— Я предпочитала платье, — говорит Ив, предлагая мне робкую улыбку и у меня, вдруг, появляется желание заставить ее улыбаться так чаще.

— Думаю, это первое, с чем мы оба согласны, — сухо отвечаю я, подхватывая ее на руки.

— Эй! — визжит она, сжимая мой бицепс.

— Приготовься к поездке, мой ангел, — бормочу я, и иду к кромке воды с ней на руках, чтобы смыть грех с наших тел.

Она засыпает у меня на руках, когда я несу ее обратно в дом, чистую и насытившуюся, ее голова покоится на моем плече. Я все еще ощущаю следы своего запаха на ее коже, и от этого снова становлюсь твердым.

Закрывая за собой ногой входную дверь, я слышу мягкий смех исходящий из кухни, когда девочки готовят ужин. Я только представляю, какое представление мы устроили ранее. Ив и ее нежная, неземная красота стали предметом множества сплетен в моем доме за последние несколько дней. Хотя, никто не откроет свой рот. Я окружаю себя непоколебимой преданностью. Если я подозреваю противоположное, то с этим человеком разбираются быстро и решительно. Слишком много поставлено на карту, а сейчас еще больше. Так было с тех пор как пятнадцать лет назад, я был вынужден вернуться в семью, в тот день, когда моя собственная плоть и кровь предали меня. Джозеп проверяет каждого человека, ступающего на мою землю — начиная от служанок до командиров и капитанов моей армии.

Я останавливаюсь, когда подхожу к своей спальне и затем прохожу мимо, решая вместо этого зайти в следующую комнату. В этой у Ив слишком много плохих воспоминаний, слишком много ножей, чтобы перерезать эти хрупкие нити, что связывают нас. Что-то изменилось между нами сегодня днем, и я ловлю себя на том, что хочу защитить ее любой ценой.

Она шевелится, когда я кладу ее на кровать, и я наблюдаю, как она распахивает веки. Когда Ив понимает, что снова вернулась в дом, она резко выпрямляется и плачет.

— Ш-ш-ш, мой ангел, — напеваю я, садясь на кровать рядом с ней и убирая прядь темного шелка с ее лица. — Я больше никогда не запру тебя. Даю слово.

Я поощрен, когда она не вздрагивает от моего прикосновения. Хотя ее глаза широко раскрыты и в них осторожность. Она хочет доверять мне, но не может. Пока что. Это то, что я и заслужил, после того, как обошелся с ней.

— Что это за комната? — тихо спрашивает она.

— Одна из моих запасных. Я распоряжусь, чтобы твои вещи немедленно перенесли сюда.

Я двигаюсь, чтобы встать, но она хватает меня за руку и секундой позже она лежит на спине подо мной, ее руки закинуты за голову.

— Никаких резких движений, помнишь? — бормочу я и, заметив ужас на ее лице, тут же отпускаю ее.

Ив потирает запястья и морщится.

— Я сделал тебе больно?

Закусив нижнюю губу, она качает головой. Могу сказать, что она лжет. Бл*ть.

Мгновение мы смотрим друг на друга — я, полный чего-то опасно близкого к сожалению, и она, просто задумчивая. Я могу видеть, как в мыслях она постоянно формулирует вопросы, впитывая все вокруг своими опасными голубыми глазами.

— Ты, кажется, упомянул о моих вещах? Не думаю, что…

— Сегодня утром доставили одежду с главного острова, — резко говорю я, встав на ноги. — Плюс туалетные принадлежности и косметика.

— Спасибо.

Нет, тебе спасибо. Эта женщина понятия не имеет, что только что с ней я испытал лучшее, что было в моей жизни.

— Ванная там, — говорю я, жестом указывая на арку в углу. — Мне нужно сделать пару звонков, и затем я вернусь.

Я подхожу к французским дверям и поворачиваю ключ в замке. Двери легонько открываются, нежный ветерок колышет белые муслиновые занавески. Во всех моих комнатах есть балкон с видом на океан. Мне нравится подчеркивать истинную безнравственность этого места такими незначительными деталями, как эти.

— Можно мне выйти туда?

В ее глазах я вижу огонек надежды. Она ненавидит быть в помещении. Держать ее закрытой в моей спальне было жесточайшей вещью, которую я когда-либо мог с ней сотворить. Я стискиваю зубы, когда это незнакомое чувство впивается в мои внутренности снова.

— Конечно, — я двигаюсь к дверям спальни и вижу, как она оглядывает комнату.

— Здесь нет москитной сетки, — говорит она, больше заявляя, чем спрашивая.

— Нет, здесь нет. Это напомнило мне…

Я иду обратно в комнату, к тумбочке, открываю верхний ящик и достаю упаковку противомалярийных таблеток, которые храню в каждой гостевой спальне.

— Вот, — говорю я, протягивая ей серебряную упаковку и мое нетерпение растет, когда вижу, как в ее глазах вновь появляется страх. — Я не пытаюсь тебя отравить, мой ангел. Вообще-то наоборот. Это профилактические.

Она берет упаковку и внимательно осматривает ее, она хмурится.

— Противомалярийные? Но разве я не должна была принимать их..?

— Я велел их раздавливать и класть в твою пищу.

— Конечно же, ты велел, — говорит Ив, в ее голосе появляется нотка горечи. — Но разве это не значит, что я в…

— В Африке.

— Африке? — она выглядит шокированной. — Но я никогда прежде даже не покидала Америку. Как я могу быт в Африке? — она прижимает свои колени к груди и обнимает их. Она выглядит как ребенок с моей футболкой, в которой ее стройное тело утопает.

— Довольно просто. Я привез тебя сюда.

Она едва заметно закатывает глаза, и я чувствую, как мой член дергается. Ив снова испытывает свои границы.

— Ну, это я и сама поняла, умник.

Умник? В жизни меня называли по-всякому, но так еще ни разу.

— Сарказм не идет тебе, мой ангел, — говорю я.

— А удерживание в плену идет?

Это мой сигнал чтобы уйти.

— Наслаждайся видом. Я вернусь через час. Мы поужинаем, и я представлю тебя кое-кому из персонала.

Я не уверен, что она согласится с этим, но я приятно удивлен, когда она кивает.

— Мне бы этого хотелось. Может, после этого я не буду ощущать себя словно…

— Пленница? — холодно предлагаю я.

— Да, пленница, — говорит она, задерживая свои голубые сапфиры на мне.

Я вижу в этом упрек, и моя частичная эрекция превращается в полноценный стояк.

Ох, мой ангел, неужели это была еще одна вспышка неповиновения?

Я должен выбраться отсюда, прежде чем мое желание возьмет верх. Джозеп внизу расхаживает по коридорам. Нам нужно подписать этот товар.

— Я распоряжусь, чтобы одна из девочек принесла тебе шампанского, — говорю я, останавливаясь в дверном проеме.

— Шампанское? — спрашивает она, глядя на меня, приподняв брови.

— Твой выбор напитка, мой ангел. Ты держала бутылку в руках, когда я представился тебе той первой ночью.

Она приоткрывает рот.

— Представился мне? Скорее как ворвался в мою жизнь и полностью ее испортил! — ее мягкий голос поднимается до возмущенного визга.

Видя боль, бушующую в ее глазах, я возвращаюсь к ней. Я должен успокоить ее. У меня нет желания воевать.

— Это, определенно, был один из моих самых импульсивных решений, — говорю я, наклоняясь над кроватью и крепко целуя ее в губы. — Но я бы сделал это снова в мгновение ока.

— Тогда, впредь я постараюсь избегать этого конкретного винного магазина, — парирует она и отворачивается. Но это лишь слова. Она не имеет это в виду. Это пылающее напряжение между нами говорит сама за себя. — Кроме того, я не пью. Я только покупаю его для друзей и по особым случаям.

— Как встреча со мной? — сухо говорю я. Пауза.

— Как мой день рождения.

Дерьмо.

— Ну, разве я не оказался идеальным подарком, — я бормочу и, встав, направляюсь к двери.

Я так и не вышла на балкон. Небольшого вкуса свободы, предложенного открытой дверью достаточно для меня. Как только он выходит из комнаты, я закрываю глаза.

Я измучена занятиями сексом и водоворотом собственных мыслей. Больше всего я была потрясена тем, что он высвободил во мне сегодня. Я снова чувствую себя непрошенным гостем в своей же собственной жизни. Будто я открыла какой-то извращенный фрагмент своей души, о существовании которого я даже не подозревала. Знала ли я себя по-настоящему до встречи с ним? С этими кружащимися мыслями в голове, я проваливаюсь в глубокий сон, первый с тех пор, как меня похитили четыре дня назад.