— Знаешь, что я планирую сделать с ней в первую очередь? — протягивает он, словно читая мои мысли. Как будто для него это не имеет большого значения. Будто говорить мне в лицо это дерьмо — не самая большая ошибка в его жизни. — Я собираюсь заставить ее раздеться, а потом причинить ей сильную боль. И после того, как эта долгая, долгая ночь закончится, если она все еще будет жива, я собираюсь взять этот нож и…
С ревом чистой ярости я дергаю за свои путы, не обращая внимания на боль, которая пронзает мою левую руку, разрезая еще больше моей кожи о зазубренное лезвие его ножа.
— Держу пари, она прекрасна на вкус, Данте.
— Ты покойник, Родриго. Тебе лучше обратить этот нож против себя, прежде чем я доберусь до него.
Я так охвачен яростью, что не замечаю движения позади него, как и он тоже, пока не становится слишком поздно. Наблюдаю, как он удивленно оборачивается, но мы оба знаем, что игра окончена. Секунду спустя мое лицо заливает липкое красное тепло, когда он падает на колени, хватаясь за зияющую рану на горле, его предсмертный хрип отравляет воздух.
— Он никогда мне не нравился, — бормочет Джозеп, материализуясь позади него, и пиная его в зад, отправив его растянуться лицом в мрачную лужу собственной крови.
— Отлично сработано, — говорю я как ни в чем не бывало, хотя никогда в жизни не был так рад его видеть. — Где Томас? — спрашиваю.
— Избавляется от пары придурков.
— Как ты освободился?
— Эти неудачники не удосужились обыскать меня, — нож был привязан к моей икре.
Внезапно образ Ив снова мелькает у меня перед глазами. Имеет ли она при себе мой? Тем временем Родриго все еще царапает свою шею на полу, пытаясь пальцами заглушить зияющую рану.
— Развяжи меня, — говорю я мрачно. — Я еще не закончил с ним.
Джозеп разрезает мои веревки, а затем протягивает мне свой нож. Я расправляю плечи и улыбаюсь своему врагу сверху вниз. Острые ощущения от предстоящего убийства теперь обладают меня, и я собираюсь насладиться ими. Пришло время утолить глубокий колодец тьмы внутри меня. Что бы ни случилось дальше, последние несколько секунд жизни Родриго будут для него крайне неприятными.
Глава 22
Ив
Бункер Данте — это элегантное современное помещение с дорогой черной мебелью и кремовым и металлическим декором повсюду. Это более чем подходит боссу одного из крупнейших наркокартелей в мире. Это логово преступности, незаконной власти. Место, где заключаются сделки и разрушаются жизни.
Обман. Ложь. Так много лжи.
У меня перехватывает дыхание. Боль и опустошение разрывают меня на части. От правды не спрячешься: я впустила человека, который убил моего брата, в свою постель и сердце. Преступник, которого я искала все эти годы, был прямо передо мной, шептал мне на ухо сладкие вещи, насиловал мои чувства, будил тело самыми грубыми, самыми подлыми способами. Но его худшее предательство — он заставил меня желать его, даже зная, что мужчина сделал с моей семьей.
Заставляет меня хотеть его даже сейчас.
Оглядываясь назад, я не могу не удивляться своей наивности. Просто не понимала, не могла сложить, никогда не предполагала… но больше не могу думать об этом, даже не могу начать осознавать ущерб. Это слишком болезненно и шокирующе, и гнев уже проникает в этот самый мрачный из сценариев.
Тишина бункера, кажется, только еще больше подчеркивает его обман. Я почти слышу рваное, неровное биение своего разбитого сердца, когда мы входим в первую из трех больших комнат. Это центр управления. Его кабинет. Я насчитываю, по меньшей мере, две дюжины камер слежения, установленных на дальней стене. Половина из них вышла из строя — либо разрушена, либо неисправна. Остальные все еще транслируют происходящее из разных уголков его комплекса, каждый превратился в руины или горит. Его королевство разрушается до основания прямо на моих глазах. Его собственным братом.
Одно можно сказать наверняка: царству террора Сантьяго пришел конец. Какой бы приватной ни была эта война, она будет иметь последствия для сообществ Южной Америки и Флориды.
Стеклянный письменный стол занимает выгодное положение прямо перед камерами, а слева стоит пара черных кожаных диванов. Мануэль сидит на краю одного из них с ноутбуком на коленях, его заряженный пулемет лежит на кофейном столике перед ним. Он пытается взломать компьютерную систему комплекса, чтобы перезагрузить сеть. Только тогда он сможет предупредить кого бы то ни было о нашем местонахождении. Мы уже пробовали звонить по телефонам. Линии разорваны, а сотовый Мануэля здесь не ловит. Мы, должно быть, в сотне метров под землей.
— Ты здесь что-нибудь понимаешь? — говорю я, глядя на экран ноутбука через его плечо, где строки неразборчивого кода порхают слева направо с головокружительной скоростью.
Он кивает.
— Когда-то я был компьютерным аналитиком.
— И ты оставил эту работу, чтобы стрелять из пистолетов для него?
Мужчина прекращает свое неистовое постукивание по клавишам и смотрит на меня. В его карих глазах замешательство и жалость.
— Работать на сеньора Сантьяго — огромная честь в моей стране, сеньорита. Я не колебался, когда он связался со мной. Сеньор заботится о своих людях… и их семьях.
— Как позаботился о твоем лице?
Я не могу поверить в то, что слышу. Данте избил парня до полусмерти, а он все равно преподносит его на пьедестал. Преданность, которую он внушает, непостижима для меня, особенно сейчас.
Даже под синяками Мануэля я вижу, как он краснеет.
— Я переступил черту, сеньорита. Любой мужчина сделал бы то же самое. Разве вы не видите? Вы его королева.
— Я не его королева — я его пленница, — сердито парирую. — Я для него не что иное, как собственность, которую он может лапать, манипулировать ради собственной выгоды. Он злой, нечестный… — замолкаю, потому что у меня снова перехватывает дыхание. Мои эмоции угрожают захлестнуть меня. — Ты стоишь тысячи таких, как он, Мануэль.
Он бросает на меня недоверчивый взгляд.
— Вам больно, но это пройдет. Скоро вы увидите сеньора Сантьяго таким замечательным человеком, каким он является на самом деле.
Маловероятно. Не сейчас. Никогда.
— Что я упускаю? Как он добивается такой преданности от своих людей?
Мануэль пожимает плечами.
— Как я уже сказал…
— Он «замечательный человек», — вздыхаю я, заканчивая предложение за него. — Он попросил тебя солгать о его имени, не так ли? Он просил тебя больше не называть его по фамилии.
— Да, сеньорита.
— Что он сказал тебе в тот день на пляже, когда ты впервые встретил меня?
— Что я должен охранять вас ценой своей жизни. Что ваша ценность для него ни с чем несравнима.
Вспышка восторга разрушает меня еще больше. Я должна помнить, что это всего лишь слова. Данте хорош в этом. Он больше не заслуживает ни малейшего следа моей привязанности. Кроме того, это ничего не изменит. Я приняла решение. Как только выберусь отсюда, разоблачу его как аморального ублюдка, которым он и является. Его фоторобот для властей будет тщательно составлен, потому что каждый контур его лица запечатлен в моей памяти; его глаза преследуют мою душу. Я не успокоюсь, пока его красивое ужасное лицо не возглавит их списки разыскиваемых.
«На земле нет места, где ты могла бы спрятаться от меня. Наши души связаны навеки…»
Вранье.
Его страстное заявление в машине было просто для того, чтобы крепче сжать меня в объятиях. Теперь я это понимаю. Он знал, что я влюбляюсь в него, поэтому поднял свои манипуляции на другой уровень.
Мой разум заполнен всеми образами, пропитанными кровью, к которым я была причастна за годы исследований Сантьяго. Фотографии, изображающие искалеченные и изуродованные трупы, разбросанные по пустым складам. Еще есть более личное, например, наблюдать, как мой собственный брат умирает мучительно медленной смертью на холодной больничной койке. Данте оставил за собой разрушительный след гибели, и он должен быть привлечен к ответственности. То, что происходит здесь сегодня — его возмездие. Я надеюсь, что он сгорит в аду вместе со своей крепостью.