Спенс вошел в овальный дверной проем и оказался внутри крассила, тесно уставленного необычными предметами. Поражало то, что выглядели они как новые, словно владельцы вышли ненадолго и скоро вернутся за оставленным добром.

То, что видел перед собой Спенс, с трудом поддавалось описанию. Многие предметы настолько органично вписывались в интерьер, словно их вырастили прямо здесь каким-то особым методом. Спенс подумал, что большинство марсианских артефактов казались такими естественными, словно их не изготавливали вручную или с помощью каких-то приспособлений.

В голове Спенса тут же зароились дикие теории о происхождении марсианской цивилизации. На Земле человек произошел от млекопитающих, но вовсе не обязательно эволюция на Марсе следовала этим путем. Марсиане вполне могли оказаться ботанической вершиной марсианского древа жизни, или произошли от рептилий — он еще не решил, на кого больше походит Кир — на растение или на ящера. А может, они и вовсе продукт невероятного синтеза растительного и животного мира.

Кир занялся, как решил Спенс, инвентаризацией, а землянин бродил среди странного скопления причудливых и завораживающих предметов, назначение которых можно было угадать, только дав волю фантазии. Он смотрел во все глаза, словно слепец, которому вдруг вернули зрение.

Арочный проем вел в другое помещение, не такое большое. Там внутри на грубом каменном постаменте стоял большой изящный предмет, который сразу же привлек внимание ученого. На первый взгляд предмет напоминал тонкие, переплетенные, полупрозрачные крылья. Он шагнул ближе и скульптура — если это, конечно, можно назвать скульптурой, — мгновенно озарилась розовым светом и начала медленно двигаться.

Спенс наблюдал, как на прозрачной поверхности выступили новые цвета: желтый, синий и зеленый. Они смешивались, пока сама форма и цвет не стали единым целым, переливаясь множеством оттенков.

Спенс замер на месте перед этим волшебством. Он не мог отвести глаз от скульптуры. Существо, которое она изображала, или которым являлась, медленно вращалось, образуя при каждом новом угле зрения новые сочетания формы и цвета, и каждое было прекрасней предыдущего. На Спенса неожиданно накатила тоска, такая сильная, что граничила с блаженством.

Он понял, что чувство вызвано неземной красотой творения. Ничего столь же прекрасного ему в жизни видеть не приходилось. Он знал, что люди испытывают подобные эмоции при виде великих произведений искусства, или слушая любимую музыку. Сам он такого опыта не имел, подобные переживания казались ему чуждыми и надуманными, видимо, поэтому сейчас был не готов к встрече с прекрасным, а буря эмоций сбивала с толку.

Он не мог оторвать взгляд от изображения, скульптура прочно привязала его к себе чудесными цепями. Он чуть не потерял сознание от восторга.

Вот, думал Спенс, именно это чувствовали поэты, любовь, которая сжигает своих адептов в пламени экстаза. Наверное, это блаженство — погибнуть вот так!

Раньше он представить не мог, чтобы рукотворное создание могло настолько поразить его. Сейчас он видел перед собой произведение непревзойденной красоты.

На глазах Спенса выступили слезы, а сердце чуть не разорвалось, когда сухие реки его души превратились в потоки слез. Его глубинные переживания вырвались наружу. Ему хотелось прыгать, танцевать, петь, плакать, и кричать одновременно. Он даже услышал странную музыку, звенящую в его ушах, и не сразу понял, что это его собственный голос, дающий свободный выход крайнему восхищению в неожиданной песне.

Скульптура, словно почувствовав его радостное волнение, в ответ начала двигаться быстрее. Причудливые тени кружились и менялись, сплетались и расходились в немыслимых сочетаниях.

Она казалась живой, становясь все больше и светлее, испуская вспышки света и принимая формы, настолько прекрасные, что невозможно было смотреть.

Спенс не вытерпел. Он закрыл глаза, но все еще чувствовал переливы чудесных красок и полутонов. Голос рядом сказал:

— Это Соа Локири.

Спенс повернулся и увидел Кира. Он не знал, как давно он стоит тут.

— Красиво… — заворожено протянул Спенс и бросил короткий взгляд на статую. — Что значит «Соа Локири»?

— Создатель звезд. Творец. Это произведение искусства, посвященное Дал Эльне, созданное рукой одного из наших величайших скульпторов, Бхарата.

— Творец, — проговорил Спенс. Это слово он уже знал. — Это название. А Дал Эльна?

Кир склонил голову набок, разглядывая Спенса.

— Дал Эльна — Вездесущий.

— Ты имеешь в виду Бога?

Кир покачал головой.

— В твоем сознании не было определения этого слова. Оно мне незнакомо.

Жестокое чувство вины заставило Спенса согнуться. Конечно, слово не имело для Кира значения потому, что оно не имело значения для Спенса. Какими бы средствами Кир не изучал английский язык , он пользовался лишь семантически определенными образами. Бог для Спенса был пустым словом. А значит, для Кира оно не имело смысла.

— Словом «Бог» люди пытаются описать весь мир.

Кир продолжал смотреть на него.

— Ничто в жизни не трогало меня так, как творение Бхарата. Он — великий художник. От него остались другие работы?

— Нет. Но это лучшее из созданного им. И только оно пережило Сожжение.

— Вот беда! Я бы очень хотел посмотреть еще… — он снова взглянул на скульптуру. Теперь ему казалось, что в глубине ее он видит горячие точки звезд, рождающиеся планеты, миры, вызванные к жизни Творением, и многое другое. — Когда я смотрю на нее, мне кажется, я начинаю понимать суть мира… но только кажется.

— В этом и гений Бхарата. Он отобразил тайну Дал Эльны и дал визуальное выражение величайшей истине наших философов: Ри шилл дал кеду кри. Это означает: «Во множестве Одно».

Спенс повторил слова, медленно покачав головой.

— Тебе придется объяснить. Кажется, я не понимаю.

— Много сотен жизней назад наши философы свели все свои теории к этой единственной аксиоме. Проще выразить ее невозможно. Но я подумаю, как объяснить тебе.

Они молча покинули нишу и кинетическую скульптуру. Спенс вышел на цыпочках, как священник, покидающий святая святых. Он ощутил острую тоску, почти одиночество, как будто сам отказался от присутствия Божества. Он чувствовал себя потерянным.

На пороге он повернулся, чтобы кинуть последний взгляд на Соа Локири, но ниша была темной, а призрачный объект неподвижным. Теперь он задавался вопросом, а правда ли он видел все эти переливы света, эти удивительные цвета. Сердцем он понимал, что ему довелось встретиться с шедевром, и эта встреча изменила его.

… Кэролайн Сандерсон попросила ручку и бумагу. Такого за все одиннадцать лет, проведенных ей в Холиок-Хейвен, никто не помнил. Эта простая просьба привела к неожиданному результату. Сотрудники приюта бросились исполнять ее, спеша и натыкаясь друг на друга. Миссис Сандерсон, жена директора Центра развития Дженерал Моторс, представлялась врачам крайне сложным и важным пациентом.

Из всех здешних постояльцев она выглядела, с одной стороны, вполне здоровой, а другой стороны — самой больной, все зависело от случая. Нередко она выглядела удивительно спокойной, называла всех по именам и выделялась среди других пациентов живым обаянием. Но хорошие дни сменялись периодами крайней тоски и депрессии. Чем лучше она себя чувствовала в спокойные периоды, тем хуже — в периоды черной тоски.

Когда на нее находили приступы безумия, очаровательная утонченная женщина превращалась в отдаленное подобие человека. Ее личность словно распадалась; она не узнавала никого, не помнила, кто она и где находится. В такие моменты она считала, что некая странная сила овладевает ей и крадет ее рассудок.

Вот почему, когда она попросила ручку и бумагу, сотрудники из кожи вон лезли, спеша выполнить ее просьбу. Все посчитали, что это знаменует начало хорошего периода, а таких в прошлом году было немного.