— Вы любите стихи? — спросила Наташа.
— Люблю! — вполне искренне ответил сэр Васькин. — Нет ничего прекраснее поэзии, живописи, музыки. В них мы, люди, пытаемся обессмертить свою душу, вырваться из плена времени.
— Ого, вы настоящий философ! — с уважением сказала Наташа.
— Это бывает с каждым, — скромно подтвердил сэр Васькин. — Помните строчки: «Выткался на озере алый цвет зари»? По-моему, это гениально!
— По-моему, тоже, — кивнула Наташа.
Это был самый удачный день в жизни сэра Чайльда Гарольда Васькина, но он еще не понимал этого.
* * *
По дороге Васькин чистосердечно рассказал Наташе о ваксе.
Она внимательно, не перебивая, выслушала его.
— А что вы собираетесь делать дальше? — спросила Наташа.
— Еще не знаю, — вздохнул Васькин. — Надо разоблачить их, поймать с поличным. Но каким образом — вот в чем вопрос, как говорил незабвенный Гамлет. Я полагаюсь на интуицию — надеюсь, она не подведет. Сегодня после ужина они ждут меня в музыкальном салоне…
— А если подведет? — сказала Наташа. — На интуицию в наш космический век полагаться уже нельзя. Не играйте с огнем, Чайльд Гарольд. Не сомневаюсь, вы мужественный человек, но в таком деле требуется профессиональная подготовка. Допустим, вы установите всех участников банды. Что дальше? Ведь не пойман — не вор. А если они догадаются, что вы не тот, за кого они вас принимают, то они, не раздумывая, бросят вас в набежавшую волну…
— Да, в этом есть своя логика, — согласился Васькин, — в набежавшую я категорически не желаю, придется поделить лавры со специалистами.
До отхода «Золотого руна» оставалось меньше часа. Прикинув, что, пока они найдут соответствующие учреждения, пока все расскажут плюс всякие бюрократические проволочки, корабль уйдет в открытое море, они решили отложить этот важный визит до следующего утра, в новом порту, а пока действовать своими силами на свой страх и риск.
Они говорили о том о сем… И незаметно, за спинами со стороны гор, окружающих город, подкрадывался вечер.
Стало прохладнее.
— Нам пора, сэр Васькин, — сказала Наташа.
— Кто вы, откуда и куда идете? — серьезно спросил сэр Васькин. — Неужели мы так вот и расстанемся, ничего не зная друг о друге и без всякой надежды на новую встречу.
— Я стюардесса на «Золотом руне», — сказала Наташа. — А что будет дальше, еще не знаю. Может быть, я когда-нибудь приеду в Москву… Вы очень смешной, и вы мне нравитесь…
— Спасибо. Это взаимно. По крайней мере на всю мою жизнь, — сказал Васькин. — Обязательно приезжайте. Я буду вас ждать. Я однажды нашел и потерял вас и больше не хочу терять. Женщина прекрасна потому, что в ней воплощена красота жизни и наше человеческое бессмертие. И, кроме того, любовь к женщине — это любовь к нашим детям. Это мое главное убеждение.
— И мое тоже, — засмеялась Наташа. — Пойдемте, Васькин. Пора! Теплоход ждать не будет.
Сумерки уже опустились на город. Красный диск солнца осторожно коснулся кромки горизонта и покатился по нему. Небо над морем из желто-красного становилось пурпурно-багряным.
Высокие, статные Наташа и Васькин шли по совершенно пустынной набережной к «Золотому руну», чтобы отправиться на нем дальше, в неведомую еще обоим жизнь.
Вечером после ужина в музыкальный салон стекалась разодетая публика. Гремела музыка, у стойки бара три ловких бармена с трудом успевали обслуживать страждущих.
Преисполненный важности Васькин сел за свободный столик, закинул ногу за ногу. Кому надо — найдут. Подбадривая себя, соответственно моменту стал напевать: «Ночь надвигается, фонарь качается, бросая отблески в ночную тьму…» Так, по его мнению, и должен был вести себя солидный фирмач, прибывший для заключения важной сделки.
За соседний столик села Наташа.
К Васькину подошел кучерявый с каким-то невысоким, но с очень широким и плоским, как у камбалы, торсом человеком с узким лицом, лысиной, вставными зубами, уверенным и даже властным взглядом. У него были довольно приличные светские манеры.
— Коньяк, шампанское? — густым, низким голосом предложил он.
— Коньяк, — ответил Васькин. — Если можно — «Двин».
— Почему же нельзя, — улыбнулся мужчина, и тотчас его улыбка повторилась на лице сидевшего кучерявого. — И бутылку кваса? — пошутил он, дружески подмигивая Васькину.
— Познакомьтесь! — почтительно сказал кучерявый. — Это Бабуля.
Васькин вздрогнул.
— Бабуля? Я много о вас слышал. Очень приятно познакомиться лично. — По тому, как предупредительно держался с Бабулей кучерявый, он понял, что тот крупная птица.
Принесли коньяк. Бабуля сам разлил его, поднял свою рюмку, внушительно сказал:
— За успех!
— Не забуду мать родную и отца духарика! — подыгрывая ему, пропел Васькин.
— Но-но, — нахмурившись сказал Бабуля, — это ни к чему. Это звучит несовременно. И несколько даже несвоевременно. Итак, значит, в принципе обо всем договорились. Ждем завтра на старом месте. Мы с товаром, вы — с наваром.
«На каком старом месте?» — лихорадочно думал Васькин. Но недаром же он был младшим научным сотрудником.
— Старое место больше не устраивает фирму, — многозначительно сказал он.
Бабуля на минуту задумался.
— О’кей, — сказал он. — Золотое правило. Раз есть сомнения — значит, надо прислушаться к нему. Поменяем. Запоминайте. Улица Реунова, семь. У пункта сдачи стеклотары. Ну-с, за ваше…
Закончить он не успел, у входа в музыкальный салон появился еще один, второй Васькин. С такой же по-шотландски подстриженной бородой, в черных очках-консервах и, главное, с сумкой «Адидас», перекинутой через левое плечо. Он стоял и взглядом выискивал кого-то в зале.
Васькин понял: пришел его конец. Он прикрыл глаза, пробормотал: «Мама миа!» — и залпом осушил свою рюмку.
— А это кто? — недоумевая спросил Бабуля у Васькина явно посуровевшим голосом, в котором тот чутко уловил звуки грозно набегающей волны.
— Это мой двойник, — не моргнув глазом, торопливо проговорил Васькин, доверительно наклонившись к Бабуле. — Послан фирмой на случай всякого случая. Я не советовал, но меня не послушали.
— Уберите его! — прошипел шеф. — Немедленно.
Васькин обернулся к Наташе, кивнул ей, она сразу все поняла, подошла к новому Васькину, что-то сказала ему, и они тотчас вместе вышли. Шеф успокоился. Остаток вечера они провели с Васькиным в задушевной дружеской беседе.
Наташе под удобным предлогом удалось закрыть двойника в каюте Васькина.
Все остальное было делом специалистов и специальной техники.
Как потом выяснилось, кучерявый и его дружки были жуликами с торговой базы. Они ошибочно приняли Васькина за представителя фирмы ресторанов, куда они сбывали похищенную икру. Настоящий же фирмач — похожий на Васькина, с такой же пегой бородой, кожаной кепочкой, в очках-консервах — просто опоздал на рейс. А потом самолетом догнал теплоход. Как опознавательный знак у него была сумка с надписью «Адидас».
А кого же каждую ночь сбрасывали с теплохода? Ах, да. Действительно, сбрасывали. Но это к нашей истории не имеет никакого отношения. Это скорее имеет отношение к санитарной инспекции и контролю за загрязнением вод. Каждую ночь вопреки установленному порядку шеф-повар тайно сбрасывал в море большой бумажный мешок с разными отходами. За этим недозволенным занятием его и застукали.
Вот и все. Нет, не все. А куда же исчез конферансье Остроумов? Он сладко спал в каюте одной певицы. Но это уже их частное дело. Итак, теперь все. Остается лишь совсем небольшой…
Эпилог
По возвращении из круиза Васькин сидел в мастерской своего друга Глеба Егорова и со вкусом пил чай с лимоном. Он красочно описывал свое путешествие. Когда он закончил, Глеб Егоров застенчиво сказал:
— Знаешь, Чайльд Гарольд, пока ты там ездил, мы с Ольгой решили пожениться. Так нам обоим будет лучше. Ей очень нравятся мои рекламные плакаты.
— Поздравляю, — сказал Васькин. — От всей моей черноморской души. И желаю. Сами понимаете чего. Скоро и я представлю вам мою невесту… Да, чуть не забыл. Чтобы у вас не было никаких сомнений в правдивости моего рассказа, вот, почитайте, — и он протянул им бланк соответствующего учреждения, где было написано:
