Фелисити вздернула подбородок при звуке своего имени, ее распухшие черты лица выдавали презрение и неуважение даже после нескольких часов самых жестоких допросов, которые могло устроить ФБР. В ее глазах по-прежнему горит непокорная искра, словно она действительно считает себя истинной Фейри. Как будто ее непокорность перед лицом моего могущества имеет для меня хоть какое-то значение.

Я пропустил многие банальности, которые она публиковала в своей газетенке, но обратил внимание на те статьи, за которые ее сожгут.

— Самопровозглашенный «самый могущественный человек в Солярии» сделал немногое, чтобы заслужить корону своими собственными заслугами, вместо этого его власть основана на применении теней и темной магии. Без помощи этих темных и извращенных составляющих к его магии он на самом деле не сильнее остальных членов Совета Целестиалов и никогда им не станет. Хуже того, сила, которой он обладает, была объявлена вне закона задолго до того, как он усадил свою жалкую задницу на трон, и уже одно это должно лишить его притязаний и отправить в тюрьму Даркмор на гниение. — Я посмотрел на нее поверх грубого провокационного бреда, который она то и дело публиковала обо мне, гадая, сколько еще времени ей понадобится, чтобы сломаться.

Допрос не выявил ничего интересного. Насколько могли судить сотрудники ФБР, она не в курсе, где скрываются мятежники, но я уверен, что у нее с ними установлены прочные связи. Ее роялистские бредни и повторяющиеся сопли по поводу обращения с ее видом и другими предательскими Орденами более чем ясно указывают на ее преданность, и вскоре она понесет последствия этой преданности. Но, признаться, я немного удивлен тем, что в ее глазах по-прежнему горит вызов, когда она с презрением взглянула на меня.

— Истинные королевы восстанут, — зашипела она, из разбитой губы по подбородку потекла кровь. — Когда они обретут полную власть, они придут за тобой. Они сорвут корону своего отца с твоего лба и свергнут тебя с трона, показав всей Солярии, какой ты ничтожный человек.

Я ударил ее сзади с такой силой, что чуть не свалил ее со стула, треск ломающихся костей наполнил воздух, когда она повалилась, свисая с кресла, только ее связанные руки удерживали ее на нем, прикрученном к полу.

— Сделай это, Вард, — прорычал я, встав так, что возвышался над ней во весь рост, давая возможность увидеть, насколько велик этот маленький человек. — И сделай так, чтобы было больно.

Улыбка Варда расширилась, когда он наклонился вперед, схватил в кулак копну волос Фелисити и заставил ее выпрямиться на своем месте, вынуждая встретиться с ним взглядом, когда он перекинулся. Я наблюдал, как его темно-красный глаз слился с обычным, клубящаяся тьма в этом шаре заставила Фелисити задрожать, когда он заставил ее встретиться с ним взглядом.

Он затащил ее в развратные глубины своего разума с извращенной улыбкой на покрытом шрамами лице, и ее крики наполнили воздух, когда он начал извлекать каждый секрет из глубин ее мозга. Но пока он выскребал все, что мог, из ее никчемной головы, оставляя в сознании шрамы, не поддающиеся восстановлению, я понял, что она ничего мне не даст. А значит, она — пустая трата столь ценного кислорода.

Я оттолкнул Варда в сторону, когда мне надоело ждать, развел у ее ног огонь, который лизнул нижнюю часть ее кресла и ошпарил ей ноги. Ее голова откинулась назад, когда крик боли вырвался из нее, и я улыбнулся, поднимаясь вверх на порыве воздуха, убеждаясь, что я единственный, кого она может видеть.

— Теперь я похож на маленького мужчину? — спросил я, наклоняясь ближе, вкушая ее страх и разжигая пламя, которое начало обжигать, поджигать и пожирать.

Она сильно задрожала, сдерживая очередной крик, но сквозь страх и боль в ее глазах поднялась еще одна волна неповиновения.

— Ты всего лишь паразит, живущий в доме истинных королев. И когда они убьют тебя, да царят они долго.

Я зарычал, поднял руку, и огонь поднялся вместе с ней, а жалкая тварь издала последний крик, когда он поглотил ее.

Я не сводил с нее глаз, наблюдая, как кожа сходит с ее костей, как в ее горле затихают болезненные крики, пока ее пожирает мой огонь, и мой взгляд зацепился за медальон, болтавшийся у нее на шее.

Когда от нее остались лишь пепел и кости, я погасил пламя и схватился за золотую цепочку, дернул достаточно сильно, отсекая ее обугленную голову от тела, и перевернул медальон на ладони, забирая свое новое сокровище. Он оказался высшего качества, но его портило наличие бриллиантов на лицевой стороне в форме Пегаса. Я провел по нему большим пальцем, расплавив поверхность золота, и вынул драгоценные камни, позволив им попасть в карман моего пиджака.

Затем я открыл медальон и обнаружил фотографию юноши, который, как я полагаю, сын Фелисити; он примерно того же возраста, что и мой Наследник, с серебряным блестками в каштановых волосах.

Я усмехнулся, прижав большой палец к фотографии, и сжег ее дотла, после чего убрал ожерелье в карман и повернулся к Варду.

— Что-нибудь еще было при ней?

— Только мешочек со звездной пылью, милорд, — сказал он. — Похоже, она уже давно скрывается от ФБР, перемещаясь с места на место вместе со стадом.

— Как они смеют использовать творение Драконов, бросая вызов своему королю, — прошипел я, проходя мимо него к выходу и обдумывая указ, пока он бежал за мной по пятам. — Сообщи прессе, что сегодня днем будет объявлен новый закон. Я запрещаю всем Орденам иметь звездную пыль, кроме Драконов или тех, кто имеет разрешение от короля. Любой, кто будет уличен в хранении, будет обвинен в измене.

— Да, сир, — сказал Вард. — Прекрасный выход, мой король.

Я вышел из штаб-квартиры ФБР, застегивая пальто, когда ветер хлестнул меня, и толпа фотографов бросилась вперед, пытаясь перехватить меня. Кольцо агентов ФБР сдерживало их, но я на мгновение остановился на ступеньках, позволяя им сделать снимки, пока моя грудь вздымалась, а лицо озаряла довольная улыбка.

— С очередным предателем разобрались, — с гордостью в голосе произнес я, когда на меня обрушился шквал вспышек и вопросов, на которые я не намерен отвечать. Сегодня вечером я подготовлю заявление и…

Громкий всплеск заставил меня посмотреть вниз: что-то мокрое упало на землю у моих ног, и я с презрением посмотрел на кучу дерьма, разлетевшуюся по моим ботинкам.

— Милорд, — вздохнул Вард, хватая меня за руку, но я с рычанием отпихнул его от себя, как раз в тот момент, когда огромная и дурно пахнущая дерьмовая масса шлепнулась ему на плечо и ошметки от нее попали мне на грудь.

— Аррр, — прорычал я, вскинув голову и посмотрел в небо, откуда оно прилетело, и увидел знакомую сиреневоволосую девушку, сидящую на спине Грифона, который поднял хвост, и еще одна огромная куча фекалий полетела в мою сторону. Я попытался воспользоваться воздухом, дабы не дать им попасть в меня, но я до сих пор нахожусь в пределах действия запрета на магию, окружающего штаб-квартиру ФБР, поэтому не смог остановить их, и они обрушились на мое лицо, а я пошатнулся назад в отвращении и возмущении.

Я вытер глаза, вещество уже начало жечь и чесаться, когда я с яростным ревом нацелился на своих врагов.

— Да здравствует король дерьма! — кричала она.

— Схватить их! — крикнул я, когда ФБР поспешила привести себя в порядок, но девушка уже осыпала звездной пылью себя и Грифона, на котором сидела, и исчезла в эфире, когда рев вырвался из моих легких.

Я повернулся к прессе, обнаружив, что сотня камер направлена на меня, пока я пытался вытереть дерьмо с глаз, а жжение все усиливается.

Я поспешил к своей машине, крикнув Варду, чтобы он не отставал, когда водитель открыл мне дверь, и я прыгнул на заднее сиденье, срывая с себя пальто и вытирая глаза.

— Ох, папочка, как же стыдно, — откуда-то сбоку от меня произнесла Лавиния, и я обернулся, пытаясь найти ее, когда из моего носа повалил дым. — А если бы она попыталась убить тебя, то ты был бы мертвее мертвого, а я стала бы одинокой королевой. — Тут она рассмеялась, и я обхватил рукой ее горло, заставляя замолчать.