Из оцепенения меня вывел Султан, усердно клевавший шнурки моих туфель. Я хотел было наподдать этой мерзкой птице, но…

— На девушек не сердись, — сказала мать, — это моя выдумка. Мне уже надоело, что ты морочишь голову и мне, и Лизе… И почему ты считаешь нас глупее себя? — безжалостно продолжала она. — Вот нас здесь четверо. Трое из нас — начальство. Я — заведующая индюками, Фариза — директор детского садика, а Лиза — начальник почты. А ты? Кто ты? Просто учитель. Кстати, у вас директор школы тоже женщина. Но ведь мы тебя не упрекаем. Занимаешь такую должность по своим способностям. А я тебе скажу, почему ты прятал от меня Лизу. Ты думал: «Моя мать женщина старого закала, она привержена к адату и не согласится на такой брак». Верно?

Я молчал, тупо глядя на Султана, уже дергавшего меня за штанину. Мне было стыдно. Я, оказывается, не знал свою мать.

— О юноша, — сказала мать, отгоняя Султана, — не все ли равно, какой национальности будет твоя жена, лишь бы она была человеком. А язык общий как-нибудь найдем…

Конечно, я попросил у них прощения и получил его. Иначе и свадьбы не было бы. А теперь у нас все в порядке. Вот приду сейчас и расцелую всех трех: мамашу, Лизу и Фаризу.

Нет, нет, у меня только одна жена. А Фаризой мы назвали нашу маленькую дочь. Ей всего полгода, а она уже тянется к индюкам. Вся в бабушку… Но хватит болтать. Вот приду сейчас, бабка откроет дверь и скажет:

— Заходи, учитель! Тут тебе и Лиза, тут и Фариза. А я побегу к своим индюкам. Слышишь, как орут? Даже здесь слышно.

Бывали вы когда-нибудь в Фиагдоне? Недавно в этом осетинском селении произошла интересная история. О ней я и хочу сегодня рассказать вам.

Начнем с того, что к тетушке Саниат из районного центра приехали гости: племянник Тотырбек и племянница Мадина, которая до этого училась в столице республики — городе Орджоникидзе. По случаю их приезда тетка Саниат устроила вечеринку. Молодежь собралась со всего селения, играли попеременно два аккордеона. Танцевали с таким азартом, что пыль взвивалась столбом, посуда в шкафу угрожающе звенела, а с потолка сыпалась штукатурка.

Хороши в Фиагдоне девушки, но даже среди них Мадина выделялась своей красотой и стройностью стана, и, как магнит, привлекала взоры молодых джигитов. Понравилась она и бригадиру-животноводу Темболу. Он глядел на нее разинув рот, сдвигая шапку то на одно ухо, то на другое, и, наконец, не выдержав, подошел к ее брату Тотырбеку.

— Черные косы, черные брови — прямо белый ягненок! — довольно нелогично заявил он, и толкнул приятеля в бок.

— Ничего сестренка, не хуже других, — скромно ответил тот. — Хочешь, познакомлю?

— Клянусь предками! — восторженно взревел Тембол, — если бы ты еще и уговорил ее выйти за меня замуж — я бы стал тебе слугой до конца своих дней!

Такая перспектива, по-видимому, устраивала Тотырбека. Он немедленно подошел к сестре и уведомил ее о чувствах, внезапно вспыхнувших под щегольской зеленой рубашкой бригадира.

— О ком это ты? А! Вон о том страшилище с головой, как тыква? Наверно, я чем-то провинилась перед тобой, братишка, что ты хочешь спихнуть меня за первого пожелавшего! — и она засмеялась, показав белые, как свежий сыр, зубы.

Тембол же этот смех расценил по-своему. «Радуется, — подумал он, — значит, она не прочь». В этом мнении утвердил его и Тотырбек.

— Она от тебя без ума. Но какая девушка открыто признается, что ей нравится молодой человек? Надо же покривляться для приличия. А то люди осудят.

— А замуж за меня она пойдет? — деловито осведомился Тембол.

— Прежде, чем сажать хлебы в печь, ее нужно протопить, — туманно ответил хитрец. — На пожар, что ли?

— Но она вот-вот уедет куда-нибудь по распределению, а там ее живо подхватят… Если сосватаешь, — и он умильно поглядел в глаза Тотырбеку, — я подарю тебе новую каракулевую шапку и дедовский старинный кинжал. Целый килограмм чистого серебра!

На другой день Тотырбек, разыскав Тембола, с таинственным видом сообщил ему:

— С тебя магарыч. Она согласна стать хозяйкой в твоем доме.

— Когда же присылать сватов? — засуетился Тембол.

— Сватов не надо. Она девушка практичная, говорит, что на свадьбу уйдет много денег, а они в хозяйстве еще пригодятся. Она говорит, лучше будет, если ты ее похитишь по старинному обычаю.

Тембол призадумался. Конечно, неплохо было бы организовать похищение. Но как бы не потянули к прокурору. Доказывай потом, что девушка сама проявила инициативу. Да еще на всех собраниях будут прорабатывать за «пережитки старины».

Но Тотырбек его успокоил.

— Не волнуйся, в случае чего — я свидетель ее согласия.

И они стали деловито обсуждать план похищения.

— Завтра вечером меня дома не будет, — пояснял Тотырбек, — поеду в Карджин… Мадина спит в комнате направо, а тетка — налево. Смотри, не перепутай! И не бойся, тетка глухая, не услышит.

А вся соль была в том, что Тотырбек намеренно указал комнаты наоборот. Он рассчитал, что Тембол нарвется на тетку. Вот смеху-то будет!

Но случилось непредвиденное. В комнате Мадины перегорела лампочка, девушке нужно было писать что-то, и они с теткой поменялись комнатами.

…Поздним вечером, сидя за столом, Мадина услыхала за спиной легкий шорох. Не успела она обернуться, как на ее голову упала плотная мохнатая бурка. Чьи-то руки быстро завернули ее и понесли. Несущий громко сопел. Потом ее взвалили на тачанку, и кони взяли с места. Экипаж мчался, подскакивая на ухабах, и, наконец, остановился. Девушку внесли в комнату, положили на что-то мягкое и ушли. Она слышала, как хлопнула дверь. Выпутавшись из бурки, Мадина осмотрелась и по фотографии, висевшей на стене, без труда поняла, что она попала в жилище своего поклонника.

Дверь открылась, и, улыбаясь во весь рот, вошел Тембол.

— Ты не скучала без меня, о моя черная голубка? — осведомился он. — Вот я перед тобой, как горный олень.

Он подошел поближе и протянул к ней руки. Но не успел «горный олень» коснуться плеча Мадины, как отлетел в дальний угол, отброшенный ударом маленького, но крепкого кулачка.

— Так и навеки искалечить можно, — пробормотал он ошеломленно, потирая челюсть и со страхом поглядывая на «черную голубку».

— Спортом надо заниматься, — наставительно сказала Мадина, — а теперь пошел отсюда вон!

Тембол не удивился тому, что Мадина гонит его из собственной комнаты. Он подумал о другом. «Обиделась, наверно, что не на машине ее вез». А вслух смиренно сказал:

— Не сердись, солнечный луч, я ведь даже сундучок твой прихватил, — и он поставил на пол кожаный чемоданчик.

— И как ты только додумался? — удивилась Мадина. — Действительно он мне очень нужен… А теперь подойди-ка сюда!

Обрадованный этим приглашением «жених» приблизился к Мадине, которая пристально смотрела в окно на улицу.

— Что это за кошки? — сердито спросила она, показывая пальцем.

— Где ты видишь кошек, бусинка моего сердца? — испуганно спросил Тембол, — я кроме коров ничего на улице не вижу, о свет моих очей!

— Я тебе покажу «свет очей»! — еще больше рассердилась невеста. — Интересно, за кем закреплено это дохлое стадо?

— За мной! — гордо отвечал Тембол — Я же бригадир животноводов. Разве тебе не говорил твой брат?

— Интересно, а почему они без присмотра на улице бродят? И чем ты, бригадир, их кормишь? Есть у тебя комбикорм, силос?

— Да это порода такая! — защищался Тембол, уже забыв о своих матримониальных планах. — Им никакой корм не впрок. Надо будет другую породу завести. Вот приедет новый зоотехник, тогда…

— Он уже приехал, о величайший из лодырей, — закричала Мадина, подняв руки над головой. — Он приехал и видит твой позор!

— Как приехал? — испуганно отступил Тембол. — Где же он?

— Он перед тобой, о горе колхоза! Я новый зоотехник! — и Мадина так сверкнула глазами, что незадачливый жених опрометью выскочил из комнаты. Но за порогом он встретил Тотырбека, который заботливо осведомился, что за синее пятно у него на скуле, а затем заявил: