— Кто засыпался? — тонким голосом завизжала она. — Вот эдак и разносют всякие сплетни. Чего он мог натворить, наш Васюта? Придумают же!
— Так вы же сами сказали — в милиции он, — оторопело защищалась я.
— Ну и что жа! Если в милиции, так уж и бандит? Двух фулюганов туда сам отволок. Безобразничали в трамвае. Он их лбами стукнул, да и… Конечно, подмогла ему общественность. Дружинник он, вот кто. И то сказать, надо же кому-то порядок наводить. А то нас эти фулюганы затопчут. Им только дай волю. Он-то, Васютка, смалу драться был способный. Потому так ловко и стукнул их… Они было на него с кулаками, а он не будь дурак…
Под мерное бормотание бабки я вышла из квартиры и закрыла за собой дверь.
3-е отделение милиции
— Только что ушел, — сказал мне дежурный, — сегодня вряд ли его найдете. Он со своей Олечкой в кино ушел. «Освобождение» смотреть. А это две серии.
Надо смотреть правде прямо в глаза. Ничего у меня не получилось с очерком о духовном мире молодого рабочего. Лопнул очерк. Заочно ведь не напишешь.
ВСЕ ВОЗМОЖНО, ЕСЛИ…
Для начальника ПКБ Антона Петровича Алабушева выходной день начался с пакостей. Первая пакость — он схватился голой рукой за ручку кофейника и прилично обжегся. Вторая пакость — споткнувшись об кошку, уронил сахарницу, которая, издав противный звук, немедленно треснула.
— Туда ей и дорога, — с деланным смехом заявил Антон Петрович вошедшей на шум и чертыханье жене. — Терпеть не могу эту пластмассу на столе.
— Ну, что ж. Купи хрустальную, — холодно ответила Нина Васильевна. — И чтобы с крышкой и чтобы не дороже десяти рублей. Посмотрю, как это тебе удастся. Забыл, как мы два года искали заварочный чайник? Тоже по твоей милости. Ты обожаешь разбивать именно те предметы, которых в данный момент не достать.
Тут читатель, глянув на календарь, наверное, вообразит, что Антон Петрович каким-то чудом к женскому празднику достанет жене сахарницу из баккара либо мейсенского фарфора. Ошибаетесь. Ничего похожего не произошло. Во-первых, потому, что сахарница или чайник — это предмет обоюдного, общесемейного пользования. Во-вторых, Антон Петрович… Впрочем, послушаем, во что вылился разговор супругов за чайным столом в выходной день.
— Так, Нина, что же тебе купить к Восьмому марта? Мне уже надоело тратить деньги — и немалые — на вещи, которые ты потом или выбросишь, или переподаришь кому-нибудь. Подумай серьезно, чего тебе хотелось бы, а я уж постараюсь, как бы дефицитна ни была эта вещь…
— Я уже говорила тебе, — хмуро ответила жена. — Сколько можно долбить одно и то же.
— Но это невозможно! — с отчаянием, сказал муж. — Пойми, это не в моих силах. Если бы я мог, неужели…
— Ну, что же. Нет так нет. О чем толковать? Но предупреждаю, всякие флакончики «Шанель» или домашние туфли с золотыми пятками я действительно выброшу немедленно. Или дай мне то, что мне действительно нужно и что я, унижаясь перед тобой, прошу вот уже сколько времени, или не надо ничего.
Антон Петрович схватился за голову.
…Понедельник — день тяжелый. Это Антон Петрович почувствовал при первом же телефонном звонке. Звонил заказчик — директор большой городской фабрики, предприятия передового и очень важного в масштабе даже областном.
— Товарищ Алабушев? Здравствуйте. Когда вы погасите должок? — послышался голос в трубке. Голос был требователен и суров. Вы понимаете, что из-за вас срываются сроки нашего строительства? Это же наш пусковой объект, а вы…
— Ла-адно тебе официальщину разводить, — поморщился Алабушев, — давай попросту.
— Хорошо. Пусть попросту. Не возражаю. Когда же ты, лысый черт, сдашь техническую документацию для экспериментального цеха?
— Господи боже мой! — возопил Алабушев. — Да пойми ты, пойми, некому делать! Семенихин в отпуске…
— Зачем отпустил?
— Мачехин и Зубков на бюллетене. Кучемясов в командировке…
— …зачем послал?
— А остальные перегружены — аж шатаются. Висим, как говорится, на ниточке.
— Нет, это мы висим. И повесили нас вы!
— Товарищ директор фабрики!
— Товарищ начальник бюро!
Антон Петрович схватился за голову. Трубка стала гадко и нудно пищать «пи-пи-пи».
— Я тебе попикаю! — злобно сказал Алабушев и в наказание шваркнул трубку на рычаг. — Распикались, тоже.
А сотрудники проектного бюро, те, что «шатались от перегрузки», уже перешептывались:
— Взяли нашего деда в клещи. Ни охнуть, ни вздохнуть.
— Жалко его, беднягу, — посочувствовала чертежница Симочка, сердобольная, обсыпанная веснушками девица.
— А что можно сделать? — пожал плечами коллега Пучашкин, жуя бутерброд с чем-то розовым и дорогим.
— Перестань жевать, пузач! — возмутился коллега Дериглазов. — А Симастая права, мужики. Давайте подумаем, как выручить деда. Он ведь неплохой. Не обделит никого и не обидит зря. А то ведь несдобровать ему. По двум линиям ведь пойдут репрессии…
Начали думать. Думали очень громко. Даже обиделись сотрудники бухгалтерии, обитающие в соседней комнате. Выдвигались всякие варианты.
— Зубкова можно привлечь, — сказал коллега Дериглазов. — Мало ли что он на бюллетене. У него просто вывих ноги. Так не ногой же работать. Позвоним Кучемясову, объясним обстановку, пускай там закругляется…
— Правильно, Леня, — поддержала Симочка. — Теперь нужно поговорить о расстановке основных сил, о нас троих. Я предлагаю…
Обсуждение предложений прошло успешно. Правда, сначала немножко поупирался Пучашкин, но его обозвали индивидуалом, Карлом Каутским и тунеядцем. Он не хотел быть ни Каутским, ни тунеядцем и сдался.
— Леший с вами! — И Симастая полезла к нему целоваться.
— Но только обеспечь, Симка, чай. Чтобы был нее время. Горячий и крепкий. И хороший. За пятьдесят две копейки.
Но о том, что было решено в этот «черный» понедельник, никто Алабушеву не сказал. Это была тайна коллектива.
А неприятности продолжались. Во вторник снова позвонил директор фабрики, спросил, не вернулся ли из командировки Кучемясов.
— Нет, чтоб он треснул! — с чувством ответил Алабушев.
— А Мачехин и Зубцов еще болеют?
— Зубков, а не Зубцов. Болеют, чтоб им провалиться… Кажется, я и сам скоро провалюсь, — сказал жалостно Алабушев. Но трубка уже противно пикала.
В общем, жилось Алабушеву пестровато, что на работе, что дома. Подчиненные жалели своего начальника и, сидя по ночам за работой, сыпали проклятия в адрес Мачехина, не придумавшего ничего остроумнее, как заболеть вирусным гриппом именно в то время, когда на носу ответственный заказ. А как бы он сейчас пригодился! Сима, заваривая чай, бурчала себе под нос, что у супруги деда, Нины Васильевны, характерец не сахар и что ему и дома ой как не сладко.
Но вот наконец и четверг, седьмое марта. Завтра праздник. В полдень Антон Петрович хмуро поздравил всю женскую часть своего коллектива и по традиции разрешил идти домой и печь пироги… для мужчин. Тут он даже улыбнулся. Но улыбка была трагическая. Коллектив оценил это мужество своего начальника.
И тут к нему подошла Симочка и подала большой пакет.
— Посмотрите, проверьте и завизируйте, — сказала она без всякого выражения на лице. А Дериглазов и Пучашкин смотрели на эту сцену, затаив дыхание.
Антон Петрович развернул, посмотрел и… лишился дара речи. Впрочем, очнулся он довольно скоро.
— Не ожидал, — сказал Антон Петрович и неофициально добавил. — Спасибо, ребята…
…Утром, Восьмого марта, он побрился, умылся, надушился «Русским лесом», нацепил новый, довольно легкомысленный галстук «зеленый лещ», сварил кофе, накрыл на стол и позвал супругу, которая раскручивала последнюю бигудюшку:
— Нина Васильевна, матушка, прошу вас к столу. Завтрак готов.
Супруга вышла с кисловатым выражением лица. Но муж радужно улыбался.
