— Езжайте, не задерживайтесь. За нас не беспокойтесь, справимся.

Мелькнули и исчезли в кустарнике две каски. Шоферы проводили их долгим взглядом и двинулись дальше. Когда огибали поворот дороги, сзади послышалась частая дробь: та-та-та-та-та… «Давай, ребятки!»… — шептал Артамонов, сам нажимая на газ.

Но за новым поворотом он опять резко затормозил.

Подъехал Овчинников.

— Смотри!

В неглубокой, укрытой со всех сторон лощине медленно приземлялись парашютисты. Новый десант! Или, быть может, подкрепление первому. И кругом, как на беду, — ни души своих. Видно, противник тщательно выбрал место высадки, чтобы остаться незамеченным.

Что делать? Продолжать свой путь и дать фашистской гадине расползтись по нашим тылам? Перед глазами встало разоренное гитлеровцами селение, плачущие женщины и дети… Нет, десант нужно немедля уничтожить с наличными средствами.

А груз? Там же батарея без снарядов. Нельзя задерживаться!..

Это был момент мучительного раздумья. Артамонов нервно скрипел зубами. Овчинников с надеждой смотрел на него. На веснушчатом лице Павла попеременно отражались все чувства, волновавшие его в эту минуту: решимость драться, боязнь упустить врага, опасение за судьбу важного груза.

— Вот что… — произнес Артамонов, взглянув на часы. — Время у нас еще есть. Но и рисковать нельзя. Я пойду туда, — он кивнул в сторону лощины, — а ты подожди меня здесь. В случае чего — газуй, не задерживайся. Сообщишь там…

— А ты?

— Что я! — вдруг зло крикнул Артамонов. — Дело важнее. Там батарея ждет. Понял?

— Понял, — покорно ответил Павел.

— Да ты не горюй раньше времени, — успокоительно заметил Артамонов. — Стрелять я умею. А их всего шестеро.

«Всего, — отметил про себя Павел. — Хорошо Андрею: ему все трын-трава, ничего не боится. Такого и пуля обойдет…»

В этот момент он завидовал, что Андрей такой неустрашимый, решительный. И силенки у него хватит, не чета щуплому Павлу.

С винтовкой в руках Артамонов исчез — будто растаял среди молодого березника. Павел, немного подав вперед машину, занял наблюдательный пост. Тревожное чувство ожидания, мучительное беспокойство за исход происходящего охватили его. Где-то глубоко он ощущал неясный стыд за свое вынужденное безделье в такую минуту, когда Андрей рисковал своей головой. И как это он дал так быстро уговорить себя! И в то же время он сознавал, что это было разумно: если погибнет один, другой доставит груз по назначению.

Лощина прекрасно просматривалась отсюда. Оставаясь незамеченным, он мог следить за ходом боя. Вот коснулись земли два вражеских парашютиста. Голубые купола ударились оземь, подскочили и, раздуваемые ветром, потащили за собой человеческие фигурки. В ту же секунду послышался винтовочный выстрел, за ним — другой. Фигурки упали и больше не поднялись. Купола протащили их еще несколько метров и затем потухли. Снова ударила винтовка. Третий снижавшийся остался лежать неподвижно. «Трое… еще трое…» — лихорадочно подсчитывал Павел, всем своим существом осязая бесполезность лежащей у него на коленях винтовки. «Бей их, гадов!..» Артамонов хорошо замаскировался и был совершенно невидим, сколько ни старался Павел обнаружить его местопребывание. Внезапно высокая фигура Андрея, как брошенная пружиной, поднялась из травы навстречу спускавшемуся четвертому парашютисту. Он сделал выпад, а затем отпрянул, чтобы сбросить со штыка мертвого врага. Оставались двое последних. Они уже приземлились, залегли за кочками и открыли по одиночному советскому бойцу бешеную стрельбу из автоматов. Он мгновенно упал. Убит! Нет, вновь заговорила его винтовка. Артамонов отвечал спокойно, расчетливо, и скоро один из автоматчиков уткнулся головой в траву.

«Вот бьет!» — восторженно думал Павел.

И вдруг он похолодел. Из-за леса, покачиваясь под порывами ветра, совсем близко от Павла, показался седьмой парашютист. Вероятно, он был легче остальных и дольше проболтался в воздухе. Его отнесло в сторону, и сейчас он появился неожиданно, позади Артамонова. Павел поднял винтовку, но было уже поздно. Мелькнул и скрылся за кустами парашют, затем легкое покачивание травы показало направление, по которому полз фашист. Сейчас он подберется на верное расстояние и всадит пулю в затылок ничего не подозревающего Андрея…

Если до этой минуты Павел, хотя и с большим трудом, но удерживался от желания вскочить и броситься на помощь товарищу, то теперь он больше не мог, не имел права оставаться в роли пассивного наблюдателя. Ведь бой уже был почти выигран Андреем. Оставалось нанести последний удар.

Выскочив из машины и быстро осмотревшись по сторонам, Павел проворно пополз наперерез фашисту. Ему казалось, что он ползет невероятно медленно, ну просто как гусеница какая-нибудь. Осторожно приподнял голову. Прямо перед ним, в каких-нибудь двух-трех метрах, придерживая рукой подвешенный за лямку на шее скорострельный пистолет-автомат, полз, извиваясь, как червь, большой рыжий немец. «Не справиться… Здоровый!» — мелькнула пугающая мысль, но Павел немедленно прогнал ее, как недостойную. Нет, нет, он тоже солдат и докажет, чего он стоит. Не помня себя от внезапно вспыхнувшей ярости, он враз руками и ногами подал свое тело вперед и навалился на врага.

Ему удалось подмять его под себя. Но тут гитлеровец, изловчившись, ловко хватил Павла ногой. И плохо пришлось бы маленькому шоферу, если бы на выручку не явился Артамонов, управившийся к тому времени и с шестым своим противником.

— Ну, хватит, навоевались! — крикнул отважный боец, направив винтовку на последнего фашиста.

— Нихт шисс! — завопил тот, подняв руки.

«Ага, — злорадно подумал Павел, — струсил!..» Помятый, но счастливый тем, что отвел от товарища смертельную опасность, он пощупал повязку на голове, оправил гимнастерку и вновь обрел свой непроницаемо-суровый вид. Вот он и побывал в бою. Сейчас в нем боролось справедливое чувство ненависти к врагу с детским любопытством. Все-таки впервые он видел так близко настоящего фашиста!

Жилистый, длинноносый солдат испуганно ворочал большими, как плошки, водянистыми глазами. В душе Павла шевельнулась жалость: тоже, небось, человек, не сам пошел воевать — послали… Короткий, предостерегающий возглас Артамонова прервал его размышления. В правой руке парашютиста мелькнул револьвер, точно у фокусника, достающего предметы неизвестно откуда. Но выстрелить он не успел…

— Вот змея, — спокойно сказал Артамонов и обтер штык о траву.

Таким хладнокровным и собранным Павел еще ни разу не видел его.

Надо было спешить на батарею. Машины с места взяли хорошую скорость. Головной теперь шла овчинниковская. Вот поворот, помеченный на карте. Вот речка с перекинутым через нее бревенчатым мосточком. Уже близко…

Но испытания этого дня еще не кончились.

Черная тень фашистского бомбардировщика опять легла на дорогу. Здесь, на подступах к переднему краю, эти крылатые разбойники рыскали днем и ночью, стаями и в одиночку, не брезгуя ничем, лишь бы что-нибудь расстрелять, что-нибудь уничтожить. Очень часто они находили свой конец во встрече с нашими истребителями. Сила советских ястребков была хорошо известна им. И поэтому особенно усердно, с особой настойчивостью, характеризующей хищника, жестокого и трусливого, выслеживали и атаковали они незащищенные цели — одиночный грузовик, обоз, идущих по шоссе безоружных людей.

Бомбардировщик шел низко, чтобы наверняка поразить цель. Он издалека заметил две автомашины, пылившие на шоссе, и теперь полого пикировал прямо на них.

Бомба упала почти рядом. Полуторка подпрыгнула и, не будь так нагружена, наверняка бы опрокинулась. Крупный осколок пробил стекло, пролетел перед носом Павла и, разбив зеркальце, застрял в мягкой обивке. Вслед за тем серия разрывов раздалась позади. Это уже предназначалось для Андрея. Мимо или?.. Но Павел не имел времени оглянуться. Грузовик летел вперед. Мелькали по сторонам кусты, деревья, телеграфные столбы. «Промазал… Сейчас вернется…» — соображал Павел. Он мог остановить автомобиль и укрыться в канаве или отбежать в сторону. Но груз? Груз погибнет. Неподвижная мишень будет безусловно поражена. Батарея останется без снарядов, а этого Павел не мог допустить. И он нажимал на газ до отказа.