В отличие от многих других стран — членов бывшего Варшавского Договора[50], — в России не сводились счеты с КГБ. Демонстранты никогда не штурмовали центральный офис службы госбезопасности, как, например, в Восточном Берлине, Варшаве и Праге. Если там сотрудничество с «органами» и по сей день считается позором, то КГБ пережило поворот истории без особого ущерба, посредством ельцинского указа переименовавшись и несколько обновившись. Федеральная служба безопасности, «щит и меч партии», продолжала восприниматься своими сотрудниками как хранительница традиций КГБ и как спящая красавица ждала своего принца.
Первые «пробуждающие поцелуи» последовали в марте 2003 г. Путин обеспечивает наследнице КГБ расширение: пограничные войска численностью в 210 тыс. человек и Федеральное агентство правительственной связи (ФАПС) снова находятся под началом Лубянки, как называют КГБ и ФСБ в соответствии с их местонахождением на одноименной площади в центре Москвы. Сотрудники бывшего ФАПС отныне, кроме всего прочего, ответственны за прослушивание телефонов и контроль интернет-контента — от электронной почты до посещения сайтов обычными пользователями. Все российские интернет-провайдеры должны круглосуточно предоставлять секретной службе доступ к общему информационному потоку, в результате чего, как предупреждает немецкое ведомство по охране Конституции, «неизбежно и иностранные граждане попадут в поле зрения ФСБ»[51] — они могут специально проверяться спецслужбой. Благодаря такому переустройству аппарат ФСБ увеличивается вчетверо — с 80 тыс. до 344 тыс. сотрудников.
16 месяцев спустя, в июле 2004 г., президент Путин подписывает Указ № 870. Некоторые разделы документа остаются в тайне, но даже опубликованные показывают, что ФСБ снова получает полномочия, похожие на полномочия КГБ. Глава службы безопасности с этого момента имеет ранг министра. Контроль мощного аппарата не предусмотрен, над ФСБ теперь только президент. После нововведений ФСБ получает функции контроля органов правосудия. Прокуратура же лишается права принимать какие-либо меры против лица, которое «тайно оказывает или оказывало помощь» секретной службе; ФСБ не дает более никаких разъяснений органам правопорядка и правосудия об «организации, тактике, методах и средствах» своей работы[52]. Таким образом, служба безопасности в лице своих сотрудников фактически наделяется охранной грамотой в отношении расследований против нее. «Речь идет о попытке восстановить КГБ», — говорит Анна Нейстат, директор Московского бюро организации по защите прав человека «Хьюмар Райтс Вотч», и сознается: от этой новости у нее по спине забегали мурашки[53].
Как признавался Путин в июне 1999 г., будучи еще главой ФСБ, агент секретной службы остается агентом на всю жизнь. Те, кто принял эти слова за одну из шуток Путина, позже убедились в своем заблуждении. Доверенное лицо Путина, Виктор Черкесов, в 2004 году дает интервью, обратившее на себя большое внимание, о том, что в КГБ служили отнюдь не палачи, доносчики и душители свободы, а храбрые бойцы, защищавшие страну от тех, кто являлся «инструментом чужой, злой воли», под которыми он имел в виду агентов Запада[54].
Таким образом, спустя четыре года после вступления Путина во власть диссиденты и противники режима снова стали врагами, а сотрудники КГБ — храбрыми защитниками Родины (Советского государства) от злых империалистов. Черкесов работал вместе с Путиным в управлении КГБ в Ленинграде, где как один из последних начальников ведомства продолжал преследование диссидентов, в то время как повсюду в стране уже царила гласность. Сегодня он стоит во главе службы по борьбе с наркотиками, которое в народе называют «управлением по торговле наркотиками», и опирается на штыки тысяч вооруженных подчиненных.
Чекисты, то есть агенты службы безопасности, по мнению Черкесова, являются «сильными и активными патриотами», на плечах которых сегодня, как и раньше, лежит «тяжелая ноша охраны российской государственности». Как говорит генерал, основа новой государственности — «чекизм». В этой идеологии государство является всем, а все остальное — ничем. Кто против государства, в частности против секретной службы, которая защищает страну, тот является врагом России. Иными словами, настоящей угрозой для России является не вездесущая коррупция, беззаконие и произвол в службе безопасности, а критика «секретных агентов».
Конечно, высказывания Черкесова, несмотря на его тесные связи с Путиным, можно воспринимать как личное мнение. Однако против этого свидетельствует то, что представитель данного мировоззрения очень часто выступает на государственных телеканалах и в верных Кремлю СМИ, в то время как многих либералов запретили показывать на экранах. Стране угрожает опасность, Россия окружена врагами, Россия как осажденная крепость — таковы на данный момент лейтмотивы телевидения, радио и прессы, и они могут иметь опасные последствия, на чем мы позже более детально остановимся. Представление КГБ элитой советского общества не только опасно, но и попросту противоречит историческим фактам, из которых далеко не все обнародованы, поскольку центральное управление КГБ, открыв свои архивы на короткий срок, в начале 1990-х годов снова их закрыло. «Чекисты всеми средствами пытаются держать правду под замком», — жаловался Никита Петров из правозащитной организации «Мемориал»[55].
В «Черной книге КГБ» бывший сотрудник Комитета Василий Митрохин и британский эксперт по секретным службам Кристофер Эндрю впечатляюще описали внутренние, типичные для системы слабые места службы: даже прослушивание западной поп-музыки рассматривалось как большая опасность для страны и строго контролировалось, на что отводились большие ресурсы. Аппарат КГБ беспомощно увязал в нереалистичных планах: как, например, завербовать Вилли Брандта[56], Оскара Лафонтена[57] и других европейских политиков. Подобные безумно смелые проекты возникали из основного убеждения КГБ, что каждый может быть подкуплен или стать жертвой шантажа.
Поскольку КГБ на свободном Западе легче удавалось вербовать агентов, чем западным секретным службам в контролируемых обществах Варшавского Договора, Лубянка никогда не страдала от недостатка информаторов. Зато ей не хватало способности правильно оценить и использовать полученную информацию. Из страха впасть в немилость к политическому руководству служба безопасности еще при Сталине и Хрущеве опасалась делать все необходимые выводы из своей информации. Во времена «холодной войны» КГБ с большей охотой склонялся к теории заговоров, в чем его преемница ФСБ, по всей видимости, ему подражает. Так же, как когда-то, во время Пражской весны[58], Советский Союз предполагал, что за событиями тех дней стоят американские агенты, и ни в какую не позволял убедить себя в обратном, так и сегодняшние правители Кремля видят в украинской революции 2004 года происки Запада, а не результат собственной попытки установить свое правление в Киеве через участника предвыборной кампании — ставленника Москвы. Именно это колоссальное бегство от реальности не дает системе Путина сделать жизненно важные выводы из собственных ошибок.
В первые два года после распада Советского Союза около 3 млн сотрудников КГБ были уволены. Большая часть из них переходит в экономику. Там они, с одной стороны, приучаются ценить приятные стороны и комфорт западной жизни, становясь приверженцами экономического либерализма. Однако, с другой стороны, они остаются под властью своего прежнего, националистического образа мышления, под влиянием тех сведений о противнике, что вдалбливали им замполиты времен Советского Союза. Классический агент секретной службы — не левый и не правый, он находится по ту сторону любой политики в традиционном смысле, она для него — всего лишь борьба за власть.
