— Загонят они меня в могилу эти «кукурузные дамы», ни о чем больше разговора нет. Даже супруга моя — и то… Совсем она с разумом рассталась.

Действительно, от жены председателю попадало еще больше, чем от Дизы. Она не хотела слушать никаких отговорок.

— Пока мы будем «Партизанку» добывать, на Украине еще что-нибудь придумают. Так мы их никогда и не догоним! — рассуждала она. И, мне кажется, совершенно логично.

А тут дед Тузар очень не ко времени:

— Зубы у меня заболели, председатель, — ныл он, — вся челюсть болит. Не то, что работать — спать не могу. Давай мне машину, поеду в город к доктору.

— Нет у меня машины! — обозлился Арсен, — все в расходе. Картошку возят, свеклу, стройматериалы… Да и зачем тебе в город? Шел бы к нашему фельдшеру.

— Нет, — сказал дед, — фельдшер наш — человек молодой, нет у него столько сил, чтобы с моими зубами управиться. Давай машину! Ведь первый раз прошу!

— Ладно. До станции только. А там поездом добирайся, — махнул рукой председатель. И дед укатил.

Теперь Дизе уж ничто не мешало всласть спорить с механизаторами, которые, конечно же, не умеют обращаться с кукурузными комбайнами и в любой момент могут загубить машины. Не раз она налетала на Арсена, упрекая его в неповоротливости, в том, что он любит все откладывать на завтра и на послезавтра. В общем, крику было больше, чем достаточно, и руководители артели уже крепко поругивали деда, застрявшего в городе у зубного врача. А Диза не переставала донимать всех разговорами о «Партизанке» и грозилась, что сама поедет добывать это драгоценное зерно.

И вот, когда на собрании Диза вот так же пела дифирамбы «Партизанке», соседка Косер толкнула ее в бок и шепнула:

— А вон, кажется, и ваш Тузар сюда направляется. Приехал…

И Диза оборвала свою речь на полуслове. Председатель облегченно вздохнул и объявил перерыв.

Тузар вошел, опираясь на свою суковатую палку, а за ним вошли Заурбек и его приятель Дабе. Каждый тащил на плечах по большому мешку, и оба синхронно ухмылялись.

— Салам, уважаемые колхозники, — тонким голосом сказал дед, — вот я и вернулся.

— Хорошо сделал, — сказал Арсен, вздыхая. — Крику будет меньше. Ну, как твои зубы? Выдернули, их доктора?

— Какие зубы? — удивился дед. — Мои? А зачем их выдергивать, если они сроду не болели. Ну, мне сейчас не до таких пустяков. Есть дела поважнее. Прежде всего, шлют вам привет колхозники из «Красного партизана» и шлют еще на развод два мешка семенной кукурузы «Партизанка». Я им рассказал, что…

Но тут его перебил звонкий, радостный крик, такой пронзительный, что стекла в окнах зазвенели:

— О-ой, отец дорогой, неужели ты ездил на Украину? Вот молодец, лучше всех, вас, молодых! — Диза вихрем подлетела к мешкам и начала их развязывать. — А ты спросил, как за нею ухаживать? И какая у них земля? Похожа на нашу? — тут она повернулась к председателю и затарахтела еще громче:

— Ну, сардар, выделяй нам теперь опытный участок, мне и нашему отцу. Пусть у меня язык отсохнет (аминь, — прошептал Арсен), если мы не догоним украинцев! — и так далее, та-та-та, та-ра-ра!

Оглушенный Арсен глянул злыми глазами на деда и прошептал ему в ухо:

— Лучше бы за кукурузой кто другой съездил. Может, твоя «чындз» помолчала бы еще годик-другой.

— Я — против, — сказал дед. — Лично мне от этого дурацкого обычая были одни неудобства. Пересолит она суп, или лепешки недопечет, скажешь ей — а она не отвечает. Никакого интереса. То ли дело была моя старуха! Ну, я думаю, теперь Диза ее догонит. Жизнь у нас будет несладкая. О покое и думать забудь…

Но тут эту мирную беседу прервал голос Дизы:

— Так дашь нам участок под «Партизанку», или нет? Тогда я буду писать в сельхозотдел обкома партии…

Председатель вздохнул и сказал тем самым голосом, каким он обычно делал доклады: ровным и прямым, как линейка:

— Какой может быть разговор! Конечно, выделим для тебя и твоего свекра опытный участок…

И добавил своим обычным, живым голосом:

— А обета своего, ты, дочь моя, не сдержала! Кто обещал, что будет год молчать? А ты не утерпела…

Но Диза нимало не смутилась:

— Да, это правда. Просто когда я увидела эти мешки — я обо всем позабыла от радости… К тому же, — добавила она, с удовольствием погружая руки в мешок с кукурузой, — и подарок того стоил. Когда, какой невестке в Осетии давали «уайсадагкаг» такой цены?

Эти слова услышала, конечно же, соседка Косер, которая всем желает только добра. Она подошла к группе женщин и ехидно сказала им:

— Да. Всякие я видела чудеса. Но чтобы свекор дарил невестке уайсадагкаг два мешка кукурузы — такое вижу в первый раз.

— Счастливая она! — сказали в ответ женщины.

Не ищите на карте Северной Осетии селение Дзанат: все равно не найдете, только время зря потеряете. Это название придумала я сама, чтобы дедушка Хадзбатыр не обиделся на мои разоблачения. Хоть он и сварливый и придирчивый старик, но и к нему нужно относиться корректно и с полным уважением. Однако я должна оговориться: селение Дзанат существует, но под другим названием. Так что я почти не вру.

Так вот. Когда пришла пора расстаться с некоторыми, явно ненужными старыми адатами, жители селения Дзанат не особенно ломали над этим голову. Одни обычаи решили оставить, и даже развить их, так сказать, модернизировать. Другие — забраковали начисто. Об этом хорошо сказал знатный овцевод Дабек:

— Если мои родители (да светит им вечный свет!) оставили мне хороший дом, где я могу укрыться от непогоды, — конечно, я буду в нем жить и прославлять руки, построившие его. Но если я унаследую дрянной обветшалый хлев, который и от легкого ветерка шатается — я его сам развалю, чтобы на его месте выстроить другой, прочный и красивый. Но дедушка Хадзбатыр был с ним в корне не согласен. Он яростно отстаивал все до одного дряхлые пережитки, он защищал их с пеной у рта. Причем доводов у него всегда было сколько угодно.

— Калым? А как же иначе? Издавна так ведется. Чем больше заплатишь за жену, тем она тебе дороже. Не зря же все без исключения люди говорят любимым своим: «дорогая моя» или «дорогой мой!» Значит, это правильно.

— Кровная месть вам не нравится? Так ведь она осталась нам от наших предков. Издавна так ведется, чтобы люди мстили за кровь их родственников, пролитую какими-нибудь негодяями. Это — доблесть мужчины. Где как не в кровной мести мужчина может показать свою храбрость и отвагу?

Его изречения не могли убедить односельчан, прекрасно знавших и нередко видевших, как сам поборник старины «ценил» собственную супругу, износившую от него немало синяков. Но вступать в дискуссию с Хадзбатыром никто не хотел, ибо с избытком хватало гораздо более важных тем для обсуждения. Нужно было позаботиться об улучшении породы скота, сажать районированных сортов плодовые деревья, выводить новые виды кукурузы. Но дедушку Хадзбатыра все это нимало не волновало: он предпочитал проводить свое время на свадьбах, поминках и других торжествах с застольями, где была возможность хлебнуть хмельного и хорошо закусить.

Но вот, в отпуск приехали молодые ребята из воинской части, и в их числе Сослан Токаев и Виктор Тукаев. Больше всех их приезд взволновал старого Хадзбатыра. С места в карьер он заявил:

— Вот увидите, эти двое обязательно подерутся. Быть беде. Помяните мое слово:

— Придумаешь тоже, дедушка, — удивлялись молодые. — С чего им драться? Что они не поделили? И девушки у них разные: у Сослана — Зара, а у Виктора — Варя.

— Нет, нет, это неминуемо, — загадочно шептал дед, — спросите у меня, и я вам отвечу. Клянусь своим отцом, одного из этих молодцов мы будем оплакивать. Ведь между их фамилиями — старая вражда!

— Вспомнил! — сказала старуха Фардзинова. — Была вражда сто лет тому. Уже отцы этих ребят — и то не враждовали, и оба вместе воевали, и оба вместе погибли. Так что…