— Где я нахожусь? — повторно спрашиваю, задыхаясь когда отрываю сой рот от его.

— В раю, — бормочет он, расстегивая ремень и ширинку, пока опускает меня на кровать, ни на секунду не прерывая контакт с моим телом.

Теперь он оставляет нежные поцелуи по всему моему подбородку и щеке.

Я заставляю себя открыть веки, когда он нависает надо мной, и задыхаюсь, когда он рукой берет меня за подбородок, наклоняя мою голову назад, чтобы я снова посмотрела на него. Вблизи я вижу золотые крапинки вокруг радужной оболочки его глаз. Но в них нет тепла, только потребность заявить права на то, что он считает своим.

Что-то ломается внутри меня. Я сделаю что угодно, чтобы спасти своего отца, но если этот человек возьмет мое тело, часть меня умрет навсегда.

Я отворачиваюсь от него.

— Не надо.

Я плачу, сначала беззвучно, но вскоре дыхание начинает вырываться из моих легких, ослепляя меня от ярости к моему похитителю. Хотя я чувствую это. Атмосфера в комнате изменилась с тяжелой и напряженной на темную и угрожающую, нарушаемую только прерывистыми звуками моих страданий.

Теперь весь его тела кажется невыносимым мне, бедрами он все еще прижимает меня к матрасу. Я хочу оттолкнуть его и очистить свое лицо от его поцелуев. Я чувствую себя грязной и оскорбленной. Ненавижу себя за то, что снова впустила его в свой рот, за то, что позволила ему проникнуть под мою защиту.

Он дольше обычного смотрит на меня, прежде отпускает и встает с кровати. Я слышу шуршание москитной сетки, когда он сердито отодвигает ее в сторону, после чего следует звук закрываемой молнии и пряжки ремня. Я пытаюсь взять себя в руки, снова и снова проводя руками по лицу.

Это что, отсрочка?

Осталась ли капля сострадания у этого мужчины?

— Посмотри на меня, — внезапно командует он. — Поверни в сторону это миленькое личико, Ив Миллер, и удели мне все свое внимание.

Тон его голоса предупреждающий. Тяжелое бремя последствий прямо здесь, ожидает меня. Что я наделала? Какие ужасы породила, отказав ему сегодня в своем теле?

Я делаю то, что он просит, но не свожу глаз со стены за его спиной. Я не могу смириться с тем, что грядет.

— Ты устала. Тебе необходимо отдохнуть.

Наступает тишина, и я жду, когда же последует убийственный удар.

— Ты больше никогда не отвергнешь меня, Ив. Понимаешь? Ты подчинишься мне. Выполнишь свою часть сделки. Потребуется всего один звонок, мой ангел. Один звонок. Одна пуля. На которой написано имя твоего отца.

За этим снова следует молчание, пока я пытаюсь понять жестокость его слов.

Он поворачивается, чтобы уйти.

— Где я нахожусь? — умоляю я слабо, мой голос затеняет звук его шагов, когда он шагает к двери.

Если я буду повторять эти же слова снова и снова, возможно, однажды он скажет мне правду.

— Дома, — резко отвечает он, захлопывая за собой дверь.

Джозеф, моя правая рука, вопросительно выгибает бровь, глядя на меня, когда я врываюсь в офис и в ярости сметаю со стола кучу бумаг, что лежат на столе. Мой айпад и ноутбук поспешно следуют за ними. Со своей точки обзора на моем черном кожаном диване он наблюдает за мной с чем-то очень опасно близким к веселью в глазах.

— Значит, она проснулась?

Я сжимаю кулаки и наклоняюсь над своим сейчас пустым столом, вдавливаясь костяшками пальцев в полированное стекло. Прямо сейчас, я бы убил любого другого мужчину, который заговорил бы со мной с такой уверенностью, но Джозеф Грейсон — не любой другой мужчина. Мы разделяем одну историю — длинную, кровавую и жесткую. В нашем бизнесе это создает невысказанную связь, именно поэтому я позволяю ему открывать свой гребаный рот и все еще дышать.

Поскольку я молчу, не показывает никаких признаков, что хочу говорить об этом, он подходит к бару в углу и наливаем две рюмки текилы. Он возвращается и ставит одну на стол передо мной.

— Выпей это. Тебе это понадобится. Эмилио хочет доклад.

— Эмилио может выебать себя в зад! — я поднимаю рюмку, осушая ее одним глотком, и с грохотом опускаю ее на стол.

Неустанное вмешательство моего старшего брата Эмилио в каждый аспект нашей организации — постоянный источник для моего раздражения. Это ненужно и агрессивно. Он занимается сделками, а я гарантирую, чтобы они соблюдались. Зачем все усложнять еще больше?

Наше партнерство позволяет мне иметь возможность удовлетворить некоторые свои наклонности. Меня не интересуют наркотики, но у меня есть определенный набор навыков. Именно тот страх, что окружает имя Сантьяго, созданный мною, позволяет нам беспрепятственно править этой игрой в течение пятнадцати лет. Тем не менее, можно сказать, что та капелька братской любви, что была между нами, исчезла. Мы терпим друг друга, потому что это взаимовыгодно, но кроме этого наши семейные узы начинают трещать по швам.

— Он хочет знать, что произошло в Майами.

На лице американца появляется вопросительное выражение, и невысказанная правда тяжело давит между нами. С Джозефом нет никакой секретности. Ему известно, что что-то происходит, и я знаю, что подозрения ведут его прямо к сегодняшнему источнику моего гнева. К неприступному ангелу, что лежит обнаженной в моей постели наверху.

— Как Гарсиа нашел меня? — требую я, меняя тактику. — Как, черт побери, он узнал, что я вернулся в Штаты?

— От одного из людей Николаса, — говорит он, бросая мне пару фотографий. — Оказалось, что этот сукин сын играл на два фронта. Он передавал информацию Гарсии. Из этих ты можешь видеть, с кем он уже имел дело.

Я смотрю вниз на кровавые изображения. У моего кузена есть склонность работать ножом, которая даже может посоперничать с моей. Но все же я должен ему за то, что он вытащил меня живым из больницы. Я пошел туда, ожидая выпустить на волю пулю. Вместо этого, я покинул ее с большим багажом, чем могу справиться.

— Он узнал что-нибудь нового? — говорю я, бросая фотографии обратно ему.

— Немного, — он наклоняется, чтобы поднять с пола то, что осталось от моего айпада и ноутбука. — Гарсиа набивал карманы нескольким значимым агентам УБН в прошлом году. Это объясняет, почему у его товара были свободные потоки, а у нашего нет.

— А утечка той ночи?

Джозеф качает головой.

— Я все еще работаю над этим.

— Что насчет Майерса? — спрашиваю я, имея в виду отца Ив. — Он работает с нарушениями?

— Насколько нам известно, то нет.

Так значит, он не грязный коп, это уже что-то, предполагаю я. Правду говорят, что среди воров существует кодекс чести. Копы низкого звания всегда продажны. Пока что я решаю умолчать об их связи. Ив невинна среди всего этого, больше чем в одном смысле.

— В любом случае, кто она вообще такая?

— Раздражение, — рычу я, протягивая ему свою рюмку для добавки.

Отказ — это совсем новый опыт для меня. Раньше мне никогда не приходилось работать на хорошее личико. Обычно они готовы и возбуждены просто глядя на мое тело, и это все до того, как они понимают, кто я. Сначала я завлекаю их своей тьмой, и вскоре они уже умоляют меня о боли. Хотя что-то мне подсказывает, что с ней, награда будет того стоить.

Я мог бы просто целовать ее всю ночь. Мне потребовались все силы, чтобы остановиться, когда она умоляла меня об этом. Мое расстройство было чертовски близко к тому, чтобы подавить меня. Я был прав — под одеждой она скрывает тело богини, оно мягкое, зрелое и готовое, чтобы его взяли. Я не хотел ничего больше, чем погрузиться членом в ее мягкие складки и полностью потеряться.

— Я немедленно составлю на нее досье. Имя?

Я делаю паузу.

— Ив.

— Фамилия?

Дразнилка… сучка… ангел…

— Я полагаю, что Миллер.

Как будто я не знаю. Будто ее чертово имя не вертелось в моей голове дни напролет. Затем я осознаю кое-что странное. Почему Ив предпочла выбрать фамилию, отличающуюся от фамилии ее отца? Мог ли мой ангел солгать мне? Я судорожно сжимаю пальцами рюмку. Боже, мне нужно успокоиться.