— Ну, теперь мы наконец объяснимся, — сказал Босир.

— Зажгите лампу и не говорите так громко, — отвечал ему Португалец на прекрасном французском языке, в свою очередь зажигая стоявшую на столе свечу.

Босир пробормотал несколько слов, на которые никто не обратил внимания. Португалец сел на место банкомета. Все проверили, хорошо ли закрыты ставни, занавеси и двери; затем молча расселись по местам, поставив локти на сукно стола и приготовившись жадно слушать.

— Я должен сделать одно сообщение, — начал Португалец, — к счастью, я подоспел вовремя, так как господин де Босир сегодня вечером был настолько болтлив и невоздержан на язык…

Босир хотел протестовать.

— Ну, тихо! — сказал Португалец. — Нечего говорить попусту. Вы сказали сегодня много слов более чем неосторожных. Вы проведали про мою идею — прекрасно. Вы человек умный и могли угадать ее. Но мне кажется, что самолюбие никогда не должно брать верх над выгодой.

— Я не понимаю вас, — отвечал Босир.

— Мы не понимаем, — повторило, как эхо, почтенное собрание.

— Именно так. Господин де Босир пожелал доказать, что он первый придумал это дело.

— Какое дело? — спросили заинтересованные слушатели.

— Дело о двух миллионах! — напыщенным тоном воскликнул Босир.

— О двух миллионах! — повторили все.

— Прежде всего, — поспешил заметить Португалец, — вы преувеличиваете… Дело не может быть настолько крупным, и я вам это сейчас докажу.

— Никто здесь не понимает, что вы хотите сказать! — добавил банкомет.

— Да, но мы тем не менее все обратились в слух, — добавил другой член шайки.

— Говорите первый, — сказал Босир.

— Охотно.

И Португалец налил себе большой стакан оршада и спокойно выпил его, ни на минуту не изменяя своим повадкам хладнокровного человека.

— Знайте, — начал он, — я говорю это не для господина де Босира, что ожерелье стоит не больше полутора миллионов ливров.

— А! Дело касается ожерелья, — сказал Босир.

— Да, разве не его вы имели в виду?

— Может быть, и его.

— Ну вот он теперь будет скрытничать, после того как был нескромен!

И Португалец пожал плечами.

— Я с сожалением вижу, что вы говорите тоном, который мне не нравится, — сказал Босир с задором петуха, рвущегося в бой.

— Постойте, постойте, — отвечал Португалец, по-прежнему сохраняя хладнокровие, точно он был из мрамора. — Вы потом сообщите нам то, что имеете сказать, а я буду говорить первым… Время не терпит, так как вам должно быть известно, что посол приезжает самое позднее через неделю.

"Дело запутывается, — мелькнуло в мозгу остальных членов, которые слушали с трепетным интересом. — Ожерелье, полтора миллиона ливров, какой-то посол… Что все это значит?"

— Вот все дело в двух словах, — продолжал Португалец. — Господа Бёмер и Боссанж предложили королеве бриллиантовое ожерелье в полтора миллиона ливров. Королева отказалась от него. Ювелиры не знают, что с ним делать, и прячут его. Они находятся в большом затруднении, так как, чтобы купить ожерелье, надо обладать королевским состоянием. Ну а я нашел августейшую особу, которая купит это ожерелье и извлечет его на свет из сундука господ Бёмера и Боссанжа.

— И это?.. — спросили члены общества.

— Это моя всемилостивейшая государыня королева Португальская.

И Португалец гордо приосанился.

— Мы понимаем теперь еще меньше, чем прежде, — заявило собрание.

"А я не понимаю решительно ничего", — подумал Босир.

— Объяснитесь определеннее, дорогой господин Мануэл, — сказал он. — Наши частные расхождения должны отступить перед общей выгодой. Вы отец этой идеи, я искренне признаю это. Я отказываюсь от всех отеческих прав на нее, но, ради Бога, говорите яснее.

— В добрый час, — сказал Мануэл, осушая второй стакан оршада. — Я сейчас объясню, в чем дело.

— Мы уже знаем, что существует ожерелье, стоящее полтора миллиона ливров, — заметил банкомет. — Это важный пункт.

— И что это ожерелье находится в сундуке господ Бёмера и Боссанжа, — продолжал Босир. — Вот второй пункт.

— Но дон Мануэл сказал, что ожерелье покупает ее величество королева Португальская. Вот что нас сбивает с толку.

— А между тем ничего не может быть яснее, — отвечал Португалец. — Надо только хорошенько вникнуть в мои слова. Место посла свободно и еще никем не занято. Новый посол господин да Суза приедет самое раннее через неделю.

— Хорошо! — сказал Босир.

— А за эту неделю кто может помешать послу, которому не терпится поскорее увидеть Париж, приехать и водвориться в посольстве?

Слушатели переглянулись, открыв от изумления рты.

— Да поймите же, — поспешно воскликнул Босир, — дон Мануэл хочет сказать, что может приехать настоящий посол, а может и фальшивый!

— Вот именно, — подхватил Португалец. — Если посол, который явится, пожелает приобрести ожерелье для ее величества королевы Португалии, разве он не имеет на это права?

— Черт возьми, конечно! — воскликнули слушатели.

— И тогда он вступит в переговоры с господами Бёмером и Боссанжем. Вот и все.

— Действительно, это так.

— Но только после переговоров надо платить, — заметил банкомет, который вел игру в фараон.

— Да, несомненно, — отвечал Португалец.

— Господа Бёмер и Боссанж не допустят, чтобы это ожерелье оказалось в руках посла, будь он даже настоящий Суза, не обеспечив себя солидными гарантиями.

— О, я уже подумал об одной гарантии, — заметил будущий посол.

— О какой же?

— Мы ведь сказали, что посольство пустует?

— Да.

— В нем остался один только правитель канцелярии, добродушный француз, который говорит по-португальски так же плохо, как и светские люди, и поэтому приходит в восторг, когда португальцы говорят с ним по-французски, ибо он тогда не страдает, не понимая их. А когда французы говорят с ним по-португальски, тогда он может блеснуть.

— Так что же? — спросил Босир.

— Так вот, господа, мы явимся к этому добряку под видом нового состава посольства.

— Под видом — это хорошо, — заметил Босир, — но грамоты значат больше.

— Будут и грамоты, — лаконично заметил дон Мануэл.

— Нельзя не признать, что дон Мануэл — неоценимый человек, — заметил Босир.

— Когда наше обличье и необходимые бумаги заставят канцеляриста поверить в подлинность явившегося персонала, мы поселимся в доме посольства.

— О, это уж чересчур! — прервал Босир.

— Это необходимо, — продолжал Португалец.

— Это очень просто, — поддержали его остальные.

— А этот канцелярист? — заметил Босир.

— Мы уже сказали, что он поверит.

— Ну а если он случайно выкажет наклонность стать менее доверчивым, то мы уволим его за десять минут до того, как у него возникнут сомнения. Я полагаю, что посол имеет право сменить своего чиновника?

— Очевидно.

— Итак, мы занимаем дом посольства, и нашим первым делом будет нанести визит господам Бёмеру и Боссанжу.

— Нет, нет, — с живостью перебил Босир, — вы, по-видимому, не знаете одного главного условия, которое я, бывавший при дворе, знаю хорошо. Оно заключается в том, что подобная операция не может быть проделана послом, прежде чем он предварительно не будет принят на торжественной аудиенции, а здесь-то, клянусь честью, и таится опасность. Знаменитый Ризабей, который был принят Людовиком XIV в качестве посла шаха персидского и имел наглость предложить его христианнейшему величеству в дар бирюзы на тридцать франков, — этот Ризабей, говорю я, был очень силен в персидском языке, и пусть черт возьмет меня, если во Франции нашлись бы ученые, способные показать ему, что он приехал не из Исфахана. А нас сейчас же узнают и скажут, что мы говорим по-португальски на чистом галльском наречии, и вместо того, чтобы принять наши верительные грамоты, нас отправят в Бастилию. Будем же осторожны.

— Ваша фантазия завлекает вас слишком далеко, дорогой коллега, — сказал Португалец. — Мы не станем подвергать себя всем этим опасностям и останемся в своем особняке.