И все же обращение к Китаю — немалый риск для России. Мощь гигантской азиатской империи такова, что Россия может играть роль лишь младшего партнера в этом геополитическом союзе и рискует оказаться для Китая сырьевым придатком. Уже сегодня в России видят, что Дальний Восток начал «окитаиваться». Восьми миллионам жителей с российской стороны противостоят сто миллионов китайцев по другую сторону границы. А по духу эти регионы далеки от центра. Россияне на Дальнем Востоке — это преимущественно потомки иммигрантов из Европы, которые зачастую ощущают себя забытыми пасынками Кремля и боятся, что совсем оторвутся от своих культурных корней. Москва активизируется, только когда речь заходит о деньгах, жалуются местные политики: сегодня отчисления регионов в государственный бюджет гораздо выше, чем во времена Ельцина. «У нас в городе нет даже очистительной станции, — сетует Владимир Литвинов, мелкий предприниматель, живущий в расположенном недалеко от китайской границы Владивостоке. — Мы живем, как в третьем мире. В большинстве высотных зданий даже лифтов нет, да и горячая вода уже давно не подается». А вот налоговые управления становятся все активнее: «Они приходят за сборами дважды в месяц». Впрочем, все бы Москве сошло с рук, если бы она не решила запретить японские автомобили с правым рулем, — а других на Дальнем Востоке-то и нет. Это вызвало настоящую волну недовольства. «Если так пойдет и дальше, то через десять лет здесь будет уже Китай», — вздыхает Владимир, задумчиво глядя на живописный залив.

Ближе к границе страсти накаляются. На берегу Тихого океана создана особая пограничная торговая зона. В нее входят китайский город Суйфэньхэ и российский Пограничный, в которых расположились гостиницы-люкс и бизнес-центры. Инвестиции вкладываются в основном китайской стороной. На китайском берегу возникает такое ощущение, что ты на рынке: из-за границы приезжает множество туристов, бурлит жизнь. Территория по другую сторону кордона почти обезлюдела и теперь напоминает заброшенный советский городок. Русским из пограничного района можно приезжать в Китай на тридцать дней, в обратном же направлении китайцев пускают только с визой: Москва боится нелегальной иммиграции[342].

На берегу пограничной реки Амур раньше напротив российского города Благовещенска лежала китайская деревушка. Теперь там современный город со стеклянными новостройками и небольшим автобаном. Русские региональные политики жалуются на жесткость и повелительный тон московской власти, с завистью поглядывая на свободу действий, которую Пекин предоставляет их китайским коллегам. Многие русские уже говорят о «мирном вторжении» и вспоминают анекдот брежневских времен: «Россия объявила войну Китаю. В первый день в плен сдались сто китайцев. Кремль торжествует. На второй день сдалась тысяча китайцев. Москва ликует. На третий день сдалось десять тысяч. Генеральный секретарь заявляет, что до победы остались считанные дни и объявляет подготовку к параду. На следующий день русский командир с Дальнего Востока звонит в Москву: «Готовы сдаться несколько миллионов китайцев, пора отступать!»

Пока россияне опасаются захвата Китаем восточных провинций, геополитические акценты Китая сдвигаются в сторону экономической мотивации. Уже сегодня ВВП Китая в четыре раза превышает российский[343]. Либералы боятся, что обращение к Китаю может стать непосильным испытанием на прочность и привести к распаду страны. Эта опасность угрожает России даже без всякого вмешательства Китая, если сохранится авторитарный, центристский курс Москвы: командная экономика не сможет долго конкурировать с динамичной китайской.

Россияне, ориентированные на Запад, опасаются, что сближение с Китаем не даст развиваться демократии в стране. Западный курс мог бы привести к реформам и модернизации, обращение же к Китаю может на долгие годы укрепить азиатские политические традиции Москвы. Китай, во всяком случае, больше заинтересован в авторитарном правителе в Кремле, чем в демократизации и прозападном курсе России.

Несмотря на политическое сотрудничество, Кремль, очевидно, побаивается Китая. К большому разочарованию Пекина, Путин во время своего визита в Китай в марте 2006 года не обрадовался предложению построить газопровод из Сибири в Поднебесную: китайцы выразили желание, чтобы трубы проходили по российской территории до самого Тихого океана, причем Китай мог бы контролировать все поставки газа, в том числе и в Японию. В энергетическом покере Кремль пока не хочет раскрывать свои карты.

При всем охлаждении в отношениях Россия вряд ли может себе позволить окончательный разрыв с Западом, и прежде всего с ЕС. Хотя Москва и заняла жесткую позицию в дебатах с ЕС по поводу безвизового режима в Калининграде для транзитных путешественников, а Брюссель крайне неблагосклонно отнесся ко вступлению России во Всемирную торговую организацию (ВТО). В России европейцев обвиняют в навязывании своих западных ценностей, но при этом Кремль, скрипя зубами, заявляет о приоритете экономического сотрудничества. С другой стороны, почти половина внешней торговли России приходится на страны ЕС — они покупают нефть и газ, которым пока нет равноценной альтернативы, по крайней мере, пока не построен трубопровод. Для россиян очень много значит и свобода передвижения в государствах ЕС, как минимум в крупных городах. Так что Россия на данный момент так же зависит от Европы, как и Европа от России.

Президент жестко реагирует на ужасное событие. 4 февраля 2004 года в вагоне московского метрополитена взорвалась бомба, погибло 39 человек. Владимир Путин обратился к россиянам по телевидению. Этот удар — попытка оказать на него давление и принудить к переговорам. Но одного в расчет не приняли, подчеркивает Путин: «Россия не ведет переговоры с террористами. Она их уничтожает»[344].

Через два года, 9 февраля 2006 г., на пресс-конференции в Мадриде Владимир Путин заявляет, что готов пригласить для переговоров в Москву палестинский ХАМАС. Премьер-министр Испании Хосе Луис Родригес Сапатеро вздрогнул: ХАМАС все это время не дает покоя Израилю; США и ЕС считают ХАМАС террористической организацией. «Сегодня нужно признать, что в палестинских автономных областях ХАМАС пришел к власти в результате законных демократических выборов, а выбор народа Палестины нужно уважать», — объяснил Путин[345]. Это предложение требовало обсуждения за столом переговоров. Руководитель ХАМАСа Халед Машаль обрадовался: «Мы приветствуем смелую позицию Путина». Помощь России поспособствует установлению «определенного равновесия» и ограничит американское влияние.

На Западе поднялась волна раздражения, в Израиле — возмущения. В Иерусалиме министр транспорта Меир Шитрит заговорил об «ударе ножом в спину Израиля» и международном скандале: «Что подумал бы Путин, если бы Израиль пригласил лидеров чеченцев? — вопрошает министр. — Во время террористических атак ХАМАСа погибло более 550 израильских граждан, в том числе много эмигрантов из России. Мы не понимаем, чем подрыв автобуса в Иерусалиме отличается от террористического акта в Москве или Беслане»[346]. В Израиле проживают сотни тысяч русских евреев; многие из них являются гражданами не только Израиля, но и России.

По словам сторонников Кремля, на встрече с руководством ХАМАСа Москва хочет выступить в роли психотерапевта и склонить своих собеседников к мирному сосуществованию с Израилем. Однако преследует Путин и внутриполитический интерес: Кремль должен учитывать, что примерно 20 % российского населения — мусульмане[347]. В апреле 2006 года Тегеран, Катар и Москва пообещали ХАМАСу финансовую помощь.