Министры дружно зааплодировали этому патриотическому порыву короля, которого сам божественный Гораций не назвал бы в эту минуту Uxorius[13].

Лишь г-н де Калонн, знавший о затруднительном положении королевы, настаивал на выплате денег.

— Поистине, — сказал король, — вы проявляете большое участие к нам, чем мы сами. Успокойтесь, господин де Калонн!

— Королева упрекнет меня, ваше величество, в том, что я недостаточно ревностно ей служу.

— Я буду вашим защитником перед ней.

— Королева, ваше величество, просит только тогда, когда является крайняя необходимость.

— Если королева имеет необходимость, то, я надеюсь, она не так настоятельна, как нужда бедных. И ее величество первая с этим согласится.

— Ваше величество!..

— С вопросом покончено, — сказал решительно король. Он вновь взял перо и принялся за свои штрихи.

— Вы вычеркиваете это ассигнование, ваше величество? — проговорил в смущении г-н де Калонн.

— Вычеркиваю, — произнес величественно Людовик XVI. — И как бы слышу отсюда великодушный голос королевы, выражающий признательность за то, что я так хорошо понял ее сердце.

Господин де Калонн прикусил губу; Людовик, довольный этим героическим самопожертвованием, подписал все остальное со слепым доверием.

Затем он нарисовал великолепную зебру, окружив ее нолями, и повторил:

— Сегодня вечером я выиграл пятьсот тысяч ливров. Хороший день для короля, Калонн. Вы отнесете эту добрую весть королеве. Вы тогда сами увидите, вы увидите!

— Ах, Боже мой, ваше величество! — тихо проговорил министр. — Я был бы в отчаянии, если бы лишил вас удовольствия передать это сообщение. Каждому по заслугам.

— Хорошо, ответил король, — закроем наше заседание. Мы потрудились хорошо. На сегодня довольно. А вот и королева возвращается. Пойдемте ей навстречу, Калонн.

— Прошу прощения у вашего величества, но мне надо подписать бумаги.

И он со всей возможной поспешностью исчез в коридоре.

Король с сияющим лицом храбро шел навстречу Марии Антуанетте. Она напевала что-то в вестибюле, опираясь на руку графа д’Артуа.

— Мадам, — сказал король, — вы довольны своей прогулкой, не правда ли?

— Я в восторге, государь! А вы хорошо поработали?

— Судите сами: я выиграл вам пятьсот тысяч ливров.

"Калонн сдержал слово", — подумала королева.

— Представьте себе, — продолжал Людовик XVI, — Калонн требовал для вас кредита на полмиллиона.

— О! — воскликнула с улыбкой Мария Антуанетта.

— А я… я его вычеркнул! И вот пятьсот тысяч ливров, выигранных одним взмахом пера.

— Как вычеркнули? — проговорила, бледнея, королева.

— Бесповоротно! И этим я оказал вам большую услугу. Прощайте, мадам, прощайте.

— Государь, государь!

— Я страшно голоден. Я иду к себе. Не правда ли, я вполне заработал свой ужин?

— Государь, выслушайте меня!

Но Людовик XVI подпрыгнул на месте и убежал, сияя от своей шутки и оставив королеву ошеломленной, онемевшей и растерянной.

— Брат мой, пошлите за Калонном, — проговорила она наконец графу д’Артуа. — Это какая-то злая проделка.

В эту минуту королеве подали записку от министра:

"Вашему величеству уже известно, что король отказал в ассигновке. Это непостижимо, Ваше величество; я покинул совет больной и подавленный горем".

— Прочитайте, — сказала она, передавая записку графу д’Артуа.

— И еще находятся люди, утверждающие, что мы расхищаем финансы, сестра моя! — воскликнул принц. — Вот так поступок…

— Поступок супруга, — тихо проговорила королева.

— Примите выражение моего соболезнования, дорогая сестра. Это послужит мне предостережением. Ведь и я намеревался просить завтра.

— Пусть пошлют за госпожой де Ламотт, — сказала королева после долгого размышления, обращаясь к г-же де Мизери. — Где бы она ни была, и немедленно.

Курьер, отправленный в Париж за г-жой де Ламотт, нашел графиню — или, вернее, не нашел ее — у кардинала де Рогана. Жанна поехала к его высокопреосвященству. Она там обедала, потом ужинала, беседуя о злосчастном платеже, в то время, когда курьер спросил, нет ли графини у г-на де Рогана.

Швейцар, будучи человеком ловким, ответил, что его высокопреосвященство отсутствует и что г-жи де Ламотт в особняке нет, но сообщить ей о поручении королевы будет чрезвычайно просто, так как графиня, вероятно, пожалует сегодня вечером.

— Пусть она едет как можно скорее в Версаль, — сказал курьер.

Он отбыл, чтобы распространить то же сообщение во всех предполагаемых местах пребывания кочующей графини.

Как только посланный удалился, швейцар тут же исполнил поручение. Он послал свою жену предупредить г-жу де Ламотт, которая сидела у г-на де Рогана, где оба союзника на досуге философствовали по поводу превратностей, случающихся с большими деньгами.

Графиня с первых же слов поняла, что нужно ехать немедленно. Она попросила у кардинала пару хороших лошадей, он сам усадил ее в берлину без гербов; и пока он пытался обдумать это известие, графиня мчалась так быстро, что за час добралась до дворца.

Ее ждали и без задержки провели к Марии Антуанетте.

Королева сидела в своих покоях. Все приготовления для отхода ко сну были закончены, и ни одной женщины не было около нее, кроме г-жи де Мизери, которая сидела за книгой в маленьком будуаре.

Мария Антуанетта вышивала или делала вид, что вышивает, беспокойно ловя малейший звук извне, когда Жанна возникла на пороге.

— А, — воскликнула королева, — вот и вы! Тем лучше! Есть новость, графиня.

— Хорошая новость, ваше величество?

— Судите сами. Король отказал в пятистах тысячах ливров.

— Господину де Калонну?

— Всем. Король не хочет больше выдавать мне денег. Такие вещи случаются только со мной.

— Боже мой! — прошептала графиня.

— Это невероятно, не правда ли, графиня? Отказать, вычеркнуть уже сделанное представление! Ну, не будем больше говорить о том, чего уже не воротишь. Возвращайтесь как можно скорее в Париж.

— Хорошо, ваше величество.

— И скажите кардиналу, который с такой преданностью готов был доставить мне удовольствие, что я принимаю от него пятьсот тысяч ливров сроком до следующей ассигновки за три месяца. Это эгоистично с моей стороны, графиня, но так нужно… Я злоупотребляю его преданностью.

— Ах, ваше величество, — прошептала Жанна, — мы погибли: у кардинала нет больше денег.

Королева вскочила как от удара или оскорбления.

— Нет… денег!.. — пробормотала она.

— Ваше величество, господин де Роган получил вексель, о котором перестал уже думать. Это был долг чести, и он заплатил.

— Пятьсот тысяч ливров?

— Да, ваше величество.

— Но…

— Это последние его деньги. У него нет больше никаких источников.

Королева застыла, оглушенная несчастьем.

— Ведь я не сплю, не правда ли? — сказала она наконец. — Ведь это на меня обрушились все эти разочарования? Откуда вы знаете, графиня, что у кардинала нет больше денег?

— Он мне рассказывал об этом несчастье полтора часа назад. Оно тем более непоправимо, что эти пятьсот тысяч ливров были остатками его состояния.

Королева опустила голову на руки.

— Надо решиться, — сказала она.

"Как-то теперь поступит королева?" — подумала Жанна.

— Видите, графиня, это страшный урок. Это наказание за то, что я втайне от короля совершила сомнительный по своему значению поступок ради столь же сомнительного тщеславия или жалкого кокетства. У меня ведь, согласитесь, не было никакой необходимости в этом ожерелье.

— Это правда, ваше величество, но королева считается только со своими потребностями и склонностями.

— А я хочу прежде всего считаться со своим спокойствием, со счастьем моего семейного очага. Достаточно этой первой неудачи, чтобы понять, скольким неприятностям я себя подвергла и как полон несчастьями был избранный мною путь. Я отрекаюсь от него. Пойдем теперь открыто, свободно, просто.