— А может, врут? — посомневался Фешин.

Неожиданно мигнул свет. Мальчишки радостно завопили.

— Привет! — сказал Алексей Ильич.

— Это ничего, — сказала бабушка. — Нынче все елки с электрическими лампочками. Нагрузка большая. Вот оно и мигает. А были бы со свечками, не мигало бы. Ничего. Сейчас оно зажгется.

— Безобразие! — сказал Фешин. При этих его словах свет погас совсем. Начались всякие тревожные восклицания и предположения.

— Люди! — закричал Боря, глянув в окно. — Не огорчайтесь! Не только у нас, у всех кругом погасло! Во всех домах!

— Тьфу! — сказала бабушка и ушла в свою комнату укладываться спать.

— Баб! Когда просветлится, я тебя разбужу! — пожалел ее внук.

— Еще чего! Не надо разбужать, — отвергла бабушка. Через минуту все услышали, как она захрапела.

— Так и будем в темноте сидеть? — оскорбленно сказала Фешина. — Хорошенький Новый год. Лучше было у нас устроить. А вы уперлись: к нам, к нам!

Вдруг Алла Трофимовна застонала:

— Ай, какой кошмар! Это ужас! Ой-ей-ей!

— Ты чего, жена? Какой еще кошмар? Ну, чуточку посумерничаем. Не беда.

— Самый настоящий кошмарный кошмар. Холодильник размораживается! А там за-за-заливное из су-су-судака-а… Оно ж не застынет!

— Ну и пес с ним. Съедим его вроде бы ухой. В жидком виде.

— А лимонное желе тоже будешь ухой есть? А пломбир?

— Провались они все! И телефона нет, никуда не позвонишь, не узнаешь, надолго ли эта преисподняя, — сказал хозяин, включая транзистор. — Эге! Уже скоро одиннадцать! Скорее, прошу за стол!

Немножко бил свет из окна, от заснеженной улицы. Но все равно ужинать было очень неудобно: на вилку все время попадало не то, что хотелось. А главное — никак нельзя было наливать.

— Люди! — закричал смекалистый Боря. — У бабушки в ящике есть свечки. Сам видел. Я сейчас принесу.

Он ощупью пошел в бабушкину комнату, попутно свалил горшок с цветком «Девьи грезы» и с торжеством притащил с десяток мелких желтых свечек.

— Давайте сядем традиционно, — предложил Ахеев. — Боря, ты на свое место, а вы, Николай Васильевич…

— Еще чего придумаешь! — рассердилась Алла Трофимовна. — В темноте детей перетаскивать. Лучше зажги свечи.

Зажгли сразу четыре штуки. И сразу стало как-то зловеще и страшно. Как будто вокруг стола сидели привидения.

— Замок Броуди, — сказала хозяйка.

— Рыцари круглого стола, — выдал начитанный Маратик.

— А знаете, это даже интересно, — преувеличенно бодро заявил хозяин. — Как в Лондоне. Там, говорят, свечи в моду вошли.

— Чем это так странно пахнет? — потянула носом Фешина.

— Похоже на ладан. Будто панихида.

— Точно! — подтвердил Боря. — Эти свечки религиозные. Их бабушка из церкви принесла и возле икон зажигает.

— Леший их побери, — старался замять тему Ахеев, — как я буду шампанское открывать? Уже без десяти…

— Елки-палки-печки-лавочки, — ввернул Фешин, — сейчас самые интересные передачи по телеку, а мы тут, как кроты какие…

— Как черви слепые живут! — подхватил Маратик. — Ни сказок о вас не расскажут…

По радио рассказывали что-то радостное и обнадеживающее. Хозяин, окатив пеной рядом сидящих и собственные брюки, все же ухитрился наполнить бокалы шампанским.

Начали бить куранты.

— С Новым годом! Ур-ра! — закричали все и, чокнувшись, выпили. Налили по второму, чтобы не выдохлось. Хозяйка, нарушив ритуал, принесла десерт — торт «Осенний вальс» и фрукты.

— Тишина какая, — умиленно сказала она, ставя блюдо и вазу на стол. — А то как праздник, весь дом трясется трясом. Над нами квартира — там всегда будто танки приступом идут — грохот от каблучищ. А как петь начнут, ревом рев стоит.

— Ну, какой идиот в темноте станет петь и плясать?

— Позвольте, а почему у меня в бокале лимонад? — удивился Фешин. — Где мое шампанское?

Оказалось, что шампанское, перепутав бокалы, выпил его собственный сын. С непривычки, он теперь сидел, пяля глаза на окружающих, и хихикал.

— У меня от этого лимонада почему-то в носу кисло, — сказал он, пытаясь разобраться в сложных, обуревающих его чувствах.

— Еще этого не хватало! — возмутилась Александра Ивановна. — Как теперь везти домой пьяного ребенка? Допраздновались.

— С Новым годом, с новым счастьем! — сказал диктор.

— У нас еще, слава богу, благодаря бабушке свечки есть, — рассудительно сказал Боря. — А в соседних домах темно…

— Боря, угости Маратика тортом, — встревоженно сказала мать, — а еще лучше — идите в ту комнату и играйте в бильярд.

— Ты явно не в себе, мать, — сказал ей муж. — В темноте они себе глаза киями повытыкают.

…Свет загорелся где-то около двух часов, когда уже все спали, улегшись где попало.

Через несколько дней выяснилось, что свет погас по уважительной причине. Оказывается, к электролинии подключали еще два новых незаселенных дома. И эту операцию нужно было провести так, чтобы она вошла в план истекающего года. Иначе у кого-то «летела прогрессивка».

Правда, как строители ни старались, все же подключить новые дома не удалось. Даже ценой затемнения всех остальных домов микрорайона.

Ну, что ж. Кого тут винить? Люди ведь хотели как лучше. Не со зла же они, в самом деле.

И Ахеевы успокоились. И жалобу не писали. Правда, купили толстых, хороших свечек. Но Алла Трофимовна сказала:

— Нет уж. Мы бросимся теперь встречать Новый год куда-нибудь в старый микрорайон. Где уже нет никакого строительства.

— Ура! — крикнул я, стоя с женой на пороге новой квартиры. — Ура!

— Ура-то ура, — сказала жена. — Да в окне дыра. Видишь, уголок стекла отбит.

— Пустяки! — беспечно сказал я. — Сейчас пойду и вызову стекольщика.

— Пустяки! — сказал и бригадир отделочников Демидов. — Гаврилыч, ты сейчас свободен? Бери свой причиндал и сделай гражданину стекло в… В какой вы квартире? Сорок девятой? Вот туда.

Покладистый Гаврилыч взял свой ящик, новое стекло и в один момент привел окно в порядок. Но в последний момент зацепил какой-то острой железякой по стене и отодрал кусок обоев.

— Пустяки! — сказал он. — Возьмите лоскуток обоев двадцать на двадцать и заклейте. Есть у вас картофельная мука? Я пошел к бригадиру.

— Чертовня! — сказал он. — Таких обоев уже нету. А есть зеленые.

— Зачем мне зеленые! — возмутился я. — Вся комната кремовая, а тут будет зеленая латка.

— Подумаешь, — вяло сказал прораб. — Некоторые даже нарочно делают. Видели в сто пятой? Каждая стена имеет свой цвет. А прихожую черной бумагой оклеили. Парень там поселился. Модерняга. А как приехали отец с матерью, они ему показали модерн. Снова все ободрали. Мы, мол, не хотим в гробе жить… Так, может, вам черные дать?

Черные я тоже не хотел.

— Э, и делов-то! — воскликнул бригадир. — Купи обоев по вкусу на всю комнату, и мы тебе живо обкатаем.

Я купил другие обои.

— Во! Еще лучше раньших, — похвалили мой вкус обойщики. — Где брали?.. Ну, вы идите погуляйте, а мы тут за момент…

И верно. Не успели мы с женой вернуться с рынка, все было облеплено новыми обоями. Я восхищался, задрав голову.

— Анюша, не правда ли, здорово?

— Очень, — прошептала жена. — Но что они сделали с полом!

Я поглядел и опечалился. Весь свежий паркет был в буграх и выбоинах…

— А ты куда глядел? — обрушился на меня бригадир. На правах старого знакомого он перешел со мной на ты. — Надо было застлать полы-то. Тут ведь не балерины ходили, а другие люди. С грубыми ногами. И обувь на них соответственно. Грубая обувь…

— А что теперь? — прошептал я, бледнея.

— Известно, — сурово сказал бригадир. — Циклевать требуется. Никуда не денешься. Погнались, понимаешь, за свежими обоями, за модой. Вот теперь и вертитесь. — Видимо, Демидов запамятовал, что дело было не в моде.

Услыхав об этом, жена сказала, что переезжать обождет. Лучше она с детьми пока поживет у мамы, а я пусть тут побуду.