— А… а как мы… жить будем?

— Наверное, будете жить, как все другие колхозники, — безмятежно ответил Бесол, — как ваши отцы и матери, сестры, бабушки.

— Но моя бабушка — не футболист! — возмущенно воскликнул вратарь Дзибушка. — Поставь ее в ворота, узнаешь, как нас можно равнять. Полную сетку наберет мячей. К тому же мы на полевой тяжелой работе можем потерять свою спортивную квалификацию.

— Ну! Вы такие атлетики-котлетики, что небо и землю сможете местами поменять, — утешил его старик. — А насчет вашей ква…хикации, то я, конечно, тоже не футболист, но когда-то призы на скачках брал запросто, и по стрельбе тоже был не из последних, и в поле всегда работал лучше всех, и это моей квахикации не мешало.

— Мы — спортсмены! — хором крикнула, команда. — Работать в колхозе не будем!

— Какие вы спортсмены! — обозлился Бесол. — Вон в соседнем «Изобилии» — это действительно спортсмены. Они и на поле по две нормы дают, да еще в свободное время вас колотят. Сколько вам закинули в прошлый матч? Счет был, мне помнится, семь — два?.. Ну, мне с вами разговаривать некогда. Идите, пинайте свой мяч пока не посинеете. А трудодни пусть вам начисляет тот толстый джигит, который по телевидению рассказывает про то, куда мяч упал и в кого попал.

— Ладно, — проворчал Дзибушка, — обойдемся без твоих трудодней. Бабушка и мать не дадут голодать своему родному сыну.

— Ах, так?! — изумился Бесол. — Ну, ладно. Я хотел с вами по-хорошему, даже с прокурором поспорил. Не хотите — будем воевать по всем правилам. Собирайтесь, поедем в райцентр.

— Зачем в райцентр? — со страхом спросил Тотыр, чувствуя, что, кажется, на сей раз они перехватили.

— Зачем? — провизжал старик. — Оформляться. На принудработы. Вон, посмотрите в окно: видишь, грузовик стоит? Это для вас. Выбирайте: или поедете сейчас со мной, или завтра под конвоем милиции. Или будете работать, как все.

— Да за что принудработы? — орал Тотыр вне себя.

— За что, хотите знать? За тунеядство, за иждивенчество. Это во-первых. А во-вторых — за злостное хулиганство, — выложил свой главный козырь председатель колхоза. — И за бабушку в тракторе, и за перепутывание вывесок, и за окрашенную голову Лексо. И еще много кое-чего за вами имеется. За все это прокурор решил по совокупности выселить вас из пределов республики, а я упросил его взять на поруки. Не очень вы мне нужны, но жалею ваших родных, хороших и усердных колхозников… Но если вы не согласны — слезайте с моих рук и переходите на прокурорские.

— Гол! Один-нол — ведет Бесол! — хрипло прошептал Тотыр, и бессильно опустился на скамью.

— Бесол, — кротко спросил его самый хитрый из ребят Салман. — Ты случайно не знаешь, куда хочет нас выслать прокурор? В какую местность? Далеко это?

— В пески! — брякнул старик. — За Кизляром есть песчаная пустыня, так вот, туда. В шестидесятом году, помнится, было такое решение — засадить эту пустыню ананасами, бананами и черным мелким перцем. Чтобы не ввозить из-за границы. Там климат подходящий, очень жарко. Бывает даже пятьдесят градусов. Так что все это вырастет, не беспокойтесь. Ананасы будете кушать и бананы, как на собственной бахче. А семена мы вам дадим хорошие.

— Но как мы будем жить в такой жаре? Там даже речки нету! — чуть не плача взмолился Тотыр.

— Вам будут возить воду со станции Артезиан на вертолетах, — мгновенно придумал Бесол, — а жить вы будете в палатках, — вдохновенно врал он. — Правда, почты там нет, ваши родичи ничего не смогут вам послать. Но зато какое футбольное поле можно там сделать! Просторно! Свободно! Никто не мешает… Ну, чего расселись? Идемте. Шофер уже нервничает.

Но тут встал Тотыр, и, умоляюще склонив голову, попросил дать ему последнее слово.

На другой день с утра вся команда вышла полоть кукурузу. С непривычки дело у футболистов шло плоховато.

— Ты, огрызок дыни, разве так полют? — корил Виктора вратарь Дзибушка. — Для чего у тебя руки, с двух сторон к туловищу прикреплены? Для того, чтобы хвататься за мяч и зарабатывать для команды пенальти? Смотри, как Зарета работает.

— А ты и сам не лучше, магуса (лодырь), — огрызался Виктор, — кукурузу полоть — это тебе не старому хрычу Лексо голову красить…

— Тиш-ше ты! — зашипел Тотыр. Он первым увидел неслышно подошедшего председателя.

— Ну, как делишки? — осведомился тот. — Да, неважно. Так вы и на чурек не заработаете. Твоя бабушка, Тотыр, успевает втрое больше, хотя она и не капитан команды и не имеет спортивной квахикации… Кстати, она хочет вызвать тебя на соревнование. Что скажешь? Принимаешь вызов?

Футболисты угодливо улыбнулись и снова взялись за прополку. А Бесол уже хотел двигаться дальше, но его остановил и отвел в сторону Тотыр.

— Дело прошлое, мы крепко виноваты, — зашептал он в ухо старику, — очень просим, не передавай нас прокурору, а мы будем стараться, доведем выработку до нормы. Но скажи, да буду я жертвой за тебя, как это ты узнал, что именно мы, а не кто другой, шутили немножко по ночам в свободное время?

— Я узнал это своим секретным методом, — хвастливо сказал старик. — Правда, мне немножко помогла одна женщина. Кри… Кри… Я забыл, как ее зовут, очень трудное имя, даже не русское. Но она хорошо знакома прокурору. Хотя, правду говоря, я бы и без нее обошелся. Вон, смотри, сын мой, у тебя еще и сейчас на рукаве зеленая краска, которой вы мазали голову бедняге Лексо. Как тут не узнать! Я уж не ошибусь, не надейся. Так что впредь смотрите у меня. А если что, — и он сделал своей клюкой жест, не допускающий никаких сомнений. — А Лексо я еще всыплю, чтобы не спал во время дежурства… Да! А ведь за вами и еще долг перед колхозом!

— Какой еще долг? — перепугался Тотыр.

— А такой, что на празднике урожая вы должны будете победить команду «Изобилие», — объявил старик, — иначе будем заменять всю команду. Вон, к нам давно ребята из Моздока просятся… Поняли? Теперь все, — и он исчез в зарослях кукурузы.

— Еще гол!.. Два — ноль в пользу Бесола Бестаева, — с восхищением пробормотал Тотыр, — ничего не скажешь, железный старикашка. Хоть в ворота ставь! — и, вздохнув, капитан присоединился к своей команде.

Вы просите меня рассказать о наших наиболее известных женщинах? Хорошо, но нельзя ли конкретнее? Что именно вам нужно? Какие женщины вас интересуют? Врачи? Ученые? Артистки? Писательницы? А может, героини войны? Есть у нас они, есть. Но, думается, вы читали о них в газетах и всяких книгах. Да и в фильмах они не раз фигурировали.

Я вам лучше расскажу о своей мамаше Диссагет. Тоже довольно колоритная фигура и во всей Северной Осетии известная.

Она много лет работала заведующей колхозной птицефермой. А когда стукнуло ей шесть десятков, решили отправить ее на пенсию. Что же из этой затеи получилось?

Мамаша немедленно отправилась на заседание правления колхоза, подступила к столу, где сидели члены президиума, и во всеуслышание объявила:

— Слыхала я, уважаемое правление, что вы хотите дать мне пенсию и отправить на отдых. От всего сердца благодарю вас и сама прошу вас освободить меня от руководящей работы. Я ведь понимаю, что нужно дать дорогу молодым.

После этих слов мамаша лихо сдвинула косынку на ухо и продолжала:

— Но какой пес, какой осел сказал вам, что я кому-нибудь уступлю своих индюков, на которых потратила лучшие годы своей жизни? Пусть это вам и во сне не снится. И вообще, кто это придумал, тому я желаю всю жизнь ходить спотыкаясь.

Члены правления хотели было успокоить мамашу, но она и пикнуть никому не дала:

— За курами и утками ухаживать немудрено, — продолжала она, — это даже вы сумеете. А индюшки — создания нежные, они требуют вежливости и культурного обхождения, и не всякому-каждому станут подчиняться. Знайте, что индюшек от меня отберете только через мой труп. А сейчас я иду на ферму и посмотрю, как вы посмеете меня удержать.