Губернатор появился на балконе прямо над лужайкой на виду у гостей за столом и горожанами. Его приветствовали оглушительными аплодисментами. Гости за столами хлопали стоя и с таким же воодушевлением, как и народ на лужайке.

Фазлул в ослепительно белой тунике, в штанах, отороченных серебром, в белой чалме с огромным сверкающим камнем на лбу, воздел руки, и на лужайку пала тишина. Он произнес несколько слов, которых Спенс не понял, а затем снова поднял руки, и празднование вспыхнуло с новой силой. Спенс догадался, что губернатор благословил собрание и рекомендовал насладиться праздником в полной мере. Короткое выступление очень понравилось народу, и они рьяно взялись исполнять высочайшее повеление.

Губернатор с женой — статной темноволосой красавицей в переливающейся бледно-зеленой одежде, — спустились по широкой лестнице, соединявшей балкон с террасой, и начали обходить гостей. Они ненадолго задерживались возле каждого, говорили несколько слов и двигались дальше. Дошла очередь и до наших путешественников.

Все трое стояли в нерешительности, пока губернатор представлял их жене:

— Вот люди, о которых я тебе говорил, дорогая. Они спасли Амбули и привели ее в город. Джентльмены, моя жена Сарала.

Прекрасная госпожа подняла сложенные вместе ладони и поклонилась им.

— Намасте, друзья мои. Спасибо за Амбули. Она, как вы уже догадались, любимица моего мужа. Мы рады, что вы посетили наш праздник. Надеюсь, нам удастся поговорить в другой обстановке. До нас так редко доходят новости из внешнего мира… — Она снова улыбнулась, и Спенсу даже почудилось, что дама подмигнула. — А гости бывают у нас еще реже. Нам надо основательно поговорить.

— Для нас это будет неизъяснимое удовольствие, — великосветским тоном ответил Аджани. Губернатор довольно сухо кивнул и отошел со словами:

— Надеюсь, вечер доставит вам удовольствие. Уверяю вас, такого вы еще не видели.

— Что-то его определенно сдерживало, — прошептал Спенс Аджани, когда Фазлул и Сарала отошли. — Ты заметил, он даже не посмотрел на нас, пока говорила его жена?

— Согласен. Довольно странно. — Аджани пожал плечами. — Не стоит задерживаться здесь. Мне будет спокойнее подальше от такого могущественного хозяина.

— А он в самом деле такой могущественный? Я не знаю, как мне с ним себя вести…

Аджани снова пожал плечами.

— Уверен, что мы делаем из мухи слона. Нет же ни одной причины, по которой мы могли бы попасть под подозрение.

— Может, и нет, но я чувствую опасность, когда он говорит с нами…

Внезапно перед террасой послышались странные звуки. Музыканты в костюмах с барабанами, тамбуринами и флейтами заиграли жуткую, потустороннюю музыку. Со всех сторон к ним спешили танцующие девушки.

— Кажется, нас ждет очередное выступление, — предположил Спенс.

— В Индии танцы — это образ жизни. Здесь все танцуют. Каждый танец имеет свое значение. Мы сейчас видим танец радости. Костюмы передаются от матери к дочери из поколения в поколение. Говорят, «хорошо танцевать —угодить богам».

Спенс с сомнением наблюдал за танцорами. Очень замысловатые жесты, шаги и движения под барабаны казались Спенсу скорее напыщенными, чем танцевальными. Но гибкие тела в девушек красочных одеяниях с обнаженными животами приводили его в восторг. Золотые ожерелья, серьги и кольца в носу сверкали в такт, пока девушки танцевали, сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее.

Один танец сменял другой. Иногда в круг выходили мужчины, иногда — женщины, а иногда — и те, и другие сразу. Слуги разносили еду. Аджани не уставал объяснять Спенсу, что именно лежит у него на тарелке, и насколько оно острое. Впрочем, относительно острыми оказались все блюда, и Спенс то и дело отхлебывал из бокала сладковатый ликер, напрасно считая напиток совсем не крепким.

В результате вскоре он уже смотрел на праздник блестящими глазами, мало что видевшими.

В паузе, образованной переменой блюд, на импровизированную сцену вышли актеры. Спенс ничего не понял в разыгранной драме и опечалился. То ли ликер был виноват, то ли пережитые за последние дни приключения, но настроение у него все падало, а шум и веселье, царившие вокруг, все больше раздражали его.

Аджани внимательно наблюдал за другом, и все же не уследил за ним, когда после очередного номера на сцене Спенс резко встал и вышел на лужайку, не сказав никому ни слова.

Гости за длинными столами давно смешались с прочими празднующими, так что на уход Спенса никто не обратил внимания. Он направился прямо в толпу, танцующую вокруг гигантского изображения зеленокожего шестирукого местного божества, и его закружил поток танцоров с факелами.

Спенс плохо контролировал свое состояние. Ему казалось, что он просто потерял интерес к пиршеству и пытался отыскать тихий уголок. Он прошел мимо ухмыляющихся статуй из папье-маше с похотливыми ухмылками на зеленых лицах, украшенных гирляндами, раздраженно стряхнул лепестки цветов с волос, и шел дальше, не отдавая себе отчета, куда направляется.

Он вспоминал Ари. С тех пор как они расстались в приюте недалеко от Бостона, он думал о ней постоянно. Что бы не происходило вокруг, Ари казалась ему важнее всего прочего.

Он чувствовал, что с ней происходит что-то очень плохое. Такие ощущения накатывались на него волнами, иногда даже в дороге. Казалось, она звала его. Вот и теперь, за обедом у губернатора, он вдруг ощутил боль в душе. Сомнений не оставалось: она попала в беду и нуждалась в помощи.

Он и с праздничного ужина сбежал лишь потому, что ощутил боль сильнее, чем прежде. Спенс был уверен: она где-то неподалеку, там, в зеленых холмах за городом, и она ждала его. Он слышал безмолвный зов все отчетливее.

Он побежал. Сначала по лужайке, потом через открытые ворота, через кишащие народом улицы Дарджилинга. Внутренний голос подстегивал его: найди ее! Ты ей нужен! Поторопись! Каждая минута на счету! Беги!

И он бежал.

Улицы города заполонила праздничная толпа, люди несли платформы с изображениями Брихаспати[6] к озеру. Там ждали небольшие баржи. Божество надлежало перегрузить на них, поджечь и отправить в плавание под огнями фейерверков. Праздник был в самом разгаре, танцующие и поющие горожане соперничали друг с другом. Каждая группа стремилась представить самое большое или богато украшенное изображение божества.

Подобно лососю, плывущему против течения, Спенс боролся с потоком людей, двигавшихся к дворцу. Им владела одна мысль: найти Ари. Найти, пока не поздно.

Он петлял среди толпы до тех пор, пока не наткнулся на темную и тихую улочку. Спенс постоял, глядя на уходящую вниз каменную мостовую. Внутренний голос твердил, что надо торопиться. Он послушно двинулся на зов.

Пройдя улицу до конца, он оказался на другом уровне города, существенно беднее, и не таком ухоженном, как центр. Улицы здесь стали уже, дома прижимались друг к другу. Большинство из них были пусты, их жители отправились на праздник.

Спенс шел быстро, иногда переходя на бег, лишь изредка останавливаясь, чтобы проверить, туда ли он идет. Он не знал, что все время смещается в сторону Чаурастхи, старого города.

Не заметив, он перешел несколько мостов, так и не услышав плеска холодной воды внизу. Последний мост отмечал границу Дарджилинга. Дальше лежал старый Чаурастхи — Город Снов.

Улицы круто ниспадали террасами, ступени мелькали под его ногами, а он продолжал двигаться на зов. Он не знал, куда направляется, но верил, что узнает, когда попадет туда. Он позволил ногам нести его, не слушая голоса разума.

Над готовой сияла полная луна. В городе наверху веселилась толпа горожан, но здесь, в старом городе, царила тишина. На редких облаках мелькали отблески тысяч факелов, но здесь было темно. Он остановился, прислушался, но услышал лишь свое хриплое дыхание да отдаленный лай случайной собаки.

Он пошел медленнее и пришел к мосту. Перешел через него и оказался перед храмом. Широкие деревянные ворота стояли открытыми. Спенс вошел.