Сбросив туфли, я сворачиваюсь калачиком на белом покрывале, подтягиваю к себе ближайшую подушку и зарываюсь в нее лицом. Здесь нет следов его запаха, никаких острых, ярких напоминаний, но когда я меняю позу, чувствую смертельную твердость его ножа, прижимающегося к моей грудной клетке сбоку. Я просовываю руку в лифчик и вытаскиваю его, покручивая в пальцах, прежде чем сжать в кулаке. Мы с Данте вместе — всегда будем бессмысленностью. Я так сильно скучаю по нему, что мне больно, но если бы я когда-нибудь снова его увидела, я бы убежала далеко-далеко. Я ненавижу его каждой сломанной частичкой себя. Я жажду его со всей этой лихорадочной страстью, которую он во мне разжег.

Еще одна дрожь сотрясает бункер.

— Где ты, Данте? — бормочу я. И клянусь, что слышу, как он отвечает мне из тени.

«Я здесь, мой ангел… всегда».

Я понятия не имею, как долго спала. Когда прихожу в себя, часы отвернуты в другую сторону, но судя по скудным подсказкам вокруг, у меня создается впечатление, что прошли минуты, а не часы. Яркий свет, дверца шкафа все еще приоткрыта, как я ее и оставила, фотография маленькой девочки все еще лежит на тумбочке, будто я надеялась, что сон каким-то образом добавит все недостающие пазлы для меня. Его нож все еще крепко зажат в моей руке.

Потягиваюсь, а потом замираю. На тыльной стороне рук чувствую странное покалывание. Это запускает цепную реакцию, которая распространяет беспокойство по всему остальному моему телу. Мышцы живота напрягаются, дыхание учащается, а сердце начинает колотиться.

Я не одна в этой комнате.

Его присутствие сразу же поражает меня. Как будто наши тела связаны на каком-то подсознательном уровне. Я чувствую его гнев, разочарование, внутреннее смятение…

Со вздохом я резко принимаю сидячее положение. Он сидит на полу у дальней стены, темными глазами холодно оценивая меня. Его длинные ноги вытянуты перед ним и скрещены в лодыжках. Черный костюм, который он носит, испачкан и порван. Загорелая кожа на его лице грязная и в синяках, а на одной стороне лба уродливая красная рана. Царапины и порезы покрывают большую часть его мощных предплечий. У него на коленях лежит пистолет.

— Привет, Ив, — мрачно говорит он.

Сначала я слишком потрясена, чтобы говорить, но Данте терпеливо ждет, словно кошка, будто ему принадлежит все время мира. Его глаза приклеены к моему лицу.

— Комплекс, — бормочу я. — Твои люди…

— Мертвы.

Это единственное слово такое холодное и жестокое. Однако он кажется странно равнодушным к этому, словно его внимание переключилось на что-то гораздо важнее, чем разрушение его империи.

— Твой брат, он?..

— Пока нет. Но скоро будет.

Еще одна дрожь страха пробегает по мне. Он кажется таким спокойным, но я знаю, что внутри него всегда бушует буря. Я бросаю взгляд на пистолет у него на коленях.

— Что с тобой случилось?

Он склоняет свое красивое, избитое лицо набок.

— Ты действительно хочешь знать, мой ангел, или просто тянешь время? Почему бы тебе не задать мне тот единственный вопрос, ответ на который тебе отчаянно нужен? Я думаю, мы оба знаем, что все остальное просто чушь собачья.

Он прав.

Я должна знать правду.

Сжимаю пальцы вокруг его ножа в своей ладони. Я заснула с ним в руке, будто искала защиты, даже когда была без сознания. Делаю глубокий прерывистый вдох.

— Ты убил моего брата?

Он обдумывает мой вопрос. На его лице нет ни малейшего намека на то, что он шокирован им. Данте не изгибает рот вниз, намекая на раскаяние, просто еще больше этого холодного безразличия.

— Да.

Я испускаю крик. Мое лицо искажается под лавиной горя. Я роняю нож, подтягиваю колени к груди и пытаюсь остановить поток слез руками.

— Ты ублюдок! — кричу на него. — Как ты мог держать меня здесь в плену, зная, что сделал? Разве моя семья недостаточно настрадалась?

Он не делает ни малейшего движения, чтобы возразить или утешить. Он просто сидит там.

Наблюдая.

Ожидая.

Он хочет, чтобы я бурно отреагировала, высказала бы гневные слова, пролила кровь. Таким образом, он сможет ответить мне убийственным противоречием, просто чтобы показать мне, насколько он силен, а я слаба. Думаю, именно это делает его следующий шаг таким неожиданным. Данте поднимает свой пистолет с колен и направляет его по полу в мою сторону. Он скользит по плитке и останавливается на расстоянии шага от кровати.

— Возьми его, — резко говорит он. — Сегодня у тебя есть шанс выстрелить в меня, мой ангел.

Не раздумывая, я бросаюсь вперед и подхватываю пистолет. Направляю дуло ему в голову, хотя сквозь слезы почти ничего не вижу.

— Ты вызываешь у меня отвращение, Данте Сантьяго.

— Иногда меня тошнит от самого себя.

— Как ты вообще можешь смотреть на себя в зеркало? — я вся дрожу. Пистолет трясется в моей руке. — Скольких ты убил? Сколько жизней разрушил?

— Моя жизнь — это не рассказ о морали, Ив. Но ты и так это знала.

— Я ничего не знала! — кричу, вытирая слезы и свешивая ноги с кровати. — Потому что вместо правды ты решил обмануть меня. Что дало тебе право использовать каждое мое правило, каждый мой порыв в свою пользу?

Он смеется, но это горький, искаженный звук.

— Ты правда думаешь, что шансы сейчас в мою пользу, Ив? Мой бизнес в дерьме, брат предал меня, а женщина, которую я желаю больше всего на свете, целится мне в голову из чертового пистолета.

Мое дыхание учащается.

— Ты заслужил это все. Всего, что тебя ожидает. Я надеюсь, что ты сгниешь в какой-нибудь африканской тюремной камере.

— Значит ли это, что ты не собираешься меня убивать? — его голос звучит почти разочарованно.

— Ты так сильно хочешь умереть, Данте? — спрашиваю, поднимаясь на ноги, пистолет все еще нацелен в его голову. — Неужели в тебе нет ни одной части, которая чувствует боль или сожаление, или ты просто весь онемел?

— Я что-то чувствовал за последние две недели. С тобой. Это было больше, чем за последние годы.

— Не смей говорить такие вещи! — я кричу на него. — Больше у тебя нет на это права.

— Может быть и так, но если я сегодня умру, то сделаю это, раскрыв всю правду.

— Правду? Ты хочешь поговорить о правде? — я ахаю, ошеломленная наглостью этого человека. — Тогда кто эта маленькая девочка на фотографиях, Данте? — я киваю в сторону тумбочки. — Она твоя дочь?

Когда я говорю это, его плечи слегка вздрагивают, как будто по его телу проходит слабый электрический ток. Это первая видимая реакция, которую он дает мне с тех пор, как я проснулась и обнаружила его сидящим на полу.

— Почему тебя это волнует? — спрашивает он, быстро приходя в себя. — Отомсти и сделай это быстро. Да, и не забудь сначала снять с предохранителя.

Мои глаза расширяются от его презрения. Он пытается подзадорить меня. Данте хочет посмотреть, как далеко я готова зайти ради своей мести. Вот тогда-то меня и осеняет. Этому человеку не просто нравится причинять боль другим. Ему нравится причинять ее самому себе.

— Не думай, что я не сделаю этого, Данте. Ты даже не представляешь, как долго я мечтала об этом моменте.

— Пять лет, не так ли, мой ангел?

— Прекрати меня так называть!

— Просто сделай это, черт возьми! — внезапно рычит он на меня.

Слезы теперь текут по моим щекам, ручейки моей собственной боли. Мир расплывается и искажается. Я уже почти не вижу его лица.

— За его голову я назначил цену, Ив, — мягко говорит Данте, снова подзадоривая меня. — Я никогда не нажимал на курок, но вполне мог бы это сделать. Он продолжал звонить мне, умоляя сохранить его жалкую жизнь…

— Заткнись! Закрой свой рот! Замолчи!

— Я послал Грейсона прикончить его, но к тому времени, когда он приземлился в Майами, твой брат погиб от передоза. Он бы не стал тратить пулю впустую.

Мои рыдания уже не остановить. Я едва могу отдышаться.

— Господи, разве ты недостаточно наслушалась?