Конечно, ее и не думали удерживать, и она беспрепятственно навестила своих пернатых любимцев.
Лично я никогда не разделял пристрастия матери к этим глупым крикливым созданиям. Подумать только, какая с ними возня! Ведь индюшата требуют особого, диетического питания: рубленые крутые яйца, кукурузная или пшенная каша, а вместо воды — сыворотка. А чуть ветер или дождь, или солнышко припечет — индюшонок брык! — и с катушек долой.
Но мамаша была на них удачлива. Соседки шутя говорили, что индюшки мамаши Диссагет способны из десяти яиц высидеть по дюжине птенцов. Шествует, бывало, моя старушка, маленькая, сухонькая, а за ней бежит целый взвод индюков ростом с хорошего всадника. Она что-то им говорит, а они дружно галдят ей в ответ.
Нет, не люблю я их. А самого главного, громадного белого индюка Султана даже ненавижу. У этой мерзкой твари такой острый клюв, как ятаган. Он мне однажды новые сапоги насквозь проклевал. С мамашей я, конечно, на эту тему не говорил. Но беда была в том, что она и ни о чем другом просто не умела разговаривать.
И все же однажды она сама заговорила со мной на совсем другую тему.
Помню, вернулся я из школы, пообедал и как всегда засел проверять тетрадки своих учеников. По обыкновению замурлыкал любимую песенку о кудрявой Тауче. Мать сидела тут же и перебирала верблюжью шерсть. Послушав несколько минут мои вокальные упражнения, она сказала довольно мирным тоном:
— Сын мой! Чем воспевать какую-то неизвестную девицу, не следовало ли тебе задуматься о женитьбе? Мне возиться с тобой надоело, я уже стара. К тому же у меня свои планы: я хочу разводить новую породу индюков — бронзовых, и для тебя времени у меня совсем не останется.
Я чуть не задохнулся от злости. До чего дошло: даже жениться я должен в интересах индюков. Но грубить матери я не стал, а изобразив на лице скромность и смущение ответил:
— Я и сам подумывал, мать, но как-то неудобно было заговаривать об этом.
— Хи-хи! — смеется мать. — Скажите, какой стыдливый! Знаю я вас. Молчит, молчит, а потом приведет какую-нибудь прическу и бухнет: «Вот моя жена. Познакомьтесь». Перестань ломаться и скажи прямо: выбрал ты себе невесту или и эту заботу хочешь взвалить на мои дряхлые плечи?
Признаться, я перепугался: а вдруг она сама примется подыскивать для меня невесту? Ведь лучше Лизы для меня не было девушки на всем свете. Мать об этом не знала, потому что все время торчала на ферме.
А она продолжала меня шпиговать:
— Может быть, ты слишком молод? Куда торопиться? Вот когда ты приобретешь лысину величиной с тарелку, а зубы, наоборот, растеряешь, вот, может быть, тогда…
— Ладно, мать, — не вытерпел я, — перестань ковырять мое сердце. Дело в том, что есть у меня невеста, есть. Это Лиза Соловьева.
— Лиза Салбиева? — переспрашивает мать, притворившись глухой.
— Русская девушка, которая работает на почте.
— На почте? Гм… — ворчит мамаша. — А на каком языке я буду с ней разговаривать? Мы наймем переводчика, или ты, благородный Мухарбек, бросишь работу и сам будешь нашим толмачом?
Я подавлено молчал. Зато мать продолжала жужжать:
— Кто эта Лиза? Может быть, она похожа на Аличку? Если это так, то сразу заказывай мне гроб: с такой снохой я никогда не уживусь.
Аличка, а точнее Аллочка была особой примечательной. Работала она в сельпо, а в свободное от работы время разгуливала по селению в самых невероятных нарядах, пугая детей и собак. Обычно она щеголяла в красной кружевной шляпке, еле прикрывавшей макушку. Брошь у нее была величиной с блюдце, а к поясу она прикалывала шикарный букет из бумажных цветов, похожих на тыквенные. Работала Аллочка недолго и после недоразумения с шерстяными импортными кофточками она покинула нас, кажется, надолго.
— Да нет же, мать, — говорю я. — Лиза совсем не похожа на ту.
— Не знаю, не знаю, — говорит мать. — А ухаживать за индюками она умеет? Сможет меня подменять на ферме?
Тут я не выдержал, схватил шапку и выскочил на улицу. Здесь я неожиданно встретил заведующую детским садом Фаризу Калманову и рассказал ей о своей беде.
— Плохо дело, Мухар, — говорит Фариза. — Твоя мать любит только своих индюков. Еще не зная девушки, она уже настроилась против нее.
— Только ты Лизе об этом не проговорись, — предупреждаю я.
— А скажи, Мухар, Диссагет видела когда-нибудь Лизу?
— Где ей! — отвечаю. — Она и меня на улице не узнает. А уж тебя — и подавно. Она только и видит…
При этих словах Фариза посмотрела на меня как-то особенно.
— Слушай! А почему бы ей самой не выбрать для тебя жену?
— Стыр бузныг[3], — говорю я. — Представляю, что это будут за выборы! И что она мне подсунет! Девушка должна быть похожа на индюшку. И тогда она понравится матери. Это точно.
— Да ты сначала выслушай! — говорит Фариза, и без передышки за две минуты излагает свой план. Я слушаю — и прихожу в восторг. Идея Фаризы была принята во всех деталях.
В воскресенье я позавтракал в одиночестве, ибо мамаша спозаранок ушла на ферму: должна была вылупиться партия бронзовых индюшат, а без мамаши они, конечно, не стали бы вылупляться.
Надев модный костюм и финские туфли, надушившись одеколоном «Ориган», я отправился к мамаше. Она еще с порога заявила мне, что запах моих духов может не понравиться птицам. Но я пропустил этот попрек мимо ушей и участливо спросил:
— Мать, а как твои индюшата? Вылупились? Я пришел проведать. Очень беспокоюсь.
Старуха растрогалась до невозможности.
— Мухарбек, дорогой мальчик! — говорит она нежно, — а мне-то всегда казалось, что ты их терпеть не можешь.
— Как ты ошибалась! — восклицаю я лицемерно. — Разве можно не любить этих прекрасных птичек! Какие у них роскошные хвосты! А какой махровый нос у Султана! Просто загляденье.
— Кхе-кхе… Меня больше интересует их упитанность, — суховато говорит мамаша, — но во всяком случае спасибо, — и тут она начинает вглядываться в дорогу, ведущую к селению.
— Что-то яркое приближается, — задумчиво говорит она. — Не пожарная ли машина?
Мое сердце начинает бешено стучать.
— Нет, — отвечаю, — мне кажется, что это идут две девушки.
— А кто они, эти девушки?
— Мать! — торжественно говорю я в то время, как меня прошибает холодный пот, — моя судьба в твоих руках. Сегодня ты должна выбрать мне невесту. Одну из этих двух. Одна из них Лиза, а другая — Фариза.
Старуха смотрит на меня, как на сумасшедшего, Я было хотел повторить свое объявление, но девушки уже подошли и остановились в двух шагах. Одна в скромном синем платьице, ее темные косы аккуратно уложены на затылке. Другая в своем оранжевом платье похожа на большой апельсин. На шее ожерелье из зеленых камней величиной с наперсток, на ногах туфли, из которых одновременно вылезают и пальцы, и пятки. Расфуфыренная таким образом Фариза могла бы поспорить с цирковым клоуном. Я прямо направляюсь к ней.
— Приветствую тебя, Мухарбек, — говорит она по-русски, вертя головой и скаля зубы. — Познакомь меня, пожалуйста, со своей маман.
Я обеих подвожу к маме и говорю замогильным голосом:
— Решай, мать. Выбирай. Как скажешь, так и будет.
Не думайте обо мне, что я авантюрист. Ведь я играл наверняка! Но тут мать сделала ход, который выбил у меня из рук все козыри. Она шагнула вперед и взяла за руку… Фаризу! Мое сердце оборвалось и покатилось в придорожную пыль. Я зажмурил глаза.
— Бессовестная! — сказала мамаша. — Ты хочешь выйти замуж за моего сына? А что скажет твой муж Симон?
Потом она повернулась ко мне.
— Для чего ты устроил этот спектакль, сын мой? Мне просто жаль бедную девушку, которой придется прожить свою жизнь с таким… гм… неумным парнем.
Она обняла Лизу и спросила ее по-осетински:
— Мое солнышко, прибыла ли посылка на мое имя?
— Да, тетя Диссагет, — отвечает ей по-русски эта притворщица, — Я уже распаковала. Яйца четырехдневные и ни одно не треснуло. Индюшки будут мясистые и выносливые.
