с Никифором Захаровым, Андреем Пасынковым и другими товарищами выехал в Троицкий уезд. Работали, агитировали вначале по домам, а 5 марта 1918 года на уездном съезде постановили создать социалистический казачий имени Степана Разина полк. В его рядах и провоевал всю гражданскую. После освобождения Троицка от белых в 1919 году я некоторое время работал председателем ЧК, а в 1921 году, приняв командование полком имени Степана Разина, двинулся на китайскую границу громить басмачей.

Кончилась гражданская война, началась в наших селах мирная советская жизнь. И теперь былые бойцы-разинцы в обозе не прятались, шли на самые трудные участки советского строительства. Мне даже посчастливилось быть первым председателем колхоза в той самой Бобровке, в которой я когда-то подавлял белоказацкое восстание.

Готовили из меня царские генералы защитника их прогнившего строя, а вышло наоборот. Я, как и тысячи революционных казаков, поднял оружие против господ и хозяев, стал защитником и строителем своего, народного строя, своей, Советской власти.

Из Троицка экспедиция начала продвижение на запад. И чем ближе мы приближались к Верхнеуральску, тем чаще приходилось останавливаться в селах, а то и просто в открытом поле. Это были не обычные леса, не обычные холмики и речушки. Здесь шли бои, здесь лилась партизанская кровь.

…И наконец еще один подъем по крутому склону, и перед нами город, раскинувшийся на широкой пойме голубого Урала.

В 1918 году Верхнеуральск был местом жестокой борьбы революционно-настроенного казачества с белогвардейцами. Здесь формировался многотысячный партизанский отряд братьев Кашириных, который сыграл значительную роль в походе Южно-Уральской армии по вражеским тылам.

Но ведь Николай Дмитриевич и Иван Дмитриевич Каширины были казачьими офицерами, а их отец Дмитрий Иванович много лет ходил в станичных атаманах Верхнеуральска? Что же побудило их перейти на сторону Советской власти и стать красными полководцами?

Эти вопросы не были неожиданностью для другого нашего консультанта Сергея Ивановича Попова — первого председателя Верхнеуральского Совдепа. Много интересного сумел он сообщить о славной семье Кашириных. Вспомнил старый большевик, как морозной январской ночью восемнадцатого года он вместе с другими членами Совета попал в руки дутовцев. Под конвоем привели арестованных в дом старшины войскового круга. Всю ночь круг обсуждал «преступления» руководителей Советской власти. Одни предлагали сгноить их в тюрьме, другие настаивали на немедленном расстреле. Лишь двое — станичный атаман Каширин и казак Кузьма Сандырев — выступили в их защиту. Оба пользовались большим авторитетом среди казачества, и Дутов вынужден был освободить членов Совдепа из-под ареста.

Так в первый раз послужил революции старый казак Дмитрий Иванович Каширин. Его сыновья Николай и Иван еще на фронте стали на сторону восставшего народа. В разгул дутовщины братья-офицеры скрывались на хуторах, уклоняясь от мобилизации в белую банду. А в марте 1918 года, когда Верхнеуральск снова стал советским, пришли с сотней казаков в штаб красных и заявили, что поддерживают большевиков и намерены бороться за народ. Тогда же братья Каширины получили первые задания Советской власти. Николай Дмитриевич с небольшим отрядом был послан в Оренбург за оружием, а Иван Дмитриевич стал командовать пехотой красных верхнеуральцев. После с помощью Д. И. Каширина были созданы и красные конные сотни.