В этой шахматной партии, разыгрываемой в открытую, была ставка, о которой не подозревал один из игроков, и надо сознаться, игроком этим был г-н де Крон.
Как мы уже сказали, он в Калиостро видел только шарлатана и не знал, что это адепт. Столько людей споткнулись о камни, разбросанные философией на пути монархии, только потому, что не заметили их.
Господин де Крон ждал от Калиостро разоблачений, связанных с ожерельем и проделками г-жи де Ламотт, и это давало Калиостро преимущество перед ним. С другой стороны, он имел право допрашивать, сажать в тюрьму, и это было его важное преимущество.
Он принял графа с видом человека, сознающего свою значительность, но желающего быть вежливым с каждым, даже и не столь необыкновенным человеком.
Калиостро держался настороже. Ему хотелось казаться вельможей — единственная слабость, которую ему выгодно было позволить подозревать в себе.
— Сударь, — сказал ему начальник полиции, — вы просили у меня аудиенции. Я нарочно для нее приехал из Версаля.
— Сударь, я полагал, что вам будет небезынтересно расспросить меня о том, что происходит, и, как человек, которому известны ваши заслуги и вся важность ваших обязанностей, я пришел к вам.
— Расспросить вас? — проговорил г-н де Крон, разыгрывая удивление. — Но о чем, сударь, и в качестве кого?
— Сударь, — прямо заявил Калиостро, — вы заняты г-жой де Ламотт и исчезновением ожерелья.
— Уж не нашли ли вы его? — насмешливо спросил г-н де Крон.
— Нет, — серьезным тоном произнес граф. — Но если я и не нашел ожерелье, то, по крайней мере, знаю, что госпожа де Ламотт жила на улице Сен-Клод.
— Напротив вашего дома, сударь; я тоже это знал, — сказал начальник полиции.
— В таком случае вам известно, что делала госпожа де Ламотт… Тогда не будем более говорить об этом.
— Наоборот, — с равнодушным видом промолвил г-н де Крон, — поговорим.
— О, это имело значение только по отношению к малютке Олива, — сказал Калиостро, — но поскольку вам все известно о госпоже де Ламотт, мне нечего больше сообщить.
При имени Олива г-н де Крон вздрогнул.
— Что вы сказали про Олива? — спросил он. — Кто эта Олива?
— Вы не знаете? Эта особа очень примечательная, и я удивляюсь, что мне приходится сообщать вам о ней. Вообразите себе хорошенькую девушку: красивая фигура, голубые глаза, безукоризненный овал лица — ну, словом, тип красоты, несколько напоминающий внешность ее величества королевы.
— А, — сказал г-н де Крон, — и что же?
— Так вот, эта девица вела дурную жизнь, что огорчало меня; она когда-то служила у одного старого моего друга, господина де Таверне…
— У барона, который на днях умер?
— Именно у того самого, который умер. Она, кроме того, принадлежала одному ученому — вы его не знаете, господин начальник полиции, — и он… Но я отклоняюсь и замечаю, что начинаю надоедать вам.
— Наоборот, прошу вас продолжать, сударь. Эта Олива, говорите вы…
— Вела дурную жизнь, как я имел честь доложить вам. Она жила почти в нищете, с одним бездельником, своим любовником, который обирал и бил ее. Словом, этот малый — такая дичь, которая чаще всего попадается вам, некий прохвост, которого вы едва ли знаете…
— Некто Босир, может быть? — спросил де Крон, довольный тем, что может показаться хорошо осведомленным.
— А, вы его знаете, это изумительно! — с восхищением проговорил Калиостро. — Отлично! Сударь, вы еще больше провидец, чем я. Так вот однажды, когда этот Босир сильнее обычного побил и обобрал эту девушку, она пришла ко мне искать убежища и защиты. По своей доброте я отвел ей первый попавшийся уголок во флигеле одного из своих особняков…
— У вас?.. Она была у вас? — с удивлением воскликнул г-н де Крон.
— Конечно, — ответил Калиостро, притворяясь в свою очередь удивленным, — почему же мне было не дать ей у себя приюта? Ведь я холост…
И он рассмеялся с добродушием, разыгранным так искусно, что г-н де Крон не заметил подвоха.
— Она была у вас? — повторил он. — Оттого-то так долго и искали ее мои агенты.
— Как, искали? — воскликнул Калиостро. — Эту малютку искали? Разве она сделала что-нибудь, чего я не знаю?
— Нет, сударь, нет; продолжайте, умоляю вас!
— Ей-Богу, я кончил. Я поместил ее у себя, вот и все.
— Да нет же, нет, господин граф, это не все, так как вы, кажется, недавно соединили имена Олива и госпожи де Ламотт.
— Да, из-за их соседства, — сказал Калиостро.
— Тут есть что-то другое, господин граф… Вы недаром сказали, что госпожа де Ламотт и мадемуазель Олива были соседками.
— О, я сказал это вследствие одного обстоятельства, которое излишне вам передавать. Нельзя же пересказывать первому сановнику королевства бредни праздного рантье.
— Вы меня заинтересовали, сударь, и больше, чем вы полагаете, потому что Олива, которую, по вашим словам, вы приютили у себя, я нашел в провинции.
— Вы ее нашли!..
— С господином де Босиром…
— Что ж, я так и думал! — воскликнул Калиостро. — Она была с Босиром? А, отлично! Отлично! Значит, напрасно я заподозрил госпожу де Ламотт.
— Как! Что вы хотите сказать? — спросил г-н де Крон.
— Я говорю, сударь, что, заподозрив в первую минуту госпожу де Ламотт, я полностью и окончательно признаю ее непричастность к этому делу.
— Заподозрили? В чем?
— Боже милостивый! Вы с таким терпением выслушиваете разные сплетни? Так знайте, что в то самое время, когда я начинал надеяться, что исправлю эту Олива, обращу ее к труду и честной жизни — я занимаюсь проповедью нравственности, сударь, — в это время кто-то похитил ее у меня.
— Похитил! У вас?
— У меня.
— Это странно.
— Не правда ли? И я готов был поручиться чем угодно, что это дело госпожи де Ламотт. Вот как бывают неосновательны людские суждения!
Господин де Крон приблизился к Калиостро.
— Послушайте, — сказал он, — прошу вас объясниться точнее.
— О сударь, теперь, когда вы нашли Олива с Босиром, ничто не заставит меня думать о госпоже де Ламотт, несмотря на ее настойчивое внимание, на обмен знаками, на переписку.
— С Олива?
— Да, конечно.
— Госпожа де Ламотт и Олива общались между собой?
— Наилучшим образом.
— Они виделись?
— Госпожа де Ламотт нашла для Олива возможность выходить каждую ночь.
— Каждую ночь? Вы уверены в этом?
— Насколько может быть уверен человек в том, что он видел и слышал.
— О сударь, вы даете мне такие сведения, что я за каждое слово готов заплатить по тысяче ливров! Какое счастье для меня, что вы сами делаете золото!
— Я его более не делаю, это обходится слишком дорого.
— Но вы друг господина де Рогана?
— Надеюсь.
— Так вы должны знать, насколько сильно замешан в его скандальном процессе этот дух интриг, носящий имя госпожи де Ламотт?
— Нет, я не желаю этого знать.
— Но, быть может, вам известно о последствиях этих прогулок Олива и госпожи де Ламотт?
— Сударь, есть вещи, которые осторожный человек должен всегда стараться не знать, — наставительным тоном сказал Калиостро.
— Я буду иметь честь спросить у вас только еще одно, — с живостью сказал г-н де Крон. — Имеете ли вы доказательства, что госпожа де Ламотт переписывалась с Олива?
— Хоть сотню.
— Какие же именно?
— Записки госпожи де Ламотт; она перебрасывала их Олива с помощью арбалета, который, вероятно, найдут в ее квартире. Несколько таких записок, обмотанных вокруг куска свинца, не достигли своей цели. Они падали на улицу, а мои люди или я подбирали их.
— Сударь, вы могли бы предъявить их на суде?
— Они такого невинного содержания, что я смело могу это сделать и не думаю, чтобы меня за это упрекнула госпожа де Ламотт.
— А… доказательства сговора и свиданий?
— У меня их тысяча!
— Назовите мне хотя бы одно, прошу вас.
— Вот наилучшее доказательство: по-видимому, госпожа де Ламотт нашла возможность проникать в мой дом, чтобы видеться с Олива; я сам видел там графиню именно в тот день, когда молодая особа исчезла.
