— А… Э-э… Вы разве не помощник? Я думал…

— Нет, я только подменяю его. Помощник директора — мистер Вермейер.

Спенс ощущал себя дурак дураком. Теперь он хотел как можно быстрее исчезнуть, а лучше бы прямо на месте раствориться в этом ковре.

— Спасибо, — пробормотал он и медленно попятился. Дверь за ним закрылась, символизируя окончание эпизода. Он вздохнул и вернулся к себе в каюту еще более усталым, чем раньше.

Голова старика медленно поднялась. Больше всего он напоминал древнего ящера. Большие желтые глаза невозмутимо смотрели из-под полуопущенных век. Пожелтевшая кожа — по цвету и фактуре настоящий пергамент — обтягивала гладкий приплюснутый череп и складками висела на дряблой шее. На всей голове не осталось ни волоска; ни усов, ни ресниц, не говоря уже про волосы.

Гладкий лоб опоясывала тонкая полоса. Этот странный обруч пульсировал собственным фиолетовым светом, волны энергии прокатывались по нему, вспыхивали и тускнели.

Для Хокинга лицо виделось окутанным дымкой по сторонам, но в центре изображение оставалось четким и лишь по краям слегка размывалось. Старик пристально смотрел на него без эмоций, хотя внимательный наблюдатель заметил бы следы легкого презрения, впрочем, вполне понятные для существа столь преклонного возраста. Настоящий взгляд рептилии. Холодный. Совершенно не приспособленный для передачи человеческих эмоций.

У кого другого это лицо и хмурый вид собеседника вызвали бы, по крайней мере, страх, если не панику, но Хокинг привык.

— Орту, — он бестрепетно обратился к существу, произнося имя мягко и отчетливо. — Мы готовы к последней стадии эксперимента. Я нашел субъект с повышенной восприимчивостью к раздражителю и высокой степенью сопротивляемости. — Облизав губы, Хокинг ждал ответа. Время шло. Он даже засомневался было, услышал ли его старик. Но ответ все-таки пришел.

— Действуй, как я приказал. — Слова прозвучали ровно, но с необычной окраской — в них присутствовал едва уловимый акцент, но Хокинг не сумел разобрать, какой именно.

— Я думал, ты будешь доволен, Орту. Наконец-то мы можем начать. — Верхняя губа Хокинга дернулась в подобии улыбки. — Наконец-то!

— С какой стати мне быть довольным? Вас у меня много. — В голосе совсем не слышалось язвительности. — Чем тут быть довольным? Тем, что на это ушло столько времени? Тем, что ты испытывал мое неисчерпаемое терпение так долго? Что мои планы исполняют слабые существа, слишком глупые, чтобы осознать, насколько малую часть замысла составляет их работа? — Обруч на лбу старика ярко полыхнул.

Хокинг не моргнув глазом перенес этот всплеск сарказма.

— Я всего лишь осторожен в выборе субъекта. На этот раз я нашел ученого, специализирующегося по снам. Его зовут Рестон, и он довольно податлив. Ты не будешь разочарован, обещаю.

— Вот и хорошо, начинайте немедленно. — Орту закрыл глаза, и древняя голова снова опустилась.

— Будет сделано. — Хокинг прикрыл глаза, а когда снова открыл их, мерцающее изображение исчезло. Он сидел в кресле в своей полутемной каюте. Едва заметная улыбка скользнула по его почти неразличимым губам. Наконец, все было действительно готово. Можно начинать последнюю стадию…

Спенс, насвистывая, вышел из санитарного отсека. Сейчас он чувствовал себя намного лучше, чем в последние несколько недель. Отдохнул по-настоящему, бодр и весел. Всю ночь он проспал без единого сна, во всяком случае, он не видел тех снов, которые так его пугали: бесцветные, бесформенные, порождение какого-то чужого разума, которые силком впихнули ему в голову, заставляя дрожать даже во сне.

Беспокойство исчезло, и он очень надеялся, что больше не вернется. Скорее всего, его порождала адаптация к условиям станции. GM — крупнейшая из орбитальных центров развития; но и орбита у нее самая дальняя. Собственно, это первая в мире космическая колония, удаленная от Земли на триста двадцать тысяч километров, расположенная в пятой точке либрации, как говорят астрофизики. Сама мысль о подобном расстоянии от материнской планеты иногда довольно серьезно действовала на вновь прибывших. У некоторых отмечались симптомы клаустрофобии; другие становились без причины нервными и раздражительными, жаловались на плохие сны. Проблемы возникали не сразу, медленно развиваясь в течение первых недель и месяцев, и имели мало общего с обычной космической усталостью, о которой говорили ветераны на пятом или шестом году. Здесь было что-то совсем иное.

Поэтому Спенс гордился собой, что пережил самое худшее и прошел через это. Он растерся горячим влажным полотенцем, удаляя синюю пыль дезинфицирующего средства, и бросил полотенце в утилизатор. Надел свежий сине-золотой комбинезон и направился в лабораторию, чтобы привести в порядок записи последних дней.

В лаборатории он обнаружил доктора Тиклера, сгорбившегося над рабочим столом в окружении наваленного вокруг электронного оборудования.

— Доброе утро, — дружелюбно поздоровался Спенс. На самом деле никакого утра не существовало, но местные обитатели придерживались иллюзии смены времени суток, пока станция поворачивалась вокруг своей оси за двенадцать часов. Так было проще.

— О, доброе утро, сэр. — Тиклер обернулся и теперь внимательно рассматривал Спенса. Он не снял оптический обруч, делавший его глаза похожими на две стеклянные дверные ручки с пятнами краски.

— Что у вас тут произошло?

— Сканер сломался. Ничего серьезного. Я решил воспользоваться случаем и привести его в порядок.

Спенс уловил легкую укоризну в тоне Тиклера и тут же вспомнил, что пропустил рабочий сеанс прошлой ночью.

— Да, мне жаль. Я… я не очень хорошо чувствовал себя вчера. Заснул. И вас не предупредил.

— А раньше? — Тиклер снял наглазник и продолжал изучать Спенса. Пока Рестон придумывал подходящий ответ, его ассистент пожал плечами и сказал: — Да мне-то без разницы, доктор Рестон. Дел у меня и так хватает, и к тому же я в любой момент могу найти другого шефа, который будет воспринимать меня всерьез. А вот вам будет непросто найти помощника, когда все уже занимаются делом. Вы, похоже, забросили свой проект?

Спенсу оставалось лишь молча кивнуть.

— Я так и думал. Впрочем, это ваше право, только мне это не нравится. Я уважаю вашу работу, доктор Рестон, и, естественно, хочу, чтобы мою тоже уважали. Вот теперь вы в курсе моих сомнений, — он немного натянуто улыбнулся. — Надеюсь, мы поняли друг друга, я уверен, что больше проблем не возникнет.

— Вы правы, — машинально ответил Спенс. Он чувствовал себя школьником, которого отругали за частые опоздания. Этого было вполне достаточно, чтобы испортить ему настроение, но в словах Тиклера прозвучало еще кое-что. Спенс ненавидел, когда ему напоминали, что он попал в GM только благодаря щедрому гранту и теперь не может устанавливать свои собственные направления исследований, если они не вписываются в рамки гранта. Разумеется, у него не было собственных средств, по крайней мере, в достаточном объеме, чтобы оплатить самую маленькую лабораторию на борту космической станции, не говоря уже о GM. Он оказался здесь только благодаря своему уму и доброму отношению Совета по развитию GM.

— Я обещаю, что больше никаких недоразумений не случится, — пробормотал Спенс и с некоторой поспешностью предложил: — Давайте начнем с того, что должны были сделать вчера вечером.

Пока они готовили лабораторию к следующей серии экспериментов, душевное состояние Спенса пришло в норму, вернулось нечто похожее на утреннюю бодрость. Он действительно чувствовал себя лучше, чем в последние несколько недель. А ведь могло обернуться и по-другому, потребуй Тиклер смены руководителя. Мало того, что это означало бы замедление, если не остановку, работы, Спенс предстал бы перед Советом в невыгодном свете.

В конце концов, он даже ощутил некоторую признательность Тиклеру за выговор. Ведь он давно ждал чего-то подобного, даже нуждался в выволочке, чтобы снова сосредоточиться на работе. Да и Тиклера стоило пожалеть: немолодой уже ученый с докторской степенью C-уровня вынужден работать ассистентом, в то время как люди помоложе уверенно занимают места, на которые он мог бы претендовать. Определенно, его есть за что пожалеть.